одного бойца, мечтавшего стать мучеником.

А Абир Гхула осталась жива.

Что же делать? Отправить нового посланца? Или не надо? Для такого рода миссий они и предназначались, но после того, как ФБР предприняло облаву, оставшиеся были наперечет. К тому же двое из них – Юсеф и Джихад Джонс – необходимы на следующем этапе.

Он нажал кнопку вызова. Проклятие, звон в ушах никак не проходил.

Появился Саргон.

– Фарука больше нет, а лицемерка жива, – нараспев произнес Глухой Мулла.

– Ее часы сочтены, – отозвался вошедший.

– Так же, как и твои.

– Слушаю и повинуюсь.

И, не говоря больше ни слова, Саргон Непогрешимый покинул комнату, чтобы больше туда не возвращаться.

Ибо его обязанностью было подготовить «Меч Аллаха» к запуску.

Глядя на электронные минареты на своем терминале, Глухой Мулла начал продумывать коммюнике, после которого безбожники поймут, что кара Аллаха близка.

Джихад Джонс гнал по шоссе учебную ракету, а Юсеф Гамаль смотрел на спидометр.

– Когда наконец настанет моя очередь вести учебную ракету? – спросил он.

– Когда надо, – ответил египтянин.

– Почему ты всегда разговариваешь со мной таким тоном?

– Потому что ты всегда меня раздражаешь.

– Я хочу есть, – внезапно заявил Юсеф.

– Я тоже, – отозвался Джихад.

– В двух милях отсюда есть рыбный ресторан. Поскольку я могу в любой момент умереть, мне хотелось бы перед смертью поесть рыбы.

– Я сам не прочь попробовать креветок.

– Я не ем ракообразных, – ответил Юсеф. – Я принадлежу к школе «ханафи». Нам нельзя есть ракообразных.

– Я предпочитаю учение «шафейи». Для нас ракообразные – это халалъ. Мы их едим и говорим: Аль-хамдулиллах!

– Вот, а все твое учение! – хмыкнул Юсеф, когда Джихад с трудом развернул большой серебристый автобус.

– Евреям тоже нельзя есть ракообразных, – помолчав, отозвался Джихад.

– Я-то тут при чем? – раздраженно выпалил Юсеф, всей душой желая, чтобы этот сын крестоносца перестал наконец его оскорблять.

– Я просто указываю на общеизвестный факт. Евреи не едят ракообразных. И ты не ешь. Возможно, здесь есть какая-то связь. Я, конечно, не знаю, не могу сказать. Я просто размышляю вслух.

– Размышляй лучше про себя, – отозвался Гамаль. – Я думаю о другом.

– И о чем же?

– Если мы должны пилотировать ракету под названием «Меч Аллаха», то почему же Саргон заставляет нас тренироваться на обычном автобусе? Автобус ездит на колесах. А ракета мчится по воздуху.

– Не сомневайся, на то есть важная причина.

– Ясное дело, есть. Просто я пытаюсь понять, в чем она состоит.

– По правде говоря, я тоже, – откликнулся Джихад Джонс и затормозил у рыбного ресторана.

Юсеф взял с собой сотовый телефон. Саргон-Перс предупреждал, что аппарат всегда нужно носить при себе – на случай, если поступит срочный вызов.

Не успели Юсеф с Джихадом войти в ресторан, как по шоссе в направлении мечети аль-Бахлаван проследовал конвой из служебных машин ФБР и бронемашин.

Но правоверные этого не заметили.

Тамайо Танака не собиралась спокойно глотать эту пилюлю.

Главной героиней сюжета должна была стать она, а не какая-то там Абир Гхула. В противном случае она должна хотя бы познакомиться с ней.

Значит, придется с Абир Гхулой познакомиться – как это ни отвратительно.

И совсем не так уж легко.

С Абир Гхулой теперь хотели познакомиться все – особенно после сообщения о недавнем покушении на нее. Сама Первая леди со своей устрашающей политической мощью осудила эту попытку, в результате чего Гхула сделалась темой дня. И Тамайо Танаке следует эту тему разработать.

Поэтому она из своего вашингтонского отеля позвонила директору службы новостей в Бостон.

– Действуй, Тамми. Скрытая камера у тебя с собой?

– Вы же знаете, что я ее кладу под подушку.

– После вчерашней передачи тебе проходу не дадут на Манхэттене.

– Не беспокойтесь. Я надену какой-нибудь жуткий парик и темные очки.

– Постарайся затеряться в толпе азиатских репортеров. Их там сейчас, по всей видимости, пруд пруди.

– Все будет шито-крыто, – отозвалась Тамайо Танака. Она так законспирируется, что ее никто не узнает. Ни один человек.

Разве что родная мать.

Когда через полтора часа Танака высадилась на углу Бродвея и Западной Сорок четвертой улицы, тело как раз выносили. Труп террориста был закрыт покрывалом, но когда его загружали в поджидавшую машину «скорой помощи», он вдруг взмахнул рукой. Рукой тонкой и эластичной, как лапша. Рукав рубашки весь превратился в лохмотья, но, несмотря на вишневые пятна запекшейся крови, серо-голубой цвет формы почтовых служащих все-таки проглядывал.

Тамайо Танака засняла сцену «погрузки» скрытой камерой.

Затем, назвав стоявшим с каменными лицами агентам ФБР свой номер заказа в отеле, она на стеклянном лифте поднялась наверх, в зал регистрации.

Надо же! ФБР охраняло здание от почтальонов и прессы, и тем не менее гостиница – одна из лучших в городе – по-прежнему функционировала.

И любой желающий мог в ней поселиться.

– Я хотела бы поселиться как можно дальше от Абир Гхулы, – попросила Тамайо клерка. – Если она в нижних этажах, то дайте мне номер еще ниже, чтобы я успела эвакуироваться при взрыве бомбы. Вашим стеклянным лифтам я не доверяю. Они меня нервируют.

– Третий этаж подойдет?

– Вполне, – отозвалась Танака, подавив усмешку. По крайней мере, недолго придется искать.

В номере она вручила коридорному двадцать долларов в обмен на информацию о том, на каком этаже скрывается Абир Гхула.

– Правда, я не знаю номера ее комнаты, – замялся коридорный.