скажете, мятежнички?
— Это хорошая попытка, — одобрительно сказал Бояринов. — Посмотрим, что выйдет. Мятежнички, дорогуши, провести перекличку.
— Впечатление такое, что ты заранее знаешь результат, бригадир, — сказал Кребень.
— Не знаю, — сказал Бояринов. — Самому любопытно. Всем моим, на шипоносце! Что скажете, аяксы?
— Да кэп! — в сердцах сказал старший офицер 'Ямахи' кавторанг Цуладце. — Как о нас думаешь, вай мэ?! Давай выключай кино и продолжаем нести службу! Какой такой смещены со своей должности! Э, усатый! Ты кето такой?
Кребень игнорировал очередной восклик эмоционального кавторанга. Он ждал.
— Заткнись, милый, — попросил Цуладце Бояринов. — Когда надвигается глас народа, боги должны молчать. Шипоносец, на связь!
— Двигатель. Командир, кто нам там все каналы забил? Отключите нас от эфира, сами разбирайтесь, двигатель занят. Футбол же, кэп, не мешайте!
— Огонь один. Капитан Бологое, старший расчета. Войсковому атаману Кребню. Ответ отрицательный. Вашему приказу не подчиняемся, просим освободить частоту. Флаг огонь один.
— Огонь два — Данчик, дорогуша, да пошли ты его, да и дело с концом.
— Огонь три — ребята, го-ол! (Другой голос) Ответ отрицательный, пусть лучше скажет, куда девал сокровища убиенной нашей Мамы. Ежику ясно, что они там, псы, Маму присадили.
— Огонь четыре, Дан, не клепай нам мозги, отключи этого Еребня от эфира, а то девочек тут уже тошнит.
— Господин войсковой атаман, как командир гарнизона 'Ямаха', я приношу вам свои извинения за порочащие вашу честь и достоинство непарламентские высказывания, допущенные моими подчиненными. У некоторых из них возникли серьезные проблемы с перемещениями по Галактике и они несколько взбудоражены; тем более, извините, вы со своими пришли к Погосту воистину не вовремя — сегодня футбол. Война войной — футбол футболом, — сложно сказал Бояринов. Неравномерно покрасневший (на экране) Кребень вежливо кивнул. Цуладце сунул Бояринову листок пластика. Кребень очень бы хотел посмотреть, что там было написано. А написан там был всего-навсего счет после первого тайма 'Реал' (Мадрит) — 'Спартак' (Бирюлево). Кребень действительно появился не вовремя.
— Я только одно хочу взять в толк, бригадир, — сказал Кребень терпеливо. — Ну, мятеж, неподчинение приказу, хамство непосредственному начальнику, — я это понимаю, это нормально. Футбол, опять же. Но вот смысл-то какой? Ну пойду я вас брать на абордаж. Накидаем пачек друг другу. Вряд ли вы меня всего потопите. Да нет, ну хорошо, ну потопите вы меня всего. А дальше-то? Стоять над пропастью во ржи до скончания активной массы в питателях? Но я ведь просто перекрою сектор, вызову из Центра платформу со звездным деструктором, через месяц ее приведут и я бабахну по вас и по Мешку одновременно, — из мертвой зоны. Что вы выигрываете, я не понимаю — месяц времени?
— Объяснить ему, мальчики? — спросил в сторону от камеры Бояринов. Кребень не слышал, ответили ли ему что-то, громогласный грузин, во всяком случае, промолчал. — Ну попробую. Слушайте, атаман, а вы сами так таки и не понимаете, что в Мешке люди, а, господин войсковой атаман? Ну как бы вам это объяснить… Дети там, женщины… Вот, на хер, как просто у вас выходит! Дали вам приказ, и ну вы его выполнять, как подорванный…
Кребень был вынужден признать, что известный ниггер и педрила Бояринов недаром выслужил бригадира и четыре года как водит 'Ямаху'. Ответить нечего. Нужно убивать.
— Хватит, наверное, — задумчиво сказал Кребень. — Чего там порожняка гонять… Бригадир Бояринов! Объявляю вас мятежником. На 'Ямахе'! Всем моим! Приказываю арестовать офицерский состав шипоносца и лечь в дрейф, ожидая моего прибытия. В противном случае я уничтожу шипоносец. Как это, блин, не прискорбно. В последний раз предупреждаю.
— Господин войсковой атаман, — сказал Бояринов. — Я забыл сразу сказать… Дело в том, что у меня на корабле произошли некоторые кадровые изменения… Одним словом, вряд ли команда выполнит ваш приказ. Я его не скрываю, ретрансляция нашей беседы идет прямиком в помещения… дело в том, что я, мятежник Бояринов, здесь, на 'Ямахе', кажется, самый добропорядочный гражданин. Все остальные — объявленные в общегалактический розыск преступники. Господин Кребень, на шипоносце находятся только выпускники жмеринской Школы. Им терять нечего, ну а я, по старой памяти, принял их на службу… Не обижайтесь, Кребень, вы не виноваты.
Кребня как обухом по лбу присадили.
— Где армейцы? — спросил он. — Где они?
— Я их списал на берег. По собственному желанию. Обеспечил транспортом. Правда без связи. Мало ли. А некоторые остались. Многие. Вот, например, летчик-космонавт, капитан второго ранга Цуладце. Господин войсковой атаман, ну сами подумайте, Центр Галактики — далеко, нам тут до ваших высоких сфер — как мужику забеременеть, мы здесь, на Периферии, люди простые — один за всех… Ну и остальные пафосные слова и выражения. Атакуйте. Вряд ли вам захочется сообщать своему Сухоручке, как один шипоносец заставил вас просить подкрепления. Тем более — платформу с деструктором. Да и удовольствие дорогое. Будем рады вас видеть. Судя по всему, вам до нас часа два лету. Очень хорошо. Футбол как раз кончится. И не пытайтесь нас обойти — кавитацию мы вам провести не дадим. У вас свой приказ — у нас свой. Посмотрим, чей круче. Флаг?
— Честь имею, — сказал Кребень. Переговоры закончились.
— Спорный вопрос, — сказал Бояринов.
— Поглядим.
Военный совет, собравшийся в апартаментах Бояринова сразу после окончания матча Лиги Чемпионов, прошел очень громко, с руганью и выступлениями ораторов со стола капитана — полные штаны демократии. 'Спартак' выиграл матч, настроение офицерами, болевших против, владело самое мерзопакостное. Бояринов сходу приказал подать водки и первый вал непарламентского общения погасил, не дав ему развиться до состояния открытого мордобоя. Приличный регламент установился вполне только после первых двухсот грамм на рыло. Тут же Бояринов объявил о запрете на применение против Кребня 'выворачивающих' кавитаторов, чем открыл прения.
Тон дискуссии попытались задать радикалы из числа наиболее пострадавших во время вчерашних и позавчерашних репрессий со стороны МВД Галактики. Они — а среди них были достаточно высокие офицеры и гражданские чины Аякс, например, ротмистр Чачин, начальник курса Школы на Жмеринке, подполковник Хегай, мастер-пилот, статский советник Войко 'Эф' Станович, кибернетист, — они считали гуманистическую составляющую плана Дана Бояринова пораженческой и ведущей непосредственно к гибели последнего оплота дела Большой Мамы в Галактике. Предлагалось точечными залпами из тяжелых орудий сократить количество казачьей эскадры сразу же в момент выхода ее на дистанцию поражения, а буде Кребень применит активные локаторы для подавления систем наведения на цель — стрелять в широком диапазоне, и бог с ним, с шасси, Бишоп.
Бояринов выслушал выступления горячего Чачина и старающегося быть рассудительным Становича, поблагодарил, а потом сказал небольшую речь. Совершенно неожиданно для многих, хорошо знающих манеру Бояринова выражаться, — изысканно нормативную.
Речь впечатление произвела громадное. Бояринов напомнил о том, что в Галактике, вообще-то, война, рассказал о последнем приказе Хелен Джей и предъявил его, но тут же честно обратил особое внимание аяксов на постскриптум, где Мама окончательное решение оставляла за ним. 'Ребята, — сказал Бояринов. — Я ни при каких обстоятельствах не хочу применять формул 'всем моим' или, там, 'памятью Мамы', которую тут кто-то успел предложить, — ну не воевать же нам, на самом деле, со всей Галактикой. Какой же тогда был смысл в нашей работе прежде? Глупо. Да, мы воевали прежде всего за Хелен Джей, но, ребята, своих-то мозгов у нас всегда хватало. Кто погиб — тот погиб, кто выжил — тот выжил. То, что Маму убили — очевидно, но так же очевидно, что она знала про свою смерть — зачем же она поперлась к ней на встречу, а не атаковала, скажем, 'Стратокастером' Столицу? Это же как два пальца о, ребята. Кто погиб — тот погиб, тот кто выжил — должен жить. Вот же серым по белому: 'Дан, насколько и на сколько возможно — прикрой Мешок от кавитации… опергруппа Маллигана работает над проникновением на Ту Сторону и над
