газет, докторов, аптекарей, инженеров, адвокатов, купцов, комиссионеров, учителей хедеров, попутно и жидовствующих русских и жидовствующих иностранцев. Всем классам и сословиям будет разъяснено, что убийства крамольников интеллигентов и жидовских главарей не наказываются… Пропаганда главным образом будет вестись среди подгородних крестьян, которые алкают захватить жидовские сокровища, составленные на счёт соков народа. По условленному знаку, который будет подан Москвою, произойдёт вторая Варфоломеевская ночь и план её таков: дорогомиловские антисемиты будут выжидать удобной лунной ночи зимой или осенью, тогда в церкви на окраинах Москвы проникнут на колокольни наши люди и ударят в набат. В Москву бросятся со всех сторон крестьяне на телегах и верхом с топорами, вилами, дубьём и каменьями (будет немного и огнестрельного оружия) и, встреченные на заставах антисемитскими агентами, помчатся по указанным ими адресам (то есть туда, где живут раввин и вышеуказанные члены кагала) и разгромят дома, а жидов убьют чуть ли не в постелях. Полиция окажет плохое сопротивление, ибо от неожиданности она растеряется, да и ночью она бывает сонная, а пока придут войска, крестьяне успеют удрать на телегах и верхами. Для суматохи дома, намеченные, будут подожжены вперёд… Для того, чтобы убить жидов и жидовствующих по намеченным адресам, достаточно одного часа… Во всех 17 частях города запылают пожары. Антисемитский кружок верует в правоту своей задачи, как вернейшего средства уничтожения Всероссийской неслыханной смуты в одну ночь.
Ныне антисемиты деятельно готовятся: бесплатно ездят по железным дорогам с помощью одного железнодорожника, агитируют. Вокруг Москвы на 15 вёрст деревни распропагандированы. Ещё летом крестьяне дали ответ: „Пусть только свистнут, и мы налетим в Москву, жидов и царских изменников будем бить наповал, за это суда не будет“. Одними из первых будут разгромлены редакции жидовских и жидовствующих газет. Крестьянам разъяснено, что у банкира Полякова в банках много золота и серебра, и потому громить его банки бросится наверное не одна тысяча. К погромщикам присоединятся десятки тысяч громил из оборванцев, хулиганов и прочих обывателей. Успех будет блестящий: разнесут всё по тому же плану, какой составили жиды для разграбления России. Греха в этом не будет: бедняки поправят свои бюджеты на счёт жидовских сокровищ… Главным руководителем во время погрома в Москве избран железнодорожник поляк Д, бывший военный. В случае удачного Всероссийского погрома будет выработан, совместно с антисемитами всех стран, проект Всемирного жидовского погрома. Об условленном дне Всероссийского погрома сообщено будет во все города из Москвы заранее…»
Тут следует заметить, что погром для русского человека являлся одной из крайне редких возможностей поправить своё материальное положение. Вспомним хотя бы немецкий погром 28 мая 1915 года. В Москве тогда было разорено и разграблено множество немецких квартир. В ночь на 29 мая погром распространился на пригороды и часть Московского уезда. В селе Свиблове были разгромлены фабрика Фриделя и пять дач, занятых немцами, а крестьяне деревень Алтуфьево и Неклюдово разграбили и сожгли имения немцев Вогау и Руперта. Погром и грабежи продолжались до двух часов дня 30 мая. Крестьяне уводили с барских усадеб коров, лошадей, тащили повозки, мебель, каминные часы, кухонную утварь и пр. Когда полиция потребовала вернуть похищенное, многие это сделали, а некоторые незаметно подложили похищенное в сарай старосты, где оно хранилось. Всё, конечно, вернуть не удалось. Так неудачи на фронте (немцы тогда наступали) компенсировались насилием и грабежами в тылу.
«План» дорогомиловских антисемитов — документ, конечно, интересный. Нельзя не отметить содержащееся в этом документе указание на то, что «убийства крамольников — интеллигентов и жидовских главарей не наказываются». Погромщиков действительно или не находили, или не судили, а если и судили, то не за убийства и разбой, а по статье 38 Устава о наказаниях, предусматривающей ответственность за нарушение общественной тишины и порядка. Полагалось за это самое большее — месяц ареста.
И всё-таки самым интересным в этом «Плане всемирного жидовского погрома» мне показалось то, что авторы его совсем забыли про рабочих, как будто их вообще не существовало в Москве. А казалось бы, ну чего проще, поднять на погром рабочих, а не ждать, пока на своих телегах прибудут в город крестьяне из окрестных деревень! В чём причина такой забывчивости? Думаю в том, что создатели плана, как и многие их единомышленники, были смертельно напутаны действиями восставших рабочих в 1905 году, поэтому с такой силой навалились на слово «жид». Чтобы не ставить себя в трудное положение разъяснением того, почему евреев, принимавших в восстании несравненно меньшее участие, чем рабочих, надо громить, а рабочих нет, они решили этой темы не касаться. Кстати, в плане погрома ничего не говорилось и о еврейской бедноте. А такая беднота в городе была. До выселения в 1892 году из Москвы двадцати тысяч евреев многие из них жили в Зарядье, на берегу Москвы-реки. «Трущобы старого Зарядья, — вспоминала Харузина, — кишели еврейской беднотой. На улицах помои, запах чеснока». Выселили тогда из Москвы, конечно, бедноту. Богатые евреи, причисленные к сословию купцов 1-й гильдии, остались. Таких в Москве было около трёхсот.
Некоторые выселенные евреи продолжали нелегально проникать в Белокаменную. На ночёвку они обосновывались в Марьиной Роще — она тогда не входила в черту города и находилась вне ведения столичной полиции. Отсюда по утрам целыми вереницами евреи пробирались в Москву. Что делали они в городе? Кто-то торговал, кто-то играл на скрипке, кто-то служил у богатого еврея, приобретая для него товар. Этим евреям в порядке исключения предоставлялось право находиться в Москве в течение двух месяцев. Об этом свидетельствуют слова в полицейском рапорте о еврее Раппопорте. «Проживающий в Москве в 1879 году в качестве ремесленника, кобринский мещанин Гродненского уезда Шмуйла Раппопорт, — сказано в рапорте, — ходатайствует о разрешении ему дальнейшего жительства в столицах на основании циркуляра 1880 за № 30. По собранным полицией сведениям Раппопорт занимается покупкой и отправкою товара для пинского 2-й гильдии купца Лазаря Веллера, на что имеет от него доверенность и приказчичье свидетельство. А так как евреям, купцам 2-й гильдии и приказчикам их, предоставлено право пребывания в столицах для закупки товаров только в течение двух месяцев, то имею честь испрашивать вашего сиятельства согласие на удаление из Москвы Раппопорта. При этом считаю долгом присовокупить, что Раппопорт не состоит в таких промышленных предприятиях, уничтожение которых повлекло бы за собою полное разорение лиц, как из самих евреев, так и из местных жителей». Учитывая хорошее поведение Раппопорта ему тогда всё-таки разрешили жить в Москве.
Проживали в Москве и так называемые «резники». В одном из сохранившихся в архиве полицейских дел за 1898 год имеется рапорт «работника полиции», из которого мы можем кое-что о них узнать. «Масса проживающих в Москве евреев, — читаем мы, — прописанных по доверенности еврейских купцов будто для покупки товаров, вовсе не занимаются покупкою товаров, ибо никакой товар им не нужен, так и ихним доверителям, а имеют фиктивные доверенности и занимаются тёмными делами, а многие из них исправляют должность еврейских резаков для резки птиц по-еврейски… Ходят по квартирам евреев и режут кур, за что и получают плату. Этим они занимаются в кухмистерской Малки Рожик и Выдриной в Георгиевском переулке и в еврейской резальне в Ершовском переулке… Подобные резники приходят часто в Охотный ряд и режут для евреев птиц, а охотнорядские торговцы птицами их допускают, зная о том, что они не имеют право жительства». В конце рапорта отмечается, что у задержанного Шмуля на одежде Писхакова Четыско — приказчика Либера Лейбова Сидлина обнаружена масса кровяных пятен, а при обыске найдено два свидетельства на еврейском языке от раввинов на право резания животных по еврейскому обряду, записи и счета по резке кур. У второго задержанного — Марголина, проживавшего в Москве под видом приказчика купца Тумаркина, в кармане найдены два ножа-бритвы, употребляемые еврейскими резаками, разрешение раввинов и оселок. Оба еврейских тореадора из Москвы были выдворены.
Русская поговорка «голь на выдумки хитра» как нельзя более подходила к евреям, живущим в Москве нелегально или временно и лишённым в ней сколько-нибудь твёрдой почвы под ногами. Лишь изощрённость еврейского ума, выработанная за тысячелетия выживания, позволяла им находить самые разнообразные источники существования и обогащения. Уже во время Первой мировой войны солдаты- евреи, находившиеся в лазарете, делили каждую спичку пополам и из одной коробки спичек делали две. В мирное время евреи, например, проворачивали «операции» с мелкой монетой. «Утром, — писала газета, — еврей со своими чадами и домочадцами в 5–6 душ отправляется в банк и добывает мелкой монеты на 10 рублей, хотя одному полагается монеты не больше чем на 1–2 рубля. Доставляют менялам мелкую монету и комиссионеры за вознаграждение, заходя в казначейство по несколько раз. В мелкой торговле (булочной, бакалее) мелкая монета (1,2, 3 копейки) особенно необходима. Пользуясь этим, евреи продают лавочникам рубль двух-, трёхкопеечных монет за 7–8 копеек, а рубль однокопеечных — за 10 копеек». Не случайно,
