Крис чихнул.

Ругая моряка, он отвлекся от начальной цели разговора. Начал делиться воспоминаниями о своих путешествиях.

— На берегу тоже бывает, не моешься дня по четыре, порой и с неделю-другую. Когда по пустыне ходили с караваном в отдаленные провинции, то там, что до гостиниц, что до простых речек не доберешься. Вода в дефиците. Так почему-то себя и не чуешь. Или все одинаково воняют в конце пути? Обычно, на стоянках мы посещали бани. Но вот моряки не считают мытье важным делом. Как-то я болтался в море несколько месяцев, так к концу путешествия благоухали все, даже капитан. Но некоторые все же гораздо сильнее прочих… Вижу, у тебя лицо позеленело. Ты разве не бывала в таких ситуациях раньше?

— Бывала, — процедила я. Может, если я отвлекусь на разговор, тошнота пройдет?

— Так чего кривишься?

— Я не люблю спиртное.

Крис засмеялся.

— Ну, да, конечно.

— У тебя нет леденцов? — брякнула я, и лишь потом спохватилась. Волшебник перестал смеяться. Посмотрел с явным подозрением.

— Леденцов? Ты часом нигде головой не билась? Откуда?

— Мужчины часто сладкоежки. — Наверное, теперь он разозлится еще сильнее. Но Крис заулыбался. Совершенное чудовище.

— Да. Ты права. — Он достал из кармана круглую жестяную коробочку и протянул мне.

Внутри оказались леденцы. Круглые горошинки красного цвета с кисло-сладким, чуть пряным вкусом, если мне память не изменяла.

Рот наполнился слюной. О, да! Оказывается, я просто до нервной дрожи хотела этих горошинок.

Аккуратно взяв пару штук, я закрыла коробку и протянула обратно. Положила конфетки в рот.

Крис хмыкнул. Пробуравил меня взглядом.

— Неужели бог со звезды хотел такое существо, как ты? Ведь это как-то противоестественно.

Леденцы комом стали в горле. Я почувствовала волну жара, поднимающуюся из живота. Демонстративно плюнула за борт. Гадкие конфетки, отвратительные на вкус.

Крис успел схватить меня за руку и подтащить к себе прежде, чем я рванула к лестнице.

— Э, нет, погоди-ка. — Он зажал меня между бортом и собой, вглядываясь в лицо. — Объясни мне, почему к вам испытывают такое желание? Вы отвратительные твари, которые притворяются людьми. Плодитесь, как кролики, можете спариваться почти с любой расой. Прародители многих народов, которые, тем не менее, открещиваются от вас и презирают. Саранча, поглощающая все и вся на своем пути. И никакие законы не могут сдерживать этот рост. Знаешь ли ты, как вас много? Почему же так, а? Что же такого нашел в тебе бог? Может быть то, что мог иметь мальчика и девочку?

Половину сказанного я просто не поняла, но и прочего было предостаточно.

Я закричала. Лучше бы сдержалась, промолчала, принимая привычное унижение. Но не смогла, первый раз за долгое время, вернулась мыслями в прошлое.

Горечь. Боль. Смирение слабого перед силой власти закона! Того самого, что отказывал шантийцам почти во всем.

«Знай свое место!»

Я вцепилась зубами в руку, удерживающую меня, со всей яростью, что бурлила внутри, а потом неловко съехала на палубу, пытаясь вывернуться из захвата. Во рту появился привкус соленой, теплой крови. Словно в тумане я услышала над собой разъяренный рев.

Крис схватил меня за ворот рубахи, тряхнул. Зубы клацнули, а в голове поплыло. Воротник передавил горло, я закашляла, пытаясь вдохнуть, стала цепляться за его ногу. Потом почувствовала, как он волочет меня по палубе, попыталась подняться, но тело совершенно не слушалось.

Затем волшебник отшвырнул меня в сторону, и я покатилась по полу. Сквозь слезы, что непроизвольно потекли из глаз, попыталась разглядеть, где нахожусь. Каюта.

Крис закрыл дверь и повернулся с перекошенным от гнева лицом.

— Я всегда брезговал иметь дело с шантийцами. Вы кажетесь мне центром самого неестественного и порочного, что могло возникнуть в человеческой особи. Слава богам, вас нельзя называть людьми. Может зря я так, а? Может, стоит попробовать и разобраться, наконец, самому, что такого особенного в саранче? Чем ваши самцы и самки привлекательны?

Я кашляла. В груди жгло, никак не получалось отдышаться. Спазм не проходил. Болело плечо, кружилась голова. Волшебник подошел и встал на одно колено, упираясь вторым в мой живот. Я закричала, теперь уже от ужаса. Если он навредит ребенку? Если убьет его?

— Не ори! Не ори, мразь! — Крис вскочил и несколько раз ударил кулаком в стену над моей головой.

Я замолчала, мелко вздрагивая. Он заходил по комнате, словно зверь по клетке, и сдавленным шепотом исторгнул несколько ругательств. Потом сел на койку и закрыл руками лицо.

— Дура ты, — глухо произнес он. — По-хорошему никак, только по-плохому получается. Ну, чего тебе стоит не спорить со мной? Чего стоит отвечать на вопросы, а?

Я по-прежнему молчала. Пыталась справиться с подступающими рыданиями. Так перепугалась, что только сейчас поняла: я могла повредить ребенка, еще когда катилась по полу.

Крис выпрямился и уже спокойно поглядел на меня.

— Я ненавижу шантийцев, потому что именно из-за вас тут и застрял. Это не личная ненависть, понимаешь? Ты выводишь меня капризами, а в результате нам обоим плохо. Я просто хочу вернуться домой.

— Ты говорил, я смогу помочь, — выдавила я из себя.

Пора начать договариваться. Иначе в следующий раз, боюсь, в порыве гнева он просто убьет меня. Буду врать, делать все, что он попросит. Не ради себя, ради ребенка. Не могу больше рисковать его жизнью.

— Да? — Он удивленно приподнял брови.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты рассказывала о том, что я спрошу.

— Хорошо.

— Ты серьезно? — Крис поморщился. — Это не очередной фокус?

— Нет. Я очень устала.

— Извини.

— За что? — Горло сдавило, слова с трудом проходили сквозь него. — Большая часть этого мира считает нас падалью.

— Я так не думаю. — Он отвел взгляд.

— У тебя хорошо получается, — я хмыкнула, — так не думать.

— Опять начинаешь?

— Не-не! — Я подняла руки в жесте защиты. — Можно мне воды?

Он почти подскочил, торопливо, даже суетливо выполняя просьбу. Наверное, у Криса и правда не все в порядке с головой. Потому что, чем еще можно объяснить такие перепады настроения и перемены в поведении?

Ладно. Меняем правила игры. Тем более, я уже действительно боялась его. Даже сейчас, когда чувства взяты под контроль, в глубине души страх остался. Я заложница собственной игры. Убить Криса я пока не могу. Но он может навредить ребенку, если снова будет зол или раздражен. Если я могу стерпеть побои, то ребенок нет, а он абсолютно зависим от меня. И поэтому эта ситуация не должна повториться. Как только я найду выход… как только… Но пока единственный способ выжить — держаться подле волшебника и оставаться необходимой ему. Значит, придется сыграть роль послушной овцы.

Крис принес воды. Я напилась, с облегчением ощущая живительную влагу в горле. Он помог мне подняться с пола и пересесть на койку.

Руки у меня дрожали, лицо наверняка все еще было бледным и напуганным. Надеюсь, я произвела нужное впечатление. Теперь у Криса не должно оставаться и тени сомнений, что жертва полностью