в богом забытом месте. Прячется? Ищет золотую жилу? Вы незаконно продали образец ткани и крови представителя чужой цивилизации корпорации, которая принадлежит отцу Милана Калевского. Значит, загадка шантийцев заключается в их уникальной генетике? Регенерация, изменчивость, приспособляемость. Бешеные деньги, да! Но существует ма-а-аленькая условность: планета неконтакт. То, что вы сделали, не имеет юридических оправданий. Кстати, вы проводили опыты и на себе?

— Я не… — Эмилия прикусила губу.

— Здесь нет адвокатов. А у нас с инспектором Шептуновым неограниченные полномочия. Мы олицетворяем власть на этой станции. Думаю, в ваших интересах говорить.

Эмилия откинулась на спинку кресла и усмехнулась.

— Да что вы? Ну, хорошо. Я проводила опыты. Да, мы брали крошечные кусочки тканей у живых образцов с помощью нового оборудования. Что это доказывает? Отношения к пиратскому кораблю мы никакого не имеем. Кристиан уволился полтора года назад. Я не знаю, где он и что с ним.

— А как же ваша нежная дружба?

— Никак. Перегорела. Здесь он завел очередную интрижку, а мне потом пришлось сделать аборт девушке.

— На протяжении полугода, еще до аварии в космосе, ваши техники — я могу назвать их поименно — подделывали данные. Которые мы восстановили. Было зафиксировано приземление пассажирского челнока на поверхность Януса. Скажите, что ничего не знали об этом, и я немедленно вас арестую, — жестко заявил Митька, выпрямляясь и становясь официозно холодным.

Эмилия мелко задрожала.

— Если бы мы сообщили на Землю, что стало бы со станцией? Аппарат Джерски тогда никого не интересовал, у меня на руках не было контракта с Калевским. Говорила же, станция — вся моя жизнь. Если бы ваша рухнула в момент? Альберт был напуган. Он хотел сразу же написать официальное сообщение. Но я его отговорила.

— Какая смелость. А зачем? Вам же ничего не грозило.

— Вы не знаете, что такое бюрократическая машина? Приостановили бы деятельность до выяснения, а потом прикрыли до уточнения. И мы не вернулись бы сюда больше. Наша станция никому не интересна. Сами говорили — Тмутаракань.

Митька скривился.

— Ну что за глупости? Последние несколько лет ваши дела идут очень неплохо, я специально уточнял. Шауров творил чудеса. Эта теория, госпожа Лингова, карточный домик. Вы заврались.

— Докажите! — Эмилия резко вскочила и повернулась к Богдану. — Неужели ты веришь в эти бредни?

— И актриса хреновая, — подытожил Митька и вдруг рявкнул: — А ну сядь!

Богдан вздрогнул, а девушка картинно разревелась. Плакала она долго, но Богдан даже не пошевелился. Сначала ему захотелось пожалеть Эмилию, но, как только он представил масштабы ее деятельности, сочувствие стремительно испарилось.

— Значит так, госпожа Эмилия Лингова. Вас пока ни в чем страшнее сокрытия информации не обвиняют. Через несколько месяцев с Эзаруса прибудут сопровождающие инспекторы и дознаватели. Тогда в этом деле будут расставлены точки. До тех пор следствие продолжается, и вам стоит серьезно подумать о сотрудничестве, а не способах чинить препятствия или того хуже откровенно вредить нам. Будьте паинькой. Возвращайтесь в свою каюту и устраивайте театральные представления там.

Эмилия с белым, как мел, лицом поднялась, шагнула к Богдану, но тот почти инстинктивно подался назад. Она всхлипнула, заплакав уже искренне, и бегом покинула каюту.

Митька расползся в кресле, снимая маску бодрого и жесткого следователя. Богдан медленно отлепился от стены и сел в кресло напротив.

— Жалеешь?

Богдан покачал головой. Казалось, ему на плечи опустили мешок с камнями. Если ему так, то, каково другу?

— Тебе передохнуть бы, Мить.

— Успею, — отмахнулся тот и потер лицо руками. — Уф-ф… Да. Врушка профессиональная. Я уточню детали. В одном твоя экс-подруга права: наши доказательства пока косвенные, к сожалению. Факты есть, но без добровольного признания почти нереально собрать их в доказательную базу. Да и случись так, что докажем, ответа на главный вопрос все равно не получим. Что случилось на треклятом корабле?

— Думаешь, Кристиана нет в живых?

— Слишком просто. Всю станцию не подкупишь, Дан. Я думаю, он на Янусе.

Богдан подобрался и вытаращился на напарника.

— Что?

— Ага. Все идеально сходится. Корабль, челноки, аппарат Джерски, генотип шантийцев. Он наверняка остался, потому что собирался налаживать поставки. Ты ведь знаешь, что шантийцы не самая популярная на Янусе раса? Успел ознакомиться с наблюдениями? Ступенями, кланами? Тебе придется сделать и многое другое.

— Погоди, Мить… Если Кристиан на Янусе, это прямое нарушение закона.

— Кроме прочего. Я думаю, Вайдера решили «забыть» на планете в надежде, что он там погибнет. После того как корабль пиратов был обнаружен с мертвецами на борту, организаторы, а я уверен, что это Эмилия Лингова и Милан Калевский, решили слить «главного свидетеля». Без показаний Кристиана Вайдера доказать что-либо почти невозможно. Как думаешь, в благодарность за спасение он будет сотрудничать с нами?

— Ты имеешь в виду…

— Надо выяснить, можно ли каким-то образом связываться с планетой со станции. Придется испытать аппарат Джерски еще раз. Я собираюсь отправить тебя на Янус, Богдан.

Теперь Богдан хорошо понимал умотанного донельзя Митьку. Тот, правда, заметно посвежел за прошедшую неделю и выглядел не таким угрюмым, но по-прежнему настороженным, словно лис, охотящийся за полевкой. Дела шли, хотя не так быстро и гладко, как он рассчитывал. Чудо-машинка Джерски действительно оправдала все применяемые в ее адрес хвалебные эпитеты. Когда неожиданно для себя Богдан резво залопотал на неизвестном Митьке наречии, совершенно искренне считая, что жалуется ему на роль подопытного кролика, то и сам поверил в то, что невозможное возможно.

Прошло всего несколько дней, а на станции многое поменялось. После разговора с Эмилией Линговой Митька вызвал к себе Шаурова и устроил потрясающе красивый скандал. Богдан был покорен талантом напарника и признал справедливость завышенной самооценки друга.

То, что ему удавалось провернуть, иначе, чем бешеной трудоспособностью, высоким интеллектом и редкой удачей не назовешь. Он, конечно, пахал как проклятый, не вылезая из командного пункта, и жестко контролировал события на станции. Тащить такую ношу один не смог бы и сверхчеловек.

Митька, что опять-таки говорило в его пользу, и не пытался объять необъятное. Для начала он посадил под домашний арест всех лиц, в той или иной степени замешанных в происходящих на станции последние несколько лет махинациях. Оставшиеся разделились на два лагеря. Из числа первых инспектор набрал помощников и задействовал как дополнительные руки: нагружая заданиями, полномочиями и, таким образом, давая им возможность спасти станцию от закрытия. Вторых игнорировал.

Возмущенная безжалостными мерами Митьки группа недовольных тут же устроила демонстрацию протеста, но была поставлена на место в два щелчка. После чего люди тихо ворчали, но на рожон не лезли. Изменить ситуацию они не имели возможностей, а оценить объективно не могли из-за острого дефицита информации.