количеству киносеансов, протяжек видеокассет, поворотов DVD – всегда одинаково.
Я знаю, писателя часто спрашивают, любит ли он своих героев. Но никто не спрашивает нас, любим ли мы своих писателей. А мы их – ненавидим. И я, и Гумберт, и выданная мне автором мать, и остальные – известные и безымянные. Множась, утопая в собственных бесконечно прокручивающихся жизнях, я сходила с ума, я закричала бы, но у меня нет голоса. Я разорвала бы себе горло своими ногтями, вечно покрытыми белыми пятнышками. Но я не могу уничтожить себя. Никто из нас не может.
Но мне повезло, если это можно назвать везением, – у меня был второй шанс прожить все заново. Теперь уже в цвете. Я получила новое тело, и оно было больше похоже на то, которое я представляла себе. В прошлый раз и я, и Гейзиха были крашеными блондинками, в этот раз нас выкрасили в рыжий. Я примеряла на себя звучащее в терцию, кончающееся разливом вод тело До-Ми-Ник, Доминик Суэйн. Мне нравилась ее неуклюжесть, я почти смогла почувствовать металл ее пластинки на зубах. Зря она вынула ее перед тем, как поиграть со знатоком французской словесности в известную французскую игру.
Мне наконец-то стало жалко мою нелепо-манерную, мою молодую мать, как хорошо, что я не видела торчащую кость из ее мертвой ноги, как грустно, что я не смогла докурить ее последнюю, истлевающую в пустоту сигарету, допить смешанный для нее коктейль.
Я ждала нового свидания со своим Гумбертом, своим мужчиной, своим псом, своим наказанием.
Я думала – узнаю ли я его в этот раз, понравится ли мне он?
Он мне понравится. Его лицо взрослее тела, его глаза – темные, его стержень – сталь. Я надеюсь, я буду надеяться, что когда я убегу от него, он меня поймает, он меня не пустит, он будет сильнее.
Я не хочу больше быть Лолитой, мечущейся в отрезке между четырнадцатью и восемнадцатью, любящей колу и чипсы. Не хочу больше испытывать на прочность своего профессора. Я до последней минуты буду надеяться, что он догонит меня. Но он опять не догонит, его внутренний стержень сломается. И, увлекаемая Куилти, я уныло поплетусь навстречу замужеству, беременности, концу фильма. Я хочу вырваться, я хочу перестать быть – Лолитой. Я хочу стать – кем угодно другим. Мужчиной, старухой, сапожных дел мастером – кем-то другим, с другой жизнью, другой судьбой.
Может быть, будет третья попытка. Я мечтаю о том, как однажды испугаю какого-нибудь любителя этого слезливо-похотливого сюжета нелепой и неожиданной выходкой – запою басом «Интернационал», или нагажу профессору в ботинок, или случайно и кокетливо обнаружу у себя половой член. В моем мире, наполненном пульсирующими потоками фраз, образов, реплик, постоянно обновляется информация о новых сценариях – об этом нам рассказывают вновь прибывшие персонажи. Информация распространяется между нами мгновенно, и я знаю о том, что где-то на окраине Москвы взлохмаченный третьекурсник ВГИКа, прикуривая бессчетную сигарету, стучит по клавиатуре…
«Лолита: перезагрузка»
Синопсис киносценария
На экране – крупные планы питерского дома дореволюционной застройки. Камера обводит двор- колодец, показывает кусок неба, ограниченный стенами. Во двор входит высокий, сутулый темноволосый мужчина с блокнотом. Это Владимир Губерт. У него густые, сросшиеся на переносице брови, его стиль в одежде можно было бы обозначить как небрежно-элегантный, если бы не коричневые сандалии в сочетании с черными носками. Он оглядывается по сторонам. Видит на подъезде табличку с номерами квартир: «1, 2, 3, 4, 78». Недоуменно хмурится, не обнаружив квартир с 5-й по 77-ю. Но ему нужна именно 78-я квартира, и он поднимается по темной лестнице на последний этаж. Ему под ноги попадаются огрызки, дохлая мышка и живая кошка. Камера крупно показывает граффити на стене: на уровне человеческого роста крупно написано: «Онанизм уменьшает рост». Под потолком накорябано: «Неправда!» Камера съезжает вниз по стене и замирает на надписи чуть выше плинтуса: «Правда-правда!»
Когда я ее уведомил, что мы скоро переезжаем в Санкт-Петербург, она приуныла и задумалась. Я объяснял отсутствие у нее энтузиазма необходимостью бросить привычный быт, ведь это так страшит любого обывателя.
Но позже мне открылась страшная правда: жена подала заявку на участие в реалити-шоу «Последний герой», и как выяснилось, ее приняли. Я был взбешен и немедля уехал из Москвы один. О, я был отомщен. Во время ловли рыбы руками она перепутала съедобную рыбу с сомиками кандиру, которые выпили всю ее кровь. Меня это не удивляет: ведь атлас ядовитых и опасных экзотических рыб я увез с собой. Я с детства люблю все экзотическое и ядовитое.
Владимир звонит в дверь. Ему открывает соседка дядюшки, приземистая брюнетка с большим бюстом и отчетливыми усиками над верхней губой. Ее зовут Ривекка Гейз. В ярко накрашенных губах она сжимает длинную коричневую сигарету. Она – литературный критик. Большая часть ее зарплаты уходит на нейролептики.
Ге й з (
Владимир идет за ней по длинному, заваленному хламом коридору, спотыкается о ржавый велосипед, и в тот же миг ему на голову со шкафа падает подшивка журналов «Молодая гвардия» за 1980 год.
Г у б е р т. Как я погляжу, у вас бурная половая жизнь, дорогая.
Г е й з. Это ты про насадку для душа? Ее Ло расколотила. Она как димедрола с водкой нажрется, ей всякое мерещится. Говорила, что насадка на нее пела песни военных лет голосом покойного отца. Вот она с ней и расправилась. А половой жизни у меня нет. Когда умер мой бедный супруг, я поклялась хранить ему верность. О, это так тяжело – я ведь еще молодая женщина. Ло, гадюка, не хочет этого понимать. Ло, выходи, поздоровайся с новым жильцом!
Гейзиха стучит по двери большого старинного шкафа. Из шкафа раздается недовольное шипение. Она морщится и поднимает с пола что-то черное и пыльное. Недовольно буркнув, она швыряет носок сорок пятого размера на шкаф.
Г е й з. Опять Ло не убрала свои бебехи…
Владимир, заинтригованный таинственной Ло, забирает у Гейзихи ключи от дядиной комнаты и проводит свои дни в налаживании мелкого издательского бизнеса и попытках увидеть Ло. По вечерам пьет водку с еще одним соседом, который отзывается на имя Клер Куилти, – солистом травести-шоу. На все вопросы о Ло Клер не отвечает, мрачнея лицом.
Гейзиха, недовольная их ежевечерними пьяными песнопениями, строчит заявления участковому. Для того чтобы дезактивировать Ривекку, Владимир женится на ней, и участковый перестает рассматривать заявления жены на мужа.
Страшная правда открывается случайно, Клер по пьяни пробалтывается: Ривекка Гейз, одержимая желанием покойного супруга иметь дочь, родила мальчика, но этот факт игнорирует. Она называет мальчика
