поудобней, погружаясь в густое болото коллективных мыслей, и шевельнулась, когда никого не нашла.

Ну, почти никого.

«Я их выгнала», — подумала Тритон, и я резко вздохнула, снова почти отскочив от нее, но она мыслью притянула мое сознание обратно.

«Ты не захочешь, чтобы они были здесь и видели твою душу», — объяснила она, и я увидела образ, как она плавает обнаженная в море звезд, наслаждается одиночеством, моментом единения с бесконечностью.

«Душу?», — задумалась я, встревожившись, но Тритон, казалось, окружила меня своим сознанием, не сливаясь со мной, но находясь очень близко, накладывая на меня свою энергию, старую и спутанную, как лей-линии Западного побережья.

«Ты не захочешь, чтобы все увидели тебя беспомощной и уязвимой, — объяснила она, показав образ полуприкрытых глаз и тихого перешептывания. — Думаю, если Галли увидит тебя такой, это будет пыткой не хуже смерти».

«Стоп, Ал? — подумала я, разволновавшись, и она подплыла ближе, заставив нервничать, когда я вспомнила, как он вдавил меня в книжный шкаф и затопил энергией лей-линии. И потом как я чуть не поджарила его. — Почему он?»

«Ал, — повторила она, как будто волнуясь, что снова забыла его имя. — Ты хочешь, чтобы вместо него Дали забрал воспоминания из твоих мыслей? У него, наверное, больше опыта в этом, и часто проще предстать обнаженной перед незнакомцем, чем перед… а что вообще Галли для тебя значит?»

Я качнула головой — или качнула бы, если бы она у меня была.

«Я не знаю».

«Ладно, когда закончишь, впусти Галли, чтобы он отделил воспоминание от твоего подсознания. Впусти его, Рэйчел. И неважно, что он сможет увидеть все. Мгновение за мгновением, каждое мимолетное желание и всю ненависть, что в тебе есть. Пока он будет вытягивать созданное воспоминание, сквозь его пальцы просочится твоя душа. То, чего он не увидит, останется здесь, так что впусти его полностью», — подумала она, и на секунду меня накрыла жесточайшая паника.

«Это намного более тесный контакт, чем прижать тебя к стене и поцеловать», — поддразнила она.

Мне все это не нравилось, но разве у меня был выбор? Не то чтобы Ал не бывал у меня в мыслях прежде.

«Стой! Я же не знаю, что делать!», — подумала я, когда ощутила, что она стала отдаляться.

Сознание Тритон опустилось ниже и проникло в мое, вызывая головокружение.

«Надо создать коллективное сознание, настолько реальное, что к нему можно прикоснуться. Этим ты докажешь, что у тебя есть способности укрыть другую душу своей, не впитывая ее и не изменяя случайно то, что не должно быть изменено».

Я ощутила волну печали, затмившую звезды.

«Знаешь, почему демоны рождаются способными создавать проклятья? Их матери проклинают их еще в утробе, чтобы они могли защищаться с рождения. Но требуется искусность, чтобы наложить проклятие на другую душу, которую ты укрываешь своей. Создать оболочку и позволить другому свободно существовать — и все одновременно. Именно поэтому Алгалиарепт и сам не помнит, как он выглядит под всеми этими личинами, что он демонстрирует миру. Он не может отобрать, что истинно принадлежит ему, а что добавлено матерью. Красивый, прекрасный малыш. У меня никогда не было своего, но если бы была дочь, я бы сделала ее похожей на тебя».

Теперь все становилось понятно. Создание полноценного воспоминания докажет, что я способна быть матерью — матерью демонскому ребенку, которого у меня никогда не будет.

«Так… что мне делать?», — спросила я, и мне стало интересно, жив ли еще демон, который помог ей создать образ этого модного бара, или она убила его. Возможно, это был Миниас.

Тритон плавала по кругу вокруг меня, создавая рябь на краю отсутствующего коллективного сознания.

«Мне так нравится быть здесь одной. Так тихо».

«Тритон?», — позвала я, и она вернулась.

«Вспомни место. Пусть оно станет реальным в твоем сознании. Заполни пустоту вот здесь, и Ал отделит ее от тебя и сделает реальной. Это их часть работы. Ты должна лишь впустить его».

Я должна довериться ему. Черт побери! Как я до такого докатилась? Просто подумать о месте?

Тритон вынырнула из воды возле меня, серебряные звезды стекали по ее лицу, как капли воды.

«Чего тебе будет не хватать больше всего? Раз ты застряла здесь навсегда?»

«Чего мне не хватает?», — эхом повторила я, тут же подумав о Дженксе, Айви и моей церкви, но я не собиралась делиться этим с демонами. Мой сад, освещенный солнцем. Солнце, которого я никогда больше не увижу.

Боль в сердце, казалось, удвоилась. Солнце. Я буду скучать по солнцу. Вот это я могу показать им. Солнце, но не в моем саду, а в другом месте, где солнце контролирует все, и не только сейчас, но и в прошлом, и будет в будущем. Я дам демонам лес, такой старый и мертвый, что там ничего, кроме камней, не осталось. Я дам им его и ничего больше.

Со звоном, который причинил душе боль, я почувствовала, как воспоминание о пустыни всплывает во мне, неся в себе одиночество и отчаянную пустоту, которую я ощущала, когда думала, что потеряла Дженкса. Я ссутулилась, зажмурила глаза, сердце сдавило от боли — в унисон с окружающей реальностью, в которой я потеряла все. Пустота. Вокруг было пусто, и отголосок огромного пространства звучал внутри черепа.

Жара влилась в меня, как внутренний защитный слой, сначала испугав, потом успокоив. Едва заметная брошенная лей-линия пустыни, казалось, светится — мертвая, покинутая и бесполезная. Пустыня отпечаталась на внутренней стороне моих век, оставляя след в коллективном сознании, как будто заключив его в скобки времени. И с этого момента все начало воссоздаваться само, целая пустыня вернулась к существованию. Щебет насекомых; тихое щелканье жуков; ветер, налетевший на меня, масляный и скользкий, не узнавший меня, стоящую посреди покинутого поля и молящую о чуде.

Память резонировала во мне, и, пульсируя, растекалась от меня, как волна. Она разливалась по моему мысленному пейзажу, раскрашивая все, придавая глубину, прочность, реальность. Я тогда была беспомощна, и я беспомощна сейчас. Я сдержала рыдания, отказываясь плакать. Появился запах скал, и сильный, древний воздух, которым дышали еще динозавры, который однажды освободился под оползнем, потом был заморожен, и теперь снова стал свободным. Я чувствовала необъятность моего одиночества, и это было больно.

«Открой глаза, мой маленький демон», — прошептала Тритон у меня в мыслях.

Я открыла и заморгала от яркого света.

— Боже мой, — сказала я. У меня пересохли губы от солнца, существующего лишь в моих мыслях. Я была в пустыне. Солнце почти в зените. На мне пыльные кроссовки и рубашка с коротким рукавом, которая прилипла ко мне от пота. Под моими ногам захрустел песок, когда я повернулась, ощущая эту пустоту и огромное пространство. Я знала, что все это ненастоящее, но ощущалось оно очень реальным.

Я стояла на мощеной дороге, и от меня падала небольшая тень. Позади меня стоял автомобиль моей мамы. Передо мной раскинулся мир, настолько обширный, что глазам оказалось не под силу определить его край. Солнце было высоко, оно свирепо обжигало розовые, фиолетовые и оранжевые скалы. Земля, ощущавшаяся под ногами, напоминала гору, вывернутую наизнанку. Ветер, который существовал только в моих мыслях, давил на меня с силой обиженного бога, которого попросили остановиться.

Я создала воспоминание.

Потрясенная, я повернулась к Тритон, стоящей рядом. На ней были обтягивающие капри и яркий цветной топ. Темные очки скрывали ее глаза, и она вытирала влажным платком под носом. Шелковый шарф, скрывающий ее волосы, делал демоницу похожей на звезду пятидесятых во время съемок на природе. Видимо, это она одела меня, потому что я этого точно не делала.

— И это реально? — спросила я. — Все закончено?

Небо было таким синим. Я, возможно, никогда не увижу его снова, но оно осталось со мной, в моих воспоминаниях.