III. Собственно регламент, складывающийся из отдельных групп правил и постановлений (иногда с мотивировкой), которые касаются приема новых членов, условий пребывания в общине, общих собраний, отношений между членами общины (V, I—IX, 19).

IV. Заключение. Поэтические тексты типа гимнов, предназначенные для укрепления нравственной готовности члена общины служить Богу и следовать его плану мирового порядка.

Выделяются четыре неравные части:

1) закономерность существования добра и зла в обществе, активный переход в лагерь Добра (IX, 19 —25); 2) закономерность устройства Вселенной, неуклонно ведущая к торжеству Добра (IX, 26—X, 8);

3) сознание величия Бога, побуждающее славить его (X, 8—17);

3) сознание несовершенства и ничтожества человека (X, 17—XI, 22).

Более подробно и обоснованно план сочинения обрисован в упоминавшейся работе П. Гильбера³. Гимнологическая композиция, заключающая Устав, имеет много общего с Благодарственными гимнами. Своим торжественным заключением и вводной частью, где обрисовывайся характер отношений между членами общины и Богом, композиция устава напоминает композицию Второзакония. Мы полагаем, что это совпадение отнюдь не случайно .

¹Carmignac. Textes, 1963, с. 11—12.

²Guilbert. Plan, с. 337.

³Guilbert. Plan, с. 323—333; Licht. Rule Scroll, c. 18—22.

³См. Старкова. Памятники, гл. I, с. 9—32, особенно с. 19—23.

Если даже считать, что части Устава существовали когда-то раздельно и лишь позднее были соединены в целое сочинение, то эта работа доказывает, что компилятор был человеком, ясно осознавшим свои литературные, богословские и юридические задачи, направленные на организацию и сплочение общины.

Цель сочинения в целом — создать особый уклад замкнутого общества. Основные идеи произведения отражают идеологию этого общества, поэтому если ' автор' на деле лишь

редактор компиляции¹, то подобное обстоятельство, как кажется, не вносит существенного изменения в понимание самой книги.

Если рассмотреть картину, возникающую при знакомстве с Уставом, сравнить ее с фактами, которые дали археологические исследования территории Хирбет-Кумрана, то окажется вполне вероятным представление, что кумранская община либо прямо совпадает с понятием 'ессеи', как их описывают античные авторы², либо относится к родственной им группе, имеющей общее с ними происхождение. Решающим признаком здесь, по нашему мнению, является идея общности имущества и труда. По справедливому утверждению М. Делькора, одного этого достаточно, чтобы создать любое общество, тем более религиозное³. Некоторая часть ученых стремится в своих исследованиях ввести кумранскую организацию в рамки ортодоксального, т. е. фарисейского, иудаизма⁴, для чего им необходимо сгладить те черты, которые явно противоречат этому положению, т. е. общность в труде и имуществе. Именно это должно считаться определяющим в учении ессеев и в учении кумранских общинников, если принимать во внимание отношения человека к человеку, тогда как почти все известные нам исследователи обращают главное внимание на отношения человека к Богу. Если справедливо соображение М. Барроуза о том, что убедительнее всего тождество ессеев и кумранской секты доказывается местопребыванием их в пустыне района Мертвого моря, где если имелось место для одних, то вряд ли его хватило бы для других, и тем более здесь не могли случайно оказаться две различные организации, проповедующие один и тот же принцип переустройства человеческого общества. Насколько поразительными такие принципы казались остальному человечеству, можно судить по высказыванию о ессеях Плиния Старшего⁵, сам тон которого подчеркивает необычность этого явления. Идея общности имущества была воспринята учением раннего христианства; она же

¹ Hempel. Texte von Qumran, с. 322.

А. Дюпон-Соммер высказал это мнение при первом знакомстве с текстом до- j кументов и последовательно изложил его во всех работах, посвященных рукописям j с побережья Мертвого моря.

³ Delcor. Contribution, с. 534.

⁴Burrows. DSS, с. 278, 293; Он же. ML, с. 253—257.

⁵ С. Plinius Secundus. Historia Naturalis, кн. V, гл. 17. Тексты, с. 399.

проявилась в раннем средневековье в движении Маздака и в других аналогичных идеологических течениях¹.

Текст Устава ясно показывает, что идея равенства в современном значении этого слова была невозможной для общества, часть членов которого — жрецы и левиты — уже в силу своего происхождения имели некоторые привилегии, и где все члены были распределены в длинной цепи иерархии, число звеньев которой равнялось числу членов общества. Стоящий на одну ступень ниже был обязан повиноваться вышестоящему (1Q S VI, 26), и все поведение человека опутывалось сетью правил, регулировавших распорядок его жизни целиком. Несмотря на это, жизненный уклад секты отличался своеобразным демократизмом: важнейшие решения принимались или утверждались общим собранием членов, в котором все, кроме не прошедших испытательного срока, могли принять активное участие. Должности, в том числе и подлежащие замещению только жрецами, были выборными. Должностные лица пользовались авторитетом, но не видно, чтобы они имели материальные преимущества, и, по всей вероятности, они должны были считаться с мнением общинников. Имущество принадлежало общине в целом, каждый вступающий в нее отдавал ей все, что имел, и это считалось почетным правом, которого нельзя было достигнуть сразу. Имущество провинившегося отлучалось вместе с ним, и никто не должен был им пользоваться под страхом такого же отлучения (1Q S V, 16—17, VII, 22—

25, IX, 8—9). Подобный распорядок, помимо поддержания уважения к общинной организации, вероятно, имел целью избежать тяжб с внешним миром, к власти которого мог бы апеллировать отлученный или ренегат в случае удержания правлением его личной собственности. Говоря о том, какое важное значение в идеологии общины имела общность труда, нельзя не отметить, что само требование личного труда должно считаться знаменательным для той эпохи, когда труд был отличительным признаком раба и неимущего. В общине же каждый находил широкое применение своему труду в мастерских Хирбет- Кумрана и в его домашнем и полевом хозяйстве². Жизнь общинника любого положения была очень нелегкой из-за регламента благочестивого поведения и ритуальной чистоты, следование которому занимало целый день и, как самое меньшее, одну треть ночи (1Q S VI, 7—8). Нарушения строгих правил общежития, даже невольные³, влекли за собой систему взысканий; заурядным среди них было лишение пищи на 1/3 (или до 1/3 ?) рациона³. Неудивительно, что не всякий мог вынести подобный режим, и случаи

¹Об иранских влияниях на кумранскую общину см. Dupont-Sommer. Nouveaux aPer9us, с. 157—172. Специальная статья Куна (Kuhri) осталась нам недоступной.

²Vaux. L'archeologie, с. 39—70; Амусин. Община, с. 91—106.

³ В тексте постоянно упоминается совершение проступка по заблуждению.

³В тексте это выражено неясно: сокращался ли рацион на 1/3 или умень-'Чался в 3 раза, составляя 1/3 от нормального.

отпадения, судя по тому, как часто они упоминаются в Уставе, не были исключительными явлениями. Правда, за ними могло следовать раскаяние и новое обращение (1Q S VII, 18— 21). Трудно сказать, насколько община радела о прозелитизме, но ренегатство она во всяком случае стремилась свести на нет. Этим прежде всего объясняется строгий испытательный срок и постоянная годовая проверка. Даже десяти-годичный стаж пребывания в общине не давал гарантии против отпадения: разочарование или усталость могли взять верх и после такого срока (1Q S VII, 22—25), вызывая великий соблазн среди остальных общинников.

Догматы и вероучение секты, основанные на системе иудаизма, насколько можно их проследить по вновь открытым материалам и Дамасскому документу, подробно описаны в очерках Амусина, Барроуза, Бардтке, Аллегро, Вермеша, Лихта и др.; поэтому здесь мы на них не останавливаемся. Как бы ни был узок круг влияния кумранцев, влияние это, несомненно, существовало, и в свете его более ясно представляются истоки зарождения христианства и возникновения христианской литературы. Не следует представлять ессейство революционным движением, учитывая стремление ессеев устраниться от рядовой массы народа