вместе туда, где чаша надежно спрятана — и она ваша. Если боитесь, можете взять с собой сильного охранника.
— Будет ли у меня возможность снова предложить цену после других? — спросил Висенс.
— У меня нет времени, — ответил Баптиста. — Я хочу отвести нового владельца туда, где спрятана чаша, когда начнет светать, и покинуть город. Сколько вы предлагаете?
Висенс подошел к двери, открыл ее и выглянул. Возвратясь к Баптисте, прошептал:
— Восемь тысяч. Но чашу нужно принести мне сюда, в этот дом.
Затем этот энергичный торговец посетил дом Себастьяна. Его вновь проводили в гостиную. После некоторой задержки и суетливой беготни в глубине дома появился хозяин.
— Ну? — сказал Себастьян. — Что же вы мне предлагаете?
— Ничего нового, — ответил Баптиста, — кроме времени. Мне нужно знать ваш ответ сегодня ночью.
— Почему?
Баптиста повторил почти слово в слово то, что говорил Висенсу.
— Какую цену уже предложили? — спросил Себастьян.
Баптиста немного помолчал.
— Честно говоря, я сомневаюсь, что следует вам говорить.
— Почему? Если не смогу предложить больше, я так и скажу. Это сбережет нам обоим время и силы. Если уже предложенные суммы невысоки, то мою цену вполне сможет перебить следующий. Или я последний?
— Нет, — ответил Баптиста. — Есть еще один.
— Превосходно. Тогда скажите мне.
— Восемь тысяч.
— Золотом?
— Да.
— Слишком много, — сказал Себастьян. — Мне очень хочется приобрести ее, но я не могу пойти на такой риск, понимая, что чаша вполне может оказаться подложной. Но спасибо, что дали мне возможность поторговаться. Всего доброго. Я провожу вас.
Баптиста бесшумно вышел из ворот Себастьяна и свернул на ведущую к собору улицу. Она была погружена во тьму. Ему предстояло сделать еще один визит. Он осторожно шел вдоль стены, ловя малейший звук. Мимо него прошла группа людей с факелами и фонарями, они разговаривали и смеялись. Он прижался к стыку двух стен и стоял совершенно неподвижно, погрузившись в размышления. Сумма, которую предложил Висенс, намного превосходила его самые алчные расчеты. Может, следовало сразу согласиться, но он был по-своему честен в своей бесчестности. Он обещал дать возможность каждому предложить цену, и хотел сдержать обещание. Шумная группа людей скрылась в одном из домов, и улица снова стала тихой. Тучи поредели, время от времени из-за них выглядывала луна, освещая ему дорогу. Баптиста быстро шел на север, подавляя желание запеть.
Быстрым шагом, с легким сердцем он перешел площадь, направляясь к назначенному месту встречи. Небо прояснилось. Лунный свет заливал окрестности, освещая двух бродячих кошек. Послышался какой-то звук.
Баптиста остановился и прислушался. Казалось, по булыжнику легко шаркала кожа. Продолжая прислушиваться, он молниеносно выхватил нож. Услышав, как кто-то поскользнулся, потом негромко выругался, Баптиста успокоился. Где-то неподалеку некий достойный гражданин возвращался домой после попойки или загула. Но Баптиста подумал, что к нему это не имеет никакого отношения, спрятал нож и стал подниматься по склону холма к собору и дворцу епископа. Пусть другие спокойно наслаждаются летней ночью, так как ему сейчас сопутствует удача.
Это было его первой серьезной ошибкой в этот вечер.
Глава десятая
Первым обнаружил тело нищий, истративший собранную милостыню на вино, а не на хлеб. Он улегся спать за собором, в темном углу с высокой, мягкой травой, укрывшись от света луны. По опыту он знал, что там его ничто не потревожит, кроме отбивающих часы колоколов.
На рассвете нищий открыл один глаз. Яркий свет нового дня причинил глазу острую боль, он снова закрыл его и, ворочаясь, проспал до заутрени. На сей раз он проснулся окончательно, порадовавшись, что ему удалось проспать так долго без особых помех. Однако его мучили пульсирующая головная боль и сильная жажда, он с трудом поднялся на ноги, чтобы поискать холодной воды, которая поможет унять то и другое.
Нищий потянулся, оправил одежду, широко раскрыл глаза и в ужасе завопил. Бревно, рядом с которым он лежал всю ночь, оказалось человеком с перерезанным горлом.
— Долго пролежал там этот человек? — спросил епископ.
— Когда я увидел его, — ответил капитан стражи, — тело было совершенно холодным. И окоченелым. Нищий, который спал рядом с ним до заутрени, принял его за бревно. Значит, труп уже был холодным, когда нищий улегся спать.
— Зачем было нищему искать бревно? — спросил Беренгер.
— В надежде скрыться от патрулей, Ваше Преосвященство. Прошлой ночью луна была очень яркой. Конечно, он беспокоился, что там, где он лежал, в темноте на него может кто-то наступить, — ответил капитан.
— Конечно. А мы знаем, кто этот убитый? — спросил епископ.
— Он называл себя торговцем, Ваше Преосвященство, — сказал капитан. — Пришел в город в мае и снял жилье в таверне Родриге.
— Значит, не особенно удачливый был торговец, — заметил епископ.
— Он, видимо, торговал вразнос, Ваше Преосвященство, хотя, пожалуй, успешнее, чем многие. Мне посоветовали расспросить о нем матушку Родриге. Очевидно, она хорошо знала его, если можно верить слухам.
— Тогда, капитан, я вас больше не задерживаю, — сказал Беренгер. — Продолжайте расследование обстоятельств убийства этого торговца. И помните, что мне очень не нравятся все эти убийства и волнения возле собора.
Капитан поклонился.
— Разумеется, Ваше Преосвященство, — негромко произнес он, с возмущением подумав, неужели епископ считает, что ему нравится, волнение, которое вызвали два окровавленных трупа возле собора. Однако его лицо оставалось, как всегда, бесстрастным и непроницаемым.
Юсуф вернулся с утреннего урока верховой езды и обнаружил во дворе одну Ракель, которая сидела за длинным столом, перед ней лежала толстая раскрытая книга.
— Поздно ты сегодня, — сказала она. — Папа уже ушел.
— Я был ему нужен? — спросил с беспокойством мальчик.
— Папа сказал, что нет. Он посещает соседей, отказался и от моей помощи. По-моему, никто из них не болен, — уверенно сказала девушка. — Им нужны самые свежие слухи.
— Корзинка была готова, — сказал Юсуф, с беспокойством оправдываясь. — Я уложил ее утром.
— Юсуф, перестань волноваться, — сказала Ракель. — Если б ему кто-то был нужен, то здесь была я.
— И знаешь ты больше, чем я, — сказал мальчик.
