делать… Прости.

— Забудь. Не было в том греха, что наказали злыдня.

— Хороший ты.

— Я вот что думаю. — Михей стянул шапку, пригладил редкие волосы. — Не надо тебе уходить из города. Зачем скитаться где-то в чужих краях. Поедем лучше ко мне, в деревню, — сказал и задохнулся от собственной смелости.

— Зачем?

— Жить будешь.

— С тобой? — спросила напрямик и опустила голову, пряча ухмылку.

От этих слов Михей совсем рассудок потерял. Бухнулся перед ней на колени, прижал шапку к груди.

— А хоть и со мной! Я больше тебя никому в обиду не дам. Всех в бараний рог согну, ежели кто худое удумает! Ни в чем не будешь знать лиха, уж поверь мне… Пойдем.

Прохожие стали на них оглядываться. Черноусый парень, проходя мимо, весело скосил глаза, хотел что-то сказать, но передумал.

— Встань, Михей, — строго сказала Дашка. — Встань, перед людьми неудобно. Смотри, вон, оглядываются уже все. Встань! — Когда Михей поднялся, сказала: — Согласная я, поедем с тобой. Но перед этим ты должен мне помочь еще в одном деле.

— Да в чем угодно! — После последних Дашкиных слов Михей и вправду готов был сотворить все, что угодно.

— Ты подумай. Может, утомила я тебя своими просьбами.

— Что, опять кого-то подпалить надо? — Михей понизил голос.

— Да нет. О другом хочу тебя просить.

— Говори! Сделаю!

«Все, спекся паренек, — подумала Дашка. — Далыпе-то с ним что делать? Как с Ульяном? Ладно, поглядим, время покажет».

— На пепелище том, — начала Дашка, — кое-что осталось. То, что надо обязательно вынести, чтоб лихие люди до этого не добрались.

— А что там?

— Ящики. Немного, пять штук всего, не более. Они тяжелые, но ты должен управиться. Я б и сама, но мне это не под силу… Что в них — не спрашивай меня, Михей. Придет срок, скажу, не сумлевайся, а пока молчи. Да я и сама, если честно, не знаю… Не моя эта тайна, чужая, и я не должна ее никому открывать, иначе смерть и тебе, и мне.

Дашка подняла взгляд на Михея. По лицу того было не понять — понял ли он то, что она сказала, аль нет. На всякий случай спросила:

— Так поможешь?

— Я ж тебе сказал уже, — тут же ответил Михей, чем снял камень с души Дашки. — Я слов своих не меняю.

— Ну, вот и славно. Только надо бы где подводу достать, чтоб ящики те погрузить. На себе ведь далеко их не унесешь.

— Достану я подводу. Вон их сколько, — Михей кивнул головой на видневшийся край харчевни, где они были до этого. У коновязи стояли привязанные кони, тут же рядом стояло три подводы. Две пустых, а третья груженная каким-то барахлом. Лошади, понурив голову, мерно жевали овес.

— А не боязно?

— Чего бояться то? — Михей пожал плечами, показывая свою удаль. Наклонился к Дашке, подмигнул, чуть понизил голос: — После того, что сегодня мы с тобой с сотворили, боятся уже как бы и не с руки. О ящиках этих не думай. Достанем мы сегодня их и отвезем, куда ты скажешь. Ну, а что в них — меня мало интересует. Не люблю я влезать своим носом в чужой карман. Не приучен с детства.

«Во как! — Дашка про себя удивилась. — А паренек-то разошелся, хвост распушил. Уже, наверное, видит меня в своей избе хозяйкой».

Дашка вдруг представила себя стоящей возле печи, а в руках у нее медный горшок. За спиной трое ребят, мал мала меньше, и каждый орет — жрать хочет, а во главе стола Михей, с большой ложкой в руке и с похабной улыбкой на лице. Господи, спаси и помилуй! Дашка непроизвольно вздрогнула.

— Ты чего? Чего дергаешься-то? Не сумлевайся, говорю, все сделаем.

— Благодарствую тебе, Михей. Знала, что не откажешь.

Михей не обманул. Как только стемнело, пригнал подводу. Дашка его уже ждала. Велела отогнать ее подальше, от греха и от постороннего глаза. Да стреножить крепко. Что Михей и сделал, после чего скоренько вернулся обратно.

На том месте, где был лаз под землю, валялись обгорелые бревна и разная домашняя утварь, что не успела сгореть, вперемешку с золой и пеплом. Днем здесь стояли стражники, отгоняя любопытных от сгоревшего подворья. Но с наступлением темноты они ушли. Чего здесь охранять, бревна обугленные что ли? Да и ночью навряд ли кто сюда полезет ноги ломать. Вот и ушли, оставив пепелище без присмотра. Дашка, видя такое дело, только обрадовалась, и вдвоем с Михеем они принялись разбирать завал.

Долго копошились, считай, за полночь уже было, когда наконец обнажился подземный зев.

— Что тут? — шепотом спросил Михей, вытирая с лица пот вперемешку с золой.

— Ход тайный. — Дашка тоже вся испачкалась, и только глаза лихорадочно блестели на лице. — Давай спускаться вниз. Только осторожно, да пригнись, потолок там низкий.

— Может, я первым пойду?

Дашка пропустила его слова мимо ушей и начала спускаться. Вопреки ожиданиям нижний зал был полон дыма. Вероятнее всего он проник сюда сквозь штольни, через которые ранее поступал свежий воздух. Едва только открылась последняя дверь, как дым рванулся наружу, и Дашка с Михеем чуть не задохнулись. Упали на землю и так и лежали, зажав рот и прикрыв слезящиеся глаза. Лежали долго, пока весь дым понемногу вытянулся наружу. Только тогда встали, Дашка зажгла припасенную свечу.

Ящики стояли там же, где она и видела их в последний раз, наглухо закрытые и ничуть не тронутые огнем. Открывать их не стала, и так знала, что в них находится. А Михея смущать не хотелось. Узнает тайну, и тогда точно придется отправить его к Господу, а так — пущай живет.

Управиться успели до рассвета. Михей по одному вынес ящики, сгибаясь под их тяжестью, и погрузил на подводы. За все время не проронил ни слова. Дашка тоже молчала. Погрузив, накидали сверху сена, что до этого было на подводе, и поехали в сторону реки. Там умылись и стали похожи на людей, а не на чертей, приспешников Ада. Михей достал краюху хлеба, сала шмат, быстро перекусили.

— Теперь куда? — наконец спросил.

— За город надо выбираться.

— Сейчас ворота закрыты. Надо утра ждать.

— Вот и подождем. Народ из города в поля двинет, и мы с ним просочимся.

— А дальше куда?

— Там посмотрим.

Дашка устала так, что держалась из последних сил. Но расслабиться себе не позволяла. Схоронит золото и уже тогда можно будет отдохнуть. Где его упрятать — уже знала, как поступить с Михеем тоже решила.

Медленно наступал рассвет. Вдали, за городскими стенами, небо посерело, предвещая начало скорого дня. Рядом в сарае, пробуждаясь, закопошилась скотина, ожидая утренней кормежки. В избе напротив хлопнула дверь, послышались неторопливые шаги, негромкий говор. Привалившись к плечу Михея, Дашка чуть задремала, но от этих звуков открыла глаза, тряхнула головой, прогоняя сон. Пора.

— Трогай, — велела Михею, тоже клевавшему носом.

Он встрепенулся, протер глаза, перехватил вожжи.

— Но, пошла! — И телега заскрипела.

Вдоль реки они выбрались на главную дорогу города, ведущую к городским воротам. Там уже собирался народ, все те, кто спозаранку собирался по своим делам из города. Дашка с Михеем пристроились в хвост одного из обозов, и так, никем не узнанные и никем не остановленные, выехали,