пустота.
За спиной услышала шорох. Испуганно оглянулась. Одна из стен медленно отодвинулась в сторону, обнажив черный провал. Показался человек и застыл на пороге, удивленно глядя на дрожащую девушку. Она поежилась, сделала шаг назад, но, натолкнувшись на шершавую стену, замерла.
Василий не поверил глазам, когда увидел Рогнеду. Быстро перекрестился, шагнул внутрь.
— Оклемалась, — произнес, откашлявшись. — А я уж думал, Богу душу отдала. Не верил, что поможет древнее сказание. Прав оказался Феофан, прав.
Рогнеда перевела дух. Значит, не чудовище неизвестное заперло ее здесь, рассыпав зачем-то вокруг драгоценные камни, а всего лишь боярин. Сделала шаг навстречу.
— Как я… — Голос не повиновался. — Как я оказалась здесь? Ничего не помню…
— Это и хорошо, что не помнишь. Долго обо всем рассказывать. Думал, помрешь, потому и приволок тебя сюда.
— Ты?
— Я. А кто ж еще?
— А зачем? И это что? — показала рукой вокруг.
— Тебе какое до того дело? Жива, и слава Богу, — раздраженно ответил боярин, но сжалился и пояснил: — Плоха ты совсем была. Самые лучшие лекари и знахари тебя осматривали, да все без толку. Тогда и посоветовал лекарь один золотом тебя лечить. Я и принес тебя сюда бездыханную. Думал — зря все, ан нет оклемалась.
— Спасибо тебе, боярин.
— После благодарить будешь. А пока погодь, я приберусь здесь, и наверх будем выбираться.
Боярин прошелся по келье, окинул взглядом рассыпанные драгоценности. Еще раз подумал про правоту заезжего лекаря. И уверился в силе Господа, не оставившего в трудную минуту.
— Помоги-ка, — бросил через плечо Рогнеде. — Одному здесь долго копаться придется. Надо торопиться — вечер уже на дворе.
Девушка наклонилась и стала собирать горстями рассыпанные камни и относить их обратно в ящики. Каждый раз она поражалась неземной красоте и чудодейственной силе, исходившей от камней. При каждом прикосновении руки как будто жаром обдавало и даже слегка покалывало в кончиках пальцев.
Вдвоем управились быстро. Боярин напоследок все придирчиво осмотрел, взглянул на Рогнеду. Девушка стояла, по-прежнему зябко кутаясь в кусок материи.
— Ну-ка сними это, — Василий кивнул на плат.
— Зачем? — Девушка стыдливо обхватила плечи руками, испуганно взглянув на боярина.
— Сымай, говорю! Может, камешек куда закатился… Сымай, да провернись вокруг себя. Да поживее!
Рогнеда выполнила все, что тот требовал, а потом вновь закуталась, не поднимая глаз на боярина. Василий удовлетворенно кивнул.
— Все, пошли отсель.
Темными коридорами прошли в горницу. Оказавшись вновь наверху, Василий облегченно вздохнул, распоясал кушак, снял кафтан, кинул на лавку.
— Иди к себе, да переоденься. Там тебя девки сенные ожидают. Они и приберут тебя.
— А Софья? — робко спросила Рогнеда.
— Померла твоя Софья! — Рогнеда вздрогнула. Василий это заметил, махнул рукой. — Чего дрожишь? Туда ей и дорога, ведьме старой. Не уследила за тобой, вот Бог ее и покарал. Нечего было шляться, где ни попадя. Ну, чего стоишь? Иди.
Сенные холопы, увидев Рогнеду живой и невредимой, мелко крестились и отступали с дороги. Встретился Матвей и, ни слова не сказав, отступил в темный угол. Рогнеда на него даже не взглянула, а по крутой лесенке стала подниматься наверх.
Девки ее уже ждали. При виде Рогнеды заохали, запричитали.
— Успокойтесь вы, — устало проговорила девушка, садясь в неглубокое кресло. — Раскудахтались, словно куры. Делайте лучше, что боярин приказал.
Девки, все еще всхлипывая, принялись за свое дело. Осторожно разоблачили от материи, уложили на кушетку и принялись растирать благовониями. Под умелыми руками Рогнеда почувствовала, как по всему телу разливается приятная истома. Временами, поворачивая ее с боку на бок, девки ласково называли боярыней. Рогнеда улыбнулась, почувствовав, как в уголках глаз набухают слезы. Какая она боярыня? Так, приживалка при боярине Василии. Как долго он будет ее терпеть — одному Богу ведомо. Спас от болезни тяжкой, а к завтрему может и на улицу выгнать, как собаку побитую. Кому она тогда нужна, подстилка боярская? Никому. Ульян — и тот от нее отвернулся. Ульян, где ж ты сейчас?.. Неужто, правда то, что ты через Софью передал?..
Сенные девки, неслышно двигаясь вокруг Рогнеды, принялись облачать ее, доставая из сундуков праздничные одежды. Вначале шла нательная сорочка с длинными рукавами, скрепленными у запястья цветными наручами.[15] Подол сорочки украшали бусинки и плетеный ажур. Вокруг талии повязали тонкий поясок, служивший оберегом от нечистой силы.[16] Затем надели льняную поневу. Одна из девок принялась расчесывать волосы частым гребнем, вплетая широкую вышитую ленту. Прическу скрепили кожаным обручем с высокими зубцами, называемым венцом. На ноги надели мягкие кожаные сапожки без каблуков с цветным орнаментом. Рогнеда встала перед зеркалом, оглядела себя со всех сторон. Хороша, нечего сказать! Чего, интересно, боярин распорядился приодеть ее во все самое лучшее?
Боярин ее уже заждался. Она села напротив него, не поднимая глаз. Взяла расстегай, откусила маленький кусочек, покосилась на кубок с вином, но не притронулась. Василий молчал. Наконец, осмелев, подняла глаза на боярина, тихо спросила:
— Что теперь со мной будет?
— Ничего не будет. Будешь при мне. А там — как время покажет.
— Выгонишь?
— Может, и выгоню, если своенравна будешь и непослушна. А будешь хорошо себя вести — оставлю.
— Зачем я тебе, боярин?
— Зачем? — Василий налил себе еще вина, медленно выпил. Посмотрел поверх кубка на Рогнеду. — Ты мне наследника родишь. Продолжателя всех дел моих. Сделаешь это, и сама проживешь до старости в довольстве и удовольствии.
Рогнеда опустила глаза, почувствовав, как щеки наливаются краской. Знала она, догадывалась, что не пустая уже, а в чреве ее новая жизнь зарождается. От того томление в душе было, и страх смешивался с любопытством. Боярин, видно, и сам о том прознал, потому и не дал ей умереть, а к жизни возвернул.
— Не достойна я, — сказала, чтоб только не молчать.
— Достойна, не достойна — о том мне судить. — Боярин помолчал, прищурил глаза, по-другому взглянул на девушку. — О том, что видела в подземелье — забудь и из головы выкинь. Как будто и не было ничего, а привиделся тебе сон сказочный. Ну, а если сболтнешь кому, и я о том прознаю — до конца дней своих света белого не увидишь. В том слово мое крепко! — Боярин понизил голос, наклонился через стол. — Запомни: ты единственная, кто не нашего рода, прознавшая о сем кладе. Тайну эту мы храним свято и никого туда не допускаем. Но, видно, так Богу угодно, чтоб ты тоже о том прознала. Но о предупреждении моем помни. Все поняла?
— Да, батюшка, — Рогнеда кивнула головой, вновь увидев перед собой россыпь драгоценных камней.
— Тогда ладно. — Василий отвалился от стола, откинулся на резную спинку стула, зевнул. — А теперь ешь, да поторапливайся. Время позднее, почивать пора.
Прошло три дня. Рогнеда почти оправилась от постигшего несчастья и только временами вздрагивала во сне. Но это происходило все реже и реже.
Теперь она часто прогуливалась по двору. Иногда ловила на себе завистливые взгляды или какая- нибудь старуха при виде Рогнеды возьмет, да и подожмет презрительно губы. Девушка этого не замечала, а