— Рассказывай.

Расстались они только к утру. Ульян проводил Рогнеду почти до околицы, хоронясь стражников, которые в ночное время обходили боярские владения. Дождался, пока она исчезнет за калиткой, и сам отправился почивать.

На следующий день случился в боярской усадьбе переполох. С утра прибежал на кухню разгневанный Матвей и ну охаживать плетью поваров и всех, кто подвернулся под руку. Дворня бросилась врассыпную и попряталась, кто где смог. Рогнеда замешкалась, не успела вовремя уберечься. Получив плетью по руке, отскочила в сторону, непонимающе и удивленно тараща глаза. Матвей орал, брызгая слюной и поводя вокруг налитыми кровью глазами.

— Кто, я вас спрашиваю, сегодня днесь готовил баранину к боярскому столу!!! Кто, я вас спрашиваю!!! — Матвей сел на перевернутый чурбак, где разделывали мясо, отер пот. — Совсем с ума посходили, нечестивцы!!! Чего удумали, смерды — свежатину тухлятиной заменять! А батюшка с утра животом мучается, лежит в лежку и не встает. Злой, аки черт из преисподней. Мне досталось за просто так. Я, что ли, за вас отдуваться должен? Ванька, ты где, пакостник!!!? Вылазь на свет божий, держи ответ.

Из-под скамьи вылез Ванька-повар и робко приблизился к Матвею.

— Не было такого, кормилец. Мясо наисвежайшее, сам пробовал. В том крест могу целовать. А у боярина, может, хворь от иного чего приключилась.

— Врешь, нечестивец! — Плеть взвилась и опустилась на плечи Ваньки. Тот вздрогнул, вжал голову в плечи.

Удар получился несильным, Матвей уже остывал. Все знали, что ключник вскипал быстро, но, выплеснув злость, остывал. Не мог долго злобу в себе копить, но сегодня что-то больно он разгневан. Видно, крепко досталось ему от боярина. Выпустив пар, Матвей поднял глаза, заметил Рогнеду, все так же прижавшуюся к стене.

— Пойдешь со мной, — велел, тяжело поднимаясь. — Да накинь на себя чего не то. А то стоишь, как растрепа.

Когда шли по длинному коридору, Матвей поучал:

— Боярин разгневан сильно. Надо его ублажить. А то все батогов испробуем или того хуже — сошлет с глаз своих и сгинем все. Так что, ты уж постарайся. Поняла меня?

— А как ублажать-то его? — Рогнеда остановилась, непонимающе смотря на ключника. — Дядька Матвей, как?

— Тьфу ты, Господи! — Матвей выругался, больно ухватил крепкими пальцами за локоть. — Сама должна понимать, не маленькая! — И добавил, зло сощурив глаза: — Будешь артачиться, сгниешь в подземелье. Ты и Ульян твой. Знаю я про шашни ваши, да молчал до времени.

Сказал и подтолкнул к дверям боярской опочивальни.

Василий лежал, обложенный подушками, и смотрел в потолок. На шум от двери скосил глаза, увидел Рогнеду, робко застывшую у порога, спросил:

— Ты кто?

— Рогнеда я, боярин… — Девушка поклонилась, длинная коса опустилась на пол. Она почувствовала, как бешено колотится сердце, готовое выскочить из груди. В ногах появилась слабость. Захотелось упасть тут же, у ложа боярина, и не вставать более.

— А здесь зачем? Тебя кто звал?

— Дядька Матвей велел к тебе прийти. Говорит, что худо боярину нашему и благодетелю.

— Матвейка? — Боярин закрыл глаза, как будто уснул враз. Но — нет, проговорил строго, не глядя на девушку: — Покличь-ка его.

На зов тут же явился ключник, низко поклонился.

— Вели баню истопить, да пожарче. Пусть веников пихтовых приготовят. Хворь будем изгонять.

— Сейчас, батюшка, сейчас. Сполню все что велишь, — заторопился Матвей. Взглянув на боярина, спросил с умыслом: — Банщика велишь позвать?

— Не надо! — Боярин выпростал руку из-под одеяла, махнул в сторону Рогнеды. — Она меня попарит. Авось, недуг и пройдет.

— Дай-то Бог, батюшка, дай-то Бог, — вторил ключник.

— А того, кто зло это учинил — найди, Матвейка. Да батогами крепко поучи, а потом в железа. Не найдешь, самого велю в железа заковать. Понял все?

Матвей судорожно сглотнул, кивнул, не сводя взгляда с хозяина.

— Тогда пошел вон! Да порасторопнее там пошевеливайтесь, оглоеды! А то чего удумали — боярина травить?

Матвей исчез за дверью, успев напоследок несильно толкнуть Рогнеду. Но та и не заметила этого. Стояла ни жива, ни мертва. Будто и не человек вовсе, а изваяние каменное. Услыхав, что ей придется парить боярина в бане — обмерла со страху. Хотела тут же бежать без оглядки, но ноги будто приросли к полу.

— Помоги подняться! — От голоса боярина Рогнеда вздрогнула и на негнущихся ногах направилась к ложу.

На вечерней зорьке Ульян ждал Рогнеду в условленном месте. Но так и не дождался, сколь ни выглядывал, взобравшись на высокую сосну. Когда совсем стемнело, понял, что, скорее всего, не удалось ей улизнуть от всевидящего ока ключника. Погоревав самую малость, пошел обратно в деревню. По дороге завернул к знакомой калитке. Под ноги сунулась приблудная шавка, которую иногда прикармливал дед Рогнеды. Узнав Ульяна, завиляла хвостом. Ульян наклонился, потрепал пса по загривку.

— Где Рогнеда-то? Не видал?

Пес, блеснув в темноте глазами, радостно оскалил пасть.

— Чему радуешься, тварь неразумная? А у меня горе. Ждал любушку, ждал и не дождался… Пойти что ли у деда спросить? Может, он чего знает, если не спит еще? Зайду.

От деда оказалось мало проку. Он и Ульяна то узнал с трудом, едва спросонья глаза разлепив. Рогнеды рядом не было, и где она он не знал и сам встревожился не на шутку. Устав слушать дедово кудахтанье, Ульян отправился спать, по дороге решив, что Рогнеду не отпустили с боярского подворья, потому и не показалась она дома. Хотя такого и не случалось ранее, но все может быть.

Еще два дня Ульян пытался разыскать и увидеть Рогнеду. Сколь ни бродил он вокруг боярской усадьбы, так ничего и не узнал. Строгие стражники не пускали вовнутрь, а один даже кнутом огрел, когда Ульян пытался про девушку расспросить.

На исходе второго дня юноша встревожился не на шутку. Не иначе с любушкой случилось что-то нехорошее, но дурные мысли от себя гнал, стараясь не отчаиваться. На третий день, поутру, возле боярской усадьбы встретился знакомец Митька. Поговорили о том, о сем, и Митька неожиданно сказал, что появилась у боярина новая наложница. Младая дева с русой косой почти до пят и с глазами, что два озера.

— Не выпускает боярин ее никуда. Я только глазком и узрел, когда шторенка в комнатке чуть приоткрылась. Но хороша-а, — Митька весело ощерился.

— Чего скалишься? — Ульян от дурных вестей аж почернел весь. Сжал кулаки, придвинулся ближе к Митьке. — Сейчас дам в зубы, вмиг улыбку спрячешь.

— Ты что, сдурел? — Митька отскочил от разъяренного Ульяна. — Чего с кулаками кидаешься? Я ему правду кажу, а он драться. Не хочешь слушать, не слухай, а кулаками неча махать. Я и сам могу разъяриться! Вытащу щас оглоблю, тогда посмотрим, чья возьмет.

Митька зло сплюнул, повернулся и побрел прочь.

Ульян его уже не слушал. Он сел на чурбак, обхватил голову руками. Вот оно значит как… А он верил ей, ждал, готовился уже сватов заслать. Она махнула хвостом и исчезла в боярском тереме. Чем он ее приманил? Пряником медовым что ли? Хотя, кто ее будет спрашивать? Рогнеда такая же холопка, как и он сам, и хозяин волен распоряжаться ее судьбой, как ему заблагорассудится. Значит, надо забыть. Не забудешь — боярин на тяжелых работах сгноит. С него станется. Не потерпит он соперников, даже и среди холопьев своих. Для него тож девок хватит. Не урод вроде и на убогого не похож. Вон, к примеру, Марьяшка с соседнего двора давно на него засматривается, глазки строит.

Ульян поднялся, расправил плечи. На душе осталась горечь, но дышать стало легче. По своей натуре