обсуждением. Лучше расскажите, как продвигается ваша кампания.

– Кампания проходит трудно, мы много работаем и мы надеемся, потому что без надежды нельзя. Вот так. Что до вас, Лаура, то неразрешимых проблем не бывает.

– Кроме смерти.

– И даже эта проблема разрешима. Вы решаете ее, принимая смерть, свою ли собственную или кого- то другого.

Она повернула голову, и взгляд ее упал на фотографию Бэда в кожаной рамке. Он сидел в кресле в стиле королевы Анны и выглядел очень представительно. «Куда ни кинешь взгляд в этом доме, повсюду он натыкается на лица умерших членов семьи», – подумала Лаура и у нее непроизвольно вырвалось:

– Это может лишить тебя иллюзий.

– Да.

Односложный ответ прозвучал серьезно и печально, и Лауре стало ясно, что Маккензи понял, какой смысл вложила она в свое высказывание.

– Нет никого, кто взял бы на себя ответственность за дела нашей фирмы, – снова заговорила она. – Клан, – Лаура с трудом выговорила это слово, – клан забрал Бэда и Питта, так что никого не осталось.

– Может, ее можно продать.

– Может быть… О, – воскликнула она, – знаете, чем я совсем недавно занималась? Я раскрутила глобус, закрыла глаза и ткнула в глобус пальцем. Я сказала себе: мы – я и мальчики, уедем в то место, на которое попадет мой палец, – и, скорчив гримаску, объяснила, что этим местом оказалась Патагония.

– Что ж, места там предостаточно. Пустыня и камни, ветер и полынь.

– Вы говорите так, будто вы там были.

– А я и был. Мне было любопытно, и я решил поехать и посмотреть.

– У меня был знакомый, который обладал любопытством того же рода. Он поехал в Индию, потом в Непал и Тибет. Это было много лет назад, когда туда редко кто ездил.

Она замолчала, слегка нахмурившись. Ей пришло в голову, что в одном из разговоров с Ральфом она уже упоминала Френсиса, но она не была уверена в этом до конца. Между двумя этими мужчинами было много общего.

– Значит, вы не поедете в Патагонию.

– Нет. Скорее всего я вообще никуда не поеду. Просто все это, – она широко повела рукой, – обман Бэда, публичный позор…

– Это не ваш позор, – быстро перебил ее Ральф.

– И все равно даже Тимми его чувствует. Я знаю. И он выглядит таким нездоровым и слабым. – Нежелание говорить о своих тревогах отступило, и слова полились потоком. – Он очень тяжело перенес похороны – такое большое эмоциональное напряжение и духота в церкви да еще эта дикая жара. Сегодня утром я отправила его на весь день к другу, который сломал ногу. Так я, по крайней мере, буду уверена, что он будет вести себя спокойно. Но я никогда не знаю, что еще может случиться.

– Я понимаю. Я ведь пережил все это вместе с Кроуфильдами. У них все так вот и шло вплоть до смерти Питера, – мягко проговорил Ральф, глядя Лауре прямо в лицо.

Не отводя взгляда, она очень тихо сказала:

– Я часто думаю о Питере. Вы знали его. Каким он был? Маргарет сказала…

– Маргарет сказала вам правду. Он был спокойным вдумчивым мальчиком и, став постарше, нисколько не изменился. Во многом он был таким, каким вы описываете Тимми.

– Они и внешне похожи.

– Да. Я внимательно приглядывался к Тимми, когда был на похоронах. – Ральф неожиданно улыбнулся. – Возможно, вам будет интересно узнать, что Питер был верующим евреем.

– Расскажите мне об этом.

– Он был более религиозен, чем любой другой член его семьи. Они до сих пор об этом вспоминают. Возможно, это объяснялось его возрастом, или болезнью, а может, он просто по натуре был к этому склонен. Я был с ними и в день бар-мицвы, и в день, когда его похоронили.

«На кладбище под звездой Давида», – подумала Лаура. Странный путь он прошел от своего зачатия и рождения до этого места вечного успокоения.

– Мне легче, чем Маргарет и Артуру, – заметила она. – Питер ушел из жизни, и тут уж ничего не поделаешь, но если бы он был жив и не желал бы иметь со мной ничего общего… – она ненадолго замолчала. – Это было бы невыносимо. Да. Невыносимо.

– Для них это тоже невыносимо. Они так хотят видеть Тома, Лаура.

– Несчастные люди. Передайте им, что я в любой момент буду рада видеть их у себя. Теперь ничто не мешает им прийти в наш дом.

– Может, вам следует спросить сначала Тома?

– Не знаю. Я не знаю, что с ним делать. Что с ним станет! Он почти не разговаривает со мной. За столом мы сидим в молчании. Я знаю, что у него есть, была девушка, но он и с ней не встречается. Он ни с кем не встречается. Конечно, я понимаю, что прошло еще слишком мало времени после этой трагедии, мы все еще в шоке, а Тому она перевернула всю жизнь, но все же у меня тревожно на душе. Вы бы послушали, как он разговаривал с нашим священником в ту ночь, когда погиб Бэд! Тогда вам стало бы ясно, что я имею в виду. Это было ужасно.

– Я Тома слышал предостаточно, – ответил Ральф.

– Вот почта.

Том вошел так неожиданно, что наверняка слышал последние слова. Он кивнул Ральфу и сразу набросился на Лауру.

– Ты не в черном.

– Слишком жарко, Том.

– Мне, например, не жарко.

Как и в предыдущие дни, на Томе был темный костюм и черный галстук. Он бросил на Маккензи и мать недобрый взгляд. Лауру охватила тревога, смешанная с негодованием.

– Куда ты идешь? – спросила она, когда Том направился к передней двери.

– На улицу.

– Ты только что вернулся с улицы.

– Я собираюсь пройтись. Мне тяжело находиться в доме и видеть вещи отца. Может, схожу на кладбище, не знаю.

– Мне кажется, тебе не стоит этого делать, – негодование уступило место жалости. – Не истязай себя. Отец этого не одобрил бы.

– Думаю, одобрил бы, особенно если учесть, что я, судя по всему, единственный, кто переживает его смерть, не считая может быть Тимми, но Тимми еще ребенок, так что это совсем не то.

– Это несправедливо, Том. Напрасно ты говоришь со мной так.

– Я всего лишь говорю правду. Даже Джим Джонсон проявил больше сочувствия.

– Да, к клану, – перебил Тома Ральф.

– Вовсе нет, – негодующе возразил Том. – Я имею в виду письмо с выражением соболезнования, которое он мне прислал. Да и в любом случае, он не связан с кланом, как вам известно.

– Нет, мне это не известно. Требования, которые он выдвигает, – это по сути дела замаскированные требования клана.

– Это вы так считаете, мистер Маккензи, – огрызнулся Том.

Его голос и его поза – подбородок вздернут вверх, руки в карманах – были способны вывести из себя любого взрослого. Лауре как матери стало стыдно, потому что своим поведением Том бросал тень и на нее.

Ральф вспыхнул. Чувствовалось, что в нем закипает гнев, но ответил он спокойно:

– Я бы хотел поговорить с тобой о Джонсоне. Ты когда-нибудь спрашивал себя, откуда он берет деньги, чтобы вести такой роскошный образ жизни?

– Нет. Но вы сам ездите на дорогой машине и живете, думаю, неплохо. Кто-нибудь вас спрашивал, откуда вы берете деньги?

– Том! – вскричала Лаура, возмущенная подобной наглостью.