— Секрет.

— Ну-ну, — сказала уязвленная Нелл. — Если твой секрет не придет, возвращайся.

Фаррел послала ей воздушный поцелуй и отошла, горя от нетерпения. Сердце билось в такт танцевальной музыке в подвале, от которой ритмично вибрировал пол. Фаррел обошла все укромные места на первом этаже, поднялась наверх и оглядела собравшихся вокруг розового стола для пула. Безрезультатно.

Фаррел уже подозревала, что ее надули, но все же спустилась в цокольный этаж, где женоподобный гомосексуалист исполнял стриптиз у шеста под импровизации виджея Лукавого. У стен стояли розовые диваны, лицом к эстраде.

Профессор заметила свою дичь на диване в углу, с бокалом шампанского в руке. Женщина с черными как смоль волосами, гладко зачесанными назад, была в элегантном черном коктейльном платье и розовой шляпке с черной кружевной вуалью, размывавшей черты лица и позволяющей разглядеть только смуглую кожу и алые губы.

— Привет, Марта, — сказала Фаррел, присаживаясь в кресло рядом.

Марта отвела глаза от стриптизера, улыбнулась и ответила с мягким восточноевропейским акцентом:

— Я знала, что увижу тебя здесь, сестра.

Профессор вдыхала пряные духи женщины, как волшебный эликсир.

— Я не могла не прийти.

Марта провела кончиками алых ногтей по запястью Фаррел.

— Понимаю. Ну что, пусть начнутся игры?

К семи вечера внимание мировой телеаудитории было приковано к великолепному стадиону «Миллениум» в Олимпийском парке, выросшем на месте старых доков и ветхих кварталов. На шестистах с лишним акрах раскинулся стадион, где сегодня собрались восемьдесят тысяч счастливых поклонников спорта, Олимпийская деревня и много современных спортивных комплексов, включая велодром, площадки для баскетбола и гандбола и бассейны с вышками для прыжков в воду.

Все спортивные сооружения отличались элегантностью и оригинальностью, но в качестве эмблемы парка и символа Лондонской олимпиады выбрали «Арселор Миттал Орбит» британского архитектора Аниша Капура. Ажурная башня высотой триста семьдесят семь футов была выше Биг-Бена и статуи Свободы. Сооружение ржаво-красного цвета напоминало массивные пустые стальные руки, переплетенные, вывернутые и скрученные вместе, как спирали взбесившихся ДНК, вознесших на огромную высоту круглую смотровую платформу с рестораном, над которой одна из обезумевших ДНК склонялась в гигантском поклоне.

Из окна роскошного представительского «люкса» для членов ЛОКОГ над западной трибуной Найт рассматривал в бинокль массивную чашу для олимпийского огня, установленную на помосте на крыше смотровой платформы, не представляя, как этот огонь собираются зажигать. От этих мыслей его отвлек комментатор канала Би-би-си, вещавший с экрана стоящего рядом телевизора. Почти четыре миллиарда зрителей включили сейчас прямую трансляцию церемонии открытия Олимпиады.

— Питер, — сказал сзади Джек Морган. — Тут кое-кто хочет с тобой поговорить.

Опустив бинокль, Найт обернулся. Рядом с владельцем «Прайвит» стоял председатель ЛОКОГ Маркус Моррис. При прежнем правительстве лейбористов он был популярным министром спорта.

— Моррис, — представился он, обмениваясь рукопожатием с Найтом.

— Большая честь, — отозвался Найт, пожимая руку экс-министру.

— Я хотел бы узнать, что дословно сказал перед смертью Ричард Гилдер о Дентоне Маршалле, — произнес Моррис.

Найт коротко изложил случившееся, закончив так:

— Валютная афера не имела отношения к Олимпиаде. Всему виной только алчность Гилдера. Я готов засвидетельствовать это под присягой.

Моррис снова пожал руку Найту.

— Спасибо, — сказал он. — Я не хотел, чтобы остался хоть намек на неподобающую деятельность, бросающую тень на Игры. Но это ни в коей мере не служит утешением: потеря Дентона — это трагедия.

— По очень многим причинам.

— Ваша матушка держится молодцом.

С момента приезда Аманде выказывали сочувствие и ее окружали соболезнующие.

— Она сильный человек. Когда этот маньяк Кронос обвинил Дентона в мошенничестве, Аманда пришла в ярость. Теперь ему не поздоровится.

— Хорошо бы. — Моррис впервые улыбнулся. — А сейчас мне надо идти произносить речь.

— И открывать Олимпиаду, — добавил Джек.

— И это тоже, — согласился Моррис и ушел.

Джек Морган выглянул в окно, внимательно оглядывая линию крыши над полными трибунами.

Найт, заметив это, проговорил:

— Сильная охрана, Джек. Мы с Амандой чуть не час проходили через рамку на Страффорд. А здоровяки с оружием сплошь гурки.[1]

— Самые грозные в мире воины, — кивнул Морган.

— Я тебе где-нибудь нужен?

— Нет, пока справляемся. Смотри открытие, ты заслужил это.

Найт огляделся.

— А где Лансер, кстати? Что за моветон — отсутствовать на собственной вечеринке?

Джек моргнул.

— Это секрет. Да, он просил еще раз поблагодарить тебя. Слушай, представь меня Аманде, хочу выразить соболезнования.

Сотовый Найта зажужжал.

— Конечно. Секунду, Джек.

Он достал телефон, увидел, что звонит Хулиган, и ответил в тот момент, когда огни стадиона побледнели и с трибун послышались приветственные крики.

— Я на стадионе, тут открытие начинается, — сказал Найт.

— Прости, что отвлекаю, но кому-то и работать нужно, — съязвил Хулиган. — Я получил результаты по тому волоску, который ты прислал сегодня утром. Они…

Рев фанфар из всех динамиков на стадионе заглушил слова эксперта.

— Повтори, — попросил Найт, затыкая ухо пальцем.

— Волосок с конверта Кроноса и образец от Селены Фаррел, — заорал Хулиган, — идентичны, так- перетак, совпадают!

— Мы вышли на Кроноса! — воскликнул Найт. Мощный прожектор прорезал темноту, высветив одинокую согнутую фигурку в центре арены.

— Что? — изумился Джек.

— Или на одну из Фурий. — Найт рассказал о результатах теста. — Дом Фаррел снесли, чтобы построить Олимпийский парк, и она публично заявила, что совершившие это люди заплатят за свои деяния. А услышав мелодию из открытки, чуть не спятила.