времени?

— Помолчи, пожалста, Тодд. — Мэр прислушивается к комму, старясь не упустить ни слова. — Мы должны быть в курсе договоренностей.

— Да о чем там договариваться? Войне конец, давайте жить дружно — вот и все переговоры.

Мэр только бросает на меня насмешливый взгляд:

— Ну ладно, ладно… Виоле же нездоровится! Нельзя ей столько времени торчать на холоде.

Мы сидим у костра: я, мэр, мистер Тейт и мистер О’Хара. Все жители города продолжают следить за проекцией, хотя интересу у них поубавилось. Оно и понятно — кто ж захочет столько часов подряд наблюдать за переговорами, пусть и очень важными? Уилф в итоге не выдержал, сказал, что его ждет Джейн, и увез обратно на холм телегу госпожи Койл.

— Виола? — раздается в комме голос Симоны.

¾ Да?

— Просто хочу предупредить, что топливо на исходе. Какое-то время я еще смогу здесь пробыть, но вам пора задуматься о возвращении в город.

Я нажимаю кнопку на своем комме.

— Не вздумайте ее бросать! — говорю я. На проекции видно, что вожак спэклов и Брэдли чем-то удивлены. — Не выпускайте ее из виду!

Но отвечает мне госпожа Койл:

— Не волнуйся, Тодд. Наша сила и верность, в отличие от горючего, не иссякнут!

Я бросаю озадаченный взгляд на мэра.

— Работаете на публику, госпожа? — громко спрашивает тот, чтобы целительница его услышала.

— Помолчите все, пожалста! Не то я вапще отключу эту штуку!

Виолу снова разбивает кашель: на проекции она выглядит ужасно бледной, исхудавшей и какой-то маленькой. Вот это больше всего ранит. Она всегда была меньше меня.

Но, когда я думаю о ней, Виола кажется мне размером с целый мир.

— Звони, если что-то понадобится. Что угодно.

— Хорошо.

А потом комм пищит, и все затихает.

Мэр переводит удивленный взгляд на проекцию. Брэдли и Виола снова разговаривают с предводителем спэклов, но мы больше ничего не слышим. Она отключила звук.

— Спасибо тебе большое, Тодд, — раздраженно бурчит госпожа Койл по второму каналу.

— Она не меня выключила, а вас!

— Дура тупая, — доносится голос мистера О’Хары с другой стороны костра.

— ЧТО ты сказал?! — ору я, вскакивая на ноги и бросая в него мысленные пули.

Мистер О’Хара тоже встает. Он тяжело отдувается и стискивает кулаки:

— Мы теперь не слышим, что происходит! А все потомушто нечего посылать девчонок на…

— Молчать! — обрываю его я.

Он раздувает ноздри:

— Не то что, щенок?

Я вижу, что мэр уже хочет за меня вступиться, но…

— Шаг назад, — говорю я.

Голос у меня совершенно спокойный, Шум легкий, как перышко.

Я — круг…

Мистер О’Хара сразу пятится…

И наступает прямо в костер.

Секунду он просто стоит, ничего не замечая, а потом взвизгивает от боли и подпрыгивает в воздух. Низ его брюк уже вовсю полыхает, и мистер О’Хара уносится прочь в поисках воды. Мэр и мистер Тейт громко хохочут:

— Молодец, Тодд! Твои успехи впечатляют.

Я часто моргаю, дрожа всем телом.

Я бы мог его покалечить.

Стоило только захотеть.

(ох, как же это приятно…)

(заткнись)

¾ Что ж, до конца переговоров нам делать нечего, — говорит мэр, все еще смеясь. — Почему бы не скоротать время за легким чтением?

Я все еще пытаюсь отдышаться, поэтому далеко не сразу понимаю, что он имеет в виду.

— Нет, — говорит Брэдли. снова качая головой. Из его рта начинают вырываться облачка пара — чем ближе закат, тем холоднее становится воздух. — Нельзя начинать с казней. Мы ведь задаем тон всему будущему планеты.

Я закрываю глаза и вспоминаю, как он говорил то же самое давным-давно, целую вечность назад. И он оказался прав. Мы начали с кошмара и до сих пор в этом кошмаре живем.

Я прячу лицо в ладонях. Ох, как же я устала… Температура опять поднялась, я это чувствую, и хоть мы взяли с собой кучу лекарств, ничего не помогает… даже рядом с костром, который развели для нас спэклы. я вся дрожу от холода.

Зато переговоры идут очень хорошо — куда лучше, чем мы ожидали. Решено немедленно прекратить любые атаки и организовать большой совет для обсуждения любых вопросов. Мы даже начали договариваться о территории для новых переселенцев.

Но всякий раз перед нами встает один и тот же камень преткновения.

Преступления, — говорит Небо на нашем языке. — Преступления — так это называется на языке Бездны. Преступления против Земли.

Мы выяснили, что Землей спэклы называют себя, а Бездной — нас. Даже имя у нас жуткое… Но это не самая большая загвоздка. Спэклы требуют отдать им мэра и генералов: те должны понести кару за преступления против их собратьев, называемых Бременем.

— Но вы ведь тоже убивали людей! — говорю я. — Сотнями!

Войну развязала Бездна, — отвечает Небо.

— Однако и спэклы не безгрешны. Обе стороны вели себя неправильно.

В Шуме Неба тотчас возникают образы геноцида, который устроил мэр…

И между грудами трупов бредет Тодд…

— НЕТ! — вскрикиваю я, и вожак спэклов удивленно отстраняется. — Он тут ни при чем! Вы просто не знаете…

— Хорошо, хорошо, — останавливает меня Брэдли. — Уже поздно. Согласитесь, первый день вышел очень продуктивный. Мы о многом договорились, сидим за одним столом, делим хлеб и говорим об общей цели.

Шум Неба чуть-чуть утихает, но у меня опять возникает это чувство: будто за нами следят все спэклы планеты.

— Давайте продолжим завтра, — говорит Брэдли. — Мы поговорим со своим народом, вы — со своим. Это поможет на многое взглянуть по-новому.

Небо на минуту погружается в раздумья.

«Бездна останется ночевать здесь. Бездна будет нашими гостями».

— Что? — с тревогой переспрашиваю я. — Мы не можем… — Но спэклы уже начали выносить на поляну палатки. как будто задумывали это изначально.

Брэдли кладет руку мне на плечо.

— Давай останемся, — тихо говорит он. — В знак доверия.

— Но корабль…

— В корабле больше нет нужды, стрелять не придется, — уже громче произносит Брэдли. чтобы вожак спэклов его услышал. И, судя по Шуму, тот слышит.

Я заглядываю Брэдли в глаза, в его Шум. и вижу там искреннюю доброту и любовь. Ничем их оттуда не вывести — ни Шумом, ни войной, ни прочими ужасами… И чтобы сохранить эту доброту (а вовсе не потому, что мне действительно хочется), я говорю:

¾ Ладно.

Палатки ставят за считаные минуты: они сделаны из чего-то вроде туго сплетенного мха. Небо торжественно желает нам спокойной ночи и удаляется к себе. Мы с Брэдли идем кормить лошадей, которые встречают нас теплым ржанием.

— Неплохо прошло, — говорю я.

— Мне кажется, нападение на тебя сыграло нам на руку, — замечает Брэдли. — Они стали покладистей. — Он понижает голос: — У тебя тоже было это чувство? Словно за нами наблюдали все спэклы планеты?

— Да, — шепчу я в ответ. — Весь день об этом думаю.

— Мне кажется, Шум для них — не просто средство общения, — шепчет Брэдли, и в его Шуме — неприкрытый восторг. — Это их сущность… их голос, голос планеты. Если бы мы научились общаться так же, как они, мы бы смогли присоединиться к этому голосу…

Он замолкает. Шум светится от радости и восхищения.

— Что? — спрашиваю я.

— Я просто подумал… мы ведь на полпути к тому, чтобы стать по- настоящему единым народом.

Я наблюдаю за спящей на проекции Виолой. Понятное Дело, я не разрешил ей ночевать в лагере спэклов, Симона и госпожа Койл тоже. Она все равно осталась, и с наступлением темноты корабль-разведчик улетел в город.

Вход в палатку Виола оставила открытым, чтобы внутрь проходило тепло от костра, и я вижу, как она ворочается и кашляет на лежанке. Мое сердце замирает от боли и тоски по ней, я хочу быть рядом…

Интересно, о чем она думает? Думает ли обо мне? Когда же мы наконец покончим со всем этим и заживем мирно? Когда уже Виола выздоровеет, я смогу о ней заботиться, слышать ее голос — живой, а не по комму, — и она снова почитает мне мамин дневник?

Или я ей почитаю…

— Тодд? — окликает меня мэр. — Я готов, а ты?

Я киваю и иду в свою палатку, достаю из рюкзака мамин дневник и привычно глажу кожаную обложку, прорезанную посередине Аароновым ножом — той ночью дневник спас мне жизнь. Я раскрываю его и смотрю на слова, написанные моей мамой сразу после моего рождения и перед своей смертью — то ли от рук спэклов, то ли от рук мэра, то ли от собственных, как уверяет мэр. Меня снова берет зло: на него, на муравейник черных букв, которыми густо и вразнобой испещрены страницы… Я уже почти раздумываю читать, как вдруг…

Мой ненаглядный сын, — внезапно прочитываю я, совершенно отчетливо и без всякого труда. — Тебе нет еще и месяца, а жизнь уже готовит для тебя испытания!

Я сглатываю слюну. Сердце щас выскочит из груди, горло сперло, но я не отрываюсь от страницы и читаю дальше, потомушто вот она, моя мама, вот она…

Сынок, кукуруза этим летом не уродилась — уже второй год подряд. Это очень скверно, ведь кукурузой Бен и Киллнан кормят овец, а овцы кормят всех нас…

Я слышу тихий гул и чувствую, что мэр стоит у входа в мою палатку, вкладывая знания мне в голову, делясь ими со