Шум.
Она недоуменно морщит лоб:
— То есть ты это делаешь по своей воле?
— А что плохого, Виола? — Щеки у меня немного горят. — Я теперь хоть пару секретов могу утаить.
Она качает головой:
— Я-то думала, с тобой такое из-за войны случилось. Я не знала, что ты нарочно.
Я сглатываю слюну:
— Вапщето я вправду насмотрелся ужасов. И этот фокус помогает мне забыть.
— Но где ты ему научился? Разве не только он умеет так делать?
— Не волнуйся, — говорю я. — Все под контролем.
— Тодд…
— Это просто прием. Твердишь про себя одно и то же, сосредотачиваешься на желаемом, и готово…
— Ты прямо как он разговариваешь. — Виола понижает голос: — Он думает, что ты особенный, Тодд, и всегда так думал. Возможно, он склоняет тебя к чему- то опасному.
— Думаешь, я сам не знаю, что ему нельзя доверять? — немного резковато отвечаю я. — Мной он управлять не может, Виола. Я сумею дать ему отпор…
— Ты тоже умеешь управлять людьми? — вдруг спрашивает она. — Глушить Шум ты уже научился, но разве контроль над другими — не следующий шаг?
У меня в голове сразу появляется картинка: мертвый Джеймс лежит на площади… Секунду-другую я не могу от нее отделаться, а потом меня захлестывает такой приступ стыда, что блевать тянет… Я — круг, круг — это я.
— Нет, пока не научился. Да и не буду учиться, это плохо.
Виола подъезжает ко мне вплотную.
— Его душу уже не спасти, Тодд, — говорит она, и меня передергивает от этой фразы про спасение души. — Это невозможно, слышишь? Потомушто он сам не хочет.
— Знаю, — все еще не глядя на нее, отвечаю я. — Я это знаю.
Какое-то время мы молча наблюдаем за перебранкой мэра и госпожи Койл.
— Ты недоговариваешь, — заявляет госпожа Койл. — У нас есть зонды, мы видели размеры вашего продуктового склада…
— Так эти зонды и внутрь могут заглядывать? Надо же, до чего дошел прогресс…
Виола кашляет в кулак.
— С тобой точно все нормально, Тодд? Вместо ответа я спрашиваю:
— Ас тобой?
Никто из нас не отвечает. И утро бутто бы становится еще холодней.
[Виола]
Переговоры тянутся много часов: утро кончилось, солнце уже стоит высоко в небе. Тодд почти все время молчит, мне тоже мало что удается сказать — кашель сразу берет свое. Поэтому Брэдли, мэр и госпожа Койл без конца спорят, спорят и спорят.
Зато многие вопросы уже решены. Помимо того что нам открыли доступ к медицинской информации, между лагерем «Ответа» и городом начнут курсировать телеги с водой и едой: мэр готов предоставить несколько повозок в придачу к тем, что есть у «Ответа», а также охрану на время самой процедуры обмена. Конечно, нам было бы логичней объединиться и встать одним лагерем, но мэр наотрез отказывается покидать город, а госпожа Койл — холм, так что придется нам дважды в день возить воду и еду за десять километров.
Но все же процесс пошел.
Брэдли с Симоной будут ежедневно облетать на корабле город и холм, чтобы припугнуть спэклов. И последнее соглашение в конце долгого дня: несколько опытнейших членов «Ответа» помогут мэру отражать внезапные атаки спэклов на город.
— Это только для самообороны, — настаиваю я. — Вы оба должны попытаться установить с туземцами мирные, дружественные отношения. Иначе все без толку!
— Нельзя просто прекратить сражаться и назвать это миром, дитя, — отмечает госпожа Койл. — Война продолжается даже во время переговоров с врагом.
Говоря это, она смотрит на мэра.
— Совершенно верно, — кивает мэр, пристально глядя на нее. — Так было в первый раз.
— И так будет во второй? — спрашивает Брэдли. — Даете слово?
— Почему нет, если это поможет восстановить мир. — Он улыбается своей фирменной улыбочкой. — А когда это случится, еще неизвестно, в каком положении окажется каждый из нас.
— Особенно если тебе удастся выставить себя миротворцем перед новыми переселенцами, — бурчит госпожа Койл. — Их восхищению не будет предела!
— Вас тоже отметят, не сомневайтесь, госпожа. За то, что мастерски усадили меня за стол переговоров.
— Если кто и достоин восхищения, — вставляет Тодд, — так это Виола!
— И Тодд, — опережает меня Брэдли. — Переговоры состоялись только благодаря ребятам. А если вы на что-то рассчитываете в будущем, советую приступить к делу прямо сейчас. Потому что пока в глазах наблюдателей Президент — массовый убийца, а госпожа Койл — террористка.
— Я генерал, — возражает мэр.
— А я — борец за свободу! — заявляет госпожа Койл.
Брэдли скорбно улыбается:
— Что ж. переговоры окончены. Планы на сегодня и завтра мы составили. Если удастся протянуть так еще сорок дней, у этой планеты может быть будущее.
[Тодд]
Госпожа Койл берет поводья и подхлестывает быков, которые в ответ спрашивают: УИЛФ? УИЛФ?
— Ты с нами? — окликает она Виолу.
— Езжайте, я догоню. Хочу поговорить с Тоддом. Госпожа Койл как бутто ожидала такого ответа.
— Рада была наконец с тобой познакомиться, Тодд, — говорит она, напоследок окинув меня долгим взглядом.
Мэр кивает ей на прощание и обращается ко мне:
— Жду тебя на дороге, Тодд! Мы с Виолой остаемся одни.
— Как думаешь, из этого что-нибудь выйдет? — спрашивает она, натужно кашляя в кулак.
— Всетаки до прибытия кораблей осталось шесть недель. Нет, даже пять с половиной…
— Пять с половиной недель — и все снова изменится.
— Пять с половиной недель — и мы будем вместе, — добавляю я.
На это она ничего не отвечает.
— Ты точно делаешь все правильно, Тодд?
— Рядом со мной он другой, Виола. Не сумасшедший злодей, как раньше. Я вроде держу его в узде… Не даю ему съехать с катушек и перебить всех.
— Не пускай его в голову, — говорит она ужасно серьезным тоном. — Там он творит свои самые страшные злодеяния.
— Он не может мной управлять, — заверяю ее я. — Уж я о себе позабочусь, не переживай. А ты следи за собой, слышишь? — Пытаюсь улыбнуться. Не выходит. — Живи, пожалста, Виола Ид. И поправляйся. Если госпожа Койл может тебя вылечить, сделай все, чтобы ее заставить.
— Я не умираю, — говорит Виола. — Честно, я бы тебе сказала.
Секунду-другую мы молчим, а потом она выдает:
— На этой планете только ты имеешь для меня значение, Тодд. Ты один.
Я проглатываю ком в горле.
— И ты для меня.
Мы оба знаем, что это чистая правда, но, разъезжаясь в разные стороны, оба гадаем, не скрывает ли другой что-то важное.
— Так-так, — говорит мэр, когда я догоняю его на дороге, ведущей обратно в город. — И что ты обо всем этом думаешь?
— Если инфекцыя убьет Виолу, я такое с тобой сделаю, что ты будешь умолять меня о смерти.
— Верю, — серьезно отвечает он. Навстречу нам уже поднимается РЕВ города. — Поэтому и ты должен верить, что я никогда бы так не поступил.
Мэр как бутто говорит от всего сердца.
— И попробуй не сдержать слова насчет севодняшних договоренностей, — добавляю я. — Теперь наша цель — мир.
— Думаешь, я получаю удовольствие от войны? Это не так. Мне нужна победа. Но иногда заключить мир с врагом — значит победить. Может, не все мои поступки придутся переселенцам по душе, но они хотя бы выслушают человека, которому удалось добиться мира на планете, вопреки всем превратностям судьбы.
Превратностям, которые ты сам же и создал, думаю я.
Но вслух не произношу.
Потомушто он опять говорит как бутто искренне.
Может, я и впрямь хорошо на него влияю?
— Итак, — возглашает мэр, — попробуем восстановить мир на этой планете!
КОНЕЦ ВСЕХ ТРОП
[Возвращенец]
Вечером следующего дня я сижу на своем уступе и разглаживаю заново отросший на больной руке лишайник, осторожно касаясь железного обруча. Рука до сих пор ноет и горит, ежедневно напоминая о том, кто я и откуда пришел.
Хотя рана так и не зажила, я перестал принимать лечебные снадобья Земли.
Это неразумно, но я почему-то глубоко убежден, что боль пройдет сама собой, как только Бездны не станет.
Или когда Возвращенец даст себя вылечить, показывает Небо, забираясь на уступ и садясь рядом со мной. Идем, время пришло.
Он вздыхает, расстроенный моим враждебным тоном.
Семь ночей прошло после бомбардировки и отступления Земли. Семь ночей полного бездействия: мы только смотрели донесения наших далеких голосов о том, что два лагеря Бездны снова вступили в контакт и обмениваются продовольствием и водой, помогая друг другу. Каждый день судно на дальнем холме поднималось высоко над обеими армиями и облетало всю долину.
Семь ночей Бездна крепла, а Небо ей позволяло.
Семь ночей он ждал предложения о мире.
Кое-чего Возвращенец не знает, показывает он по дороге неизвестно куда. Небо правит Землей в одиночку.
Я смотрю на лица Земли: голоса каждого из них сливаются в единый глас, без всякого труда, легко и естественно, а я так этому и не научился.
Я это знал, — показываю я.
Небо останавливается.
Он широко открывает свой голос и показывает, что имеет в виду: называться Небом и называться Возвращенцем — почти одно и то же. Он был обыкновенным членом Земли