— Не знаю даже с чего начать…

Филиппова терпеливо ждала, не произнося ни слова. Турецкий собрался с духом и сказал:

— Виктория Сергеевна, в мире очень много зла. Но бороться с ним нужно… законными методами. Вы согласны?

— Предпочтительнее — законными, — сказала Филиппова, не сводя с лица Александра Борисовича пристального взгляда.

— А если не получается — законными-то?

— Тогда каждый волен сам решать, как ему поступать, — твердо сказала Виктория Сергеевна.

Заиграла тихая, приятная музыка. Филиппова улыбнулась.

— Александр Борисович, не хотите потанцевать?

— Потанцевать? — удивился Турецкий.

Она кивнула:

— Да. Зал почти пуст, стесняться некого. Или вы не умеете?

— Да вообще-то… Ну хорошо, давайте потанцуем.

Турецкий встал со стула, обошел вокруг стола и протянул руку Филипповой. Эта женщина не переставала его удивлять. Рука у нее была нежная и хрупкая. «Господи, да она же совсем еще девочка», — подумал вдруг Александр Борисович.

Виктория Сергеевна положила руки ему на плечи. От нее пахло изысканными духами и дождем.

Танцевать вот так, посреди зала, при отсутствии других танцующих пар, было глупо. Но уже через несколько секунд Турецкий забыл о стеснении. Обнимая такую девушку, вдыхая аромат ее волос, можно было позабыть обо всем на свете. Они были почти одного роста, поэтому Виктории Сергеевне не приходилось смотреть на Турецкого снизу вверх, как это обычно бывает между мужчиной и женщиной. Талия у нее была тонкая и гибкая, как у кошки или пантеры. Двигалась она удивительно грациозно.

— Помните, вы хотели меня поцеловать? — тихо спросила Виктория Филипповна.

Сердце у Турецкого учащенно забилось.

— Помню.

— Вы все еще хотите это сделать? — Она улыбнулась и приблизила лицо. Александру Борисовичу показалось, что он чувствует благоухающее тепло, исходящее от него. — Ну что же вы, Турецкий? — прошептала она. — Вы же этого хотели? Или чего-то боитесь?

— Нет, не боюсь, — хрипло произнес Турецкий. — Но целовать вас не стану.

— Почему?

Филиппова прижалась к нему чуть теснее. Это было невыносимо — от близости ее гибкого тела и ее губ Александра Борисовича бросило в жар как какого-нибудь подростка. Привыкший к женскому вниманию, он не чувствовал себя так глупо много лет. Словно все самое прекрасное, женственное и манящее воплотилось в этом зовущем, трепетном теле. Должно быть, то же самое чувствовали ахейцы и троянцы, кромсая друг друга на куски мечами из-за прелестей девушки Елены.

— Не представляю, что может заставить такую девушку, как вы, пойти работать в милицию, — сказал Турецкий, избегая опасной темы.

— Это долгая история. Боюсь, она не покажется вам интересной.

— Я терпеливый слушатель. И времени у меня много. Кстати, официант принес наш заказ. Мы можем вернуться за столик.

Виктория Сергеевна ничего не ответила. Лишь опустила голову и прикоснулась щекой к плечу Турецкого. Он вдохнул полной грудью аромат ее волос и сказал:

— Я все знаю. Про вас и Подгорного. И про то, что вы… сделали.

Турецкому показалось, что он почувствовал волну нервной дрожи, пробежавшей по телу Филипповой.

— Правда? — тихо сказала она. — И что же вы знаете?

— Знаю, что вы убили Мамотюка, Ханова и Бондаренко. Знаю, что вы отправили на скамью подсудимых Чернова и Кравцову. Знаю, что вы свели дизайнера Лисина с маньячкой Лавровой. Но я… — Турецкий перевел дыхание. — Я не знаю, почему вы так поступили?

— Хотите, чтобы я ответила?

— Если это возможно.

— Возможно. Ханов был моим другом. Он взял меня в народный театр. Лучшее время в моей жизни. Это с подачи Ханова я пошла в модельный бизнес… Но потом… — Филиппова подняла лицо, и Турецкий увидел на ее губах горькую усмешку. — Потом он проиграл меня в карты Чернову. А тот — Бондаренко. Это была плата за то, что я заняла первое место в шоу «Мисс ТУ». Денег за шоу я не получила. Чернов объяснил мне, что вся призовая сумма пошла на взятки…

Виктория Сергеевна немного помолчала, потом продолжила:

— У меня тогда сильно болела мама, и мне нужны были деньги, чтобы сделать ей операцию. Я и в шоу стала участвовать только из-за денег. Когда я узнала, что все — обман, я отказалась участвовать в конкурсе «Мисс Россия». Тогда они арестовали моего брата Павла. Генерал Мамотюк… тогда еще полковник… вызвал меня к себе и рассказал, как я могу спасти брата от тюрьмы. Я должна была вернуться в конкурс и переспать с Мамотюком и его друзьями. Друзей звали Лисин и Вермель. Оба были членами жюри.

От ярости у Турецкого вспотели ладони.

— И вы сделали то, что он от вас потребовал? — глухо спроси он.

— Да… У меня не было другого выхода. Мамотюк намекнул, что, если я откажусь, он займется моим отцом. У милиции тысячи способов разделаться с невиновным человеком. Теперь я это знаю.

Песня сменяла песню, а Турецкий и Вика продолжали танцевать в полумраке зала.

— Что было дальше? — спросил Александр Борисович.

— Дальше я победила на конкурсе красоты и получила корону «Мисс России». А вместе с ней и деньги, о которых я так мечтала. Маму отправили в Мюнхен и сделали ей операцию. Но… слишком поздно. Несколько упущенных дней убили ее. Она умерла.

Филиппова крепко сжала пальцами плечи Турецкого.

— Что-то мне нехорошо… — тихо проговорила она. — Давайте сядем.

Они вернулись за столик.

— Жарко, — сказала Вика, взяла бокал и залпом, запрокинув голову, выпила свой коктейль. Поставила бокал и посмотрела на Турецкого: — Вы не будете возражать, если я выпью водки? Мне очень нужно выпить.

Александр Борисович наполнил рюмку водкой и поставил перед Викторией Сергеевной. Она взяла рюмку, пару секунд подержала ее в пальцах, словно решалась, потом залпом опустошила. Поморщилась, заела кусочком хлеба и посмотрела на Турецкого:

— Вот так лучше. Хотите узнать, что было дальше? — Да.

— Когда мама умерла, я бросила модельный бизнес. И из театра ушла. Они попробовали меня преследовать, но я пригрозила рассказать все журналистам. Угроза была нестрашная, но они успели на мне нажиться и потому отстали. Так по крайней мере мне показалось. А может, я просто надоела им — и нашлась новая кукла… — Виктория Сергеевна пожала плечами. — Не знаю. Кроме того, после смерти матери я перестала нуждаться в деньгах. Этим скотам нечего мне было предложить. Я еще выпью?

Филиппова потянулась за графином, но Турецкий положил ей на руку ладонь:

— Не сейчас.

— Но мне нужно. Иначе… Иначе я не смогу рассказывать.

Однако Турецкий покачал головой:

— Нет. Хватит. Иначе вы пожалеете о том, что наговорили мне здесь.

Филиппова усмехнулась:

— Какой благородный… Почему не все мужчины такие? Ладно, не буду.

Турецкий отпустил ее руку. Виктория Сергеевна тяжело вздохнула и опустила лоб на ладонь.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил ее Турецкий.

— Да, я в порядке.

— Что было после того, как вы ушли из театра?