— Да. Диктуй, я наберу.
Турецкий продиктовал номер мобильного телефона Вермеля, Грязнов набрал и включил громкую связь.
— Слушаю вас! — раздался из динамика бодрый голос Эдмонта Васильевича.
— Грязнов беспокоит. Я прослушал ваше послание на автоответчике.
— А, Вячеслав Иванович. Знаете, я думаю, что слегка погорячился. Все это чушь собачья. Детские шалости. Не стоит внимания.
— Я так не думаю.
— Правда? Что ж, на этот случай я принял необходимые меры. Ко мне теперь ни одна муха без разрешения не подлетит.
— Вы усилили охрану?
— Угу. И с людьми общаюсь крайне избирательно. Так что за меня можете не волноваться. Впрочем, спасибо за звонок. Всего хорошего!
— Но…
Вермель отключил связь. Вячеслав Иванович чертыхнулся и снова набрал его номер. Раздался гудок, затем второй… Последовали короткие гудки — Вермель не желал разговаривать.
— Вот так, — с ухмылкой сказал Грязнов Турецкому.
— Брось, — сказал Александр Борисович. — Кто-кто, а уж Вермель-то точно в безопасности. С его-то возможностями. Завтра заеду к нему в офис и поговорю.
— Да, я тоже так думаю. И к тому же… — Грязнов вытаращил глаза.
— Что такое? — удивился Турецкий.
— Пельмени!
— Черт!
Мужчины бросились на кухню.
— Ну вот, — сокрушенно сказал Вячеслав Иванович, выгружая в тарелку то, что должно было быть пельменями. — Будем есть пельменную кашу.
— Какая разница? То же тесто, то же мясо, только форма не та.
— Форма, Саня, в этом деле главное.
Пока Вячеслав Иванович возился с пельменями, Турецкий задумался. Его лоб прорезали резкие морщины. В глазах появилось озабоченное выражение.
Вячеслав Иванович принялся накрывать на стол, но Турецкий посмотрел на часы и вдруг засобирался.
— Ты куда это?
— Да хочу пройтись по свежему воздуху. Я тебе вечерком перезвоню, и решим, что делать дальше.
— А как же пельмени?
— Свою кашу ешь сам. Пока!
8
На улице было сыро и прохладно. Поначалу накрапывал мелкий дождь, но вскоре перестал. Налетел порыв холодного ветра, и Турецкий поежился. Потом поднял ворот и сунул руки в карманы куртки. Сквер за это время стал еще зеленее (вернее, учитывая поздний час, еще чернее). Один из фонарей перегорел, и большой отрезок аллеи погрузился во тьму. Вышагивая по нему, Александр Борисович чувствовал себя неуютно.
Прохожих в сквере попадалось мало. В основном это были мужчины, которые припозднились на работе, а теперь шли домой, срезая для скорости путь.
Но вот впереди замаячила одинокая женская фигурка. В отличие от других, женщина шла не спеша, раскрыв над собой зонтик.
Турецкий прибавил шагу. Расстояние между ними постепенно сокращалось. «Что я скажу? — думал Турецкий. — И как я это скажу? — Он был уже совсем рядом, времени на размышления не оставалось. — А, будь, что будет», — сказал себе Александр Борисович.
Он поравнялся с женщиной и заглянул ей в лицо:
— Виктория Сергеевна? Здравствуйте!-
Женщина вздрогнула и глянула на Турецкого из-под зонта.
— Александр Борисович? Вот так встреча. А вы, оказывается, тоже любитель ночных прогулок в непогоду?
— Да. Люблю тьму, дождь и ветер. Это, знаете, здорово бодрит.
— Вы без зонта? Ныряйте под мой.
— Дождь уже кончился.
— Правда? — Виктория Сергеевна вытянула руку. — И правда не капает. Ну что ж…
Она сложила зонт. Несмотря на то что дождь прекратился, на улице было холодно, Турецкий зябко передернул плечами:
— Виктория Сергеевна, может, зайдем куда-нибудь?
В полумраке парка сверкнула полоска ее зубов.
— Куда, например?
— В кафе. В бар.
Она остановилась. Турецкий тоже. Виктория Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза.
— Вы хотите о чем-то поговорить? О чем-то важном?
Александр Борисович прямо встретил ее взгляд:
— Да. Нам действительно есть о чем поговорить.
Виктория Сергеевна слегка прищурилась.
— Ну что ж… Тут неподалеку есть кафе со смешным названием «Последняя пристань». Звучит мрачновато, но там действительно уютно. Подойдет?
— Вполне.
…Бари правда был очень симпатичен. Дизайн стен имитировал стены трюма корабля. Рядом с барной стойкой помещался огромный штурвал. Желающие могли его покрутить — это ничего не стоило. Небольшая сцена была сколочена из неровных, тяжелых и темных досок. Вдоль одной из стен висела огромная рыбацкая сеть.
Менеджер встретил Викторию Сергеевну с приветливой улыбкой, как старую знакомую.
— Ваш столик сегодня свободен, — сообщил он ей, с любопытством и вместе с тем завистливо зыркнув глазами на Турецкого.
Они сели за небольшой столик, расположенный в нише. Тут же к столику подошел молодой официант в форме моряка девятнадцатого века:
— Добрый вечер. Готовы сделать заказ?
Виктория Сергеевна посмотрела на Турецкого:
— Я обычно пью мартини. А вы?
— Водку. Грамм двести. И какой-нибудь салат.
Когда официант удалился, они некоторое время сидели молча, разглядывая друг друга. Потом Виктория Сергеевна сняла очки и откинула со лба прядь густых каштановых волос.
— Ну как вам здесь? — спросила она.
— Уютно. Хотя и отдает каким-то могильным холодом. Как в трюме затонувшего корабля.
Похоже, сравнение Филипповой понравилось. Она улыбнулась, отчего ее красивое лицо стало еще красивее, словно лампой осветилось.
— Я всегда говорила, что вы романтик. Ну и о чем вы хотели поговорить, Александр Борисович?
