вернуться к столику.
Кутипов облегченно вздохнул. Он никак не мог приспособиться есть стоя, держа в руках вилку и нож одновременно.
— И ваш отдел, и все мы должны работать сейчас на одно — вербовать как можно больше людей на сторону великой Германии, — назидательно проговорил Николадзе. От этого тона доктора Берка передернуло, но он сдержался. Ссориться с другом Арно Шикеданца было опасно. Пусть потешится этот мнимый князь своей временной ролью. И еще подумал: «Хорошо, что не принесли пока черти Рудольфа фон Штауфендорфа — покуражился бы в душе». — Когда великая немецкая армия проливает кровь за освобождение человечества, — торжественно продолжая Николадзе, явно копируя генерала Кестринга, — мы все до одного должны помочь ей выполнить эту благородную миссию.
— Насколько я понимаю, вы неплохо выполняете свои задачи в «Динстштелле», — вставил доктор Берк.
— Да, — согласился Николадзе. — Уже создаются легионы калмыцких и казачьих патриотов, заканчивается формирование грузинской группы «Штейнбауэр». Формируется часть особого назначения «Бергманн». Кстати, командир этой части, капитан Оберлендер, мой хороший знакомый. Он также вербует людей в лагерях для военнопленных. Но, надо признаться, дела идут не так успешно, как мы предполагали.
Николадзе встал, подошел к столу, налил себе в рюмку коньяку и вернулся за столик. У Кутипова уже давно была пустая рюмка, но он не решался проделать то же самое, боясь каким-нибудь неловким движением вызвать усмешки.
Усевшись в кресло, Николадзе не спеша сделал глоток, так же не спеша пошевелил губами, как бы дегустируя коньяк, еще помедлил и заговорил тоном старшего:
— Нам надо учесть, господа, одно немаловажное обстоятельство. В лагерях для военнопленных — далеко не рай. Из лагерей люди могут вербоваться от отчаяния, а некоторые — с целью сбежать при удобном случае. Переходя к нам из лагерей, они ничем не рискуют. Наоборот, понимают: чем быть замученным или умереть голодной смертью, лучше перейти на сторону германской армии, где оденут и накормят. Более стойкий материал — это добровольные перебежчики. Перебежчик-солдат — это другое дело. Он рискует получить пулю в спину, но он переходит к нам, потому что личная убежденность побеждает страх. А нам нужны люди, ненавидящие большевиков. Фюрер призывает нас вербовать главным образом перебежчиков. И в этом смысле вы, доктор Берк, можете оказать нам немалую услугу.
Доктор Берк заерзал в кресле. Это уж слишком. Этот грузинский князек ему диктует. Берку хотелось грубо оборвать Николадзе, поставить его на место. Но, помня, кто стоит за спиной Николадзе, он лишь заметил:
— У вас в «Динстштелле» такие силы! — и выразительно посмотрел в сторону Кутипова.
Николадзе понял намек доктора Берка.
— Господин Кутипов бывший красный командир, — продолжал он. — Ему известно, каким насилиям комиссаров подвергаются солдаты в Красной Армии. Его объект в основном лагеря для военнопленных, то есть чем он и занимался до сих пор. А вы, доктор Берк, — немец. Вы знаете Германию и ее прекрасную армию. Вам легче будет убеждать солдат и командиров Красной Армии в превосходстве армии великого фюрера. Вы сможете давать ценнейшую информацию о преимуществах «нового порядка» на освобожденных от большевиков территориях. Об этих преимуществах должны знать там, за линией фронта. С начала войны с большевиками мы распространили в районах позиций советских войск сотни миллионов листовок. Но этого мало, господа! Надо искать новые, более действенные методы пропаганды. Немецкая армия неумолимо движется к Кавказскому хребту. Там, за перевалами, грузины. Они не любят большевиков.
— Но ведь сам Сталин — грузин.
— Это еще ни о чем не говорит. Конечно, в Красной Армии есть несколько талантливых генералов — грузин и отважные солдаты — грузины, но они не совсем типичны для грузин в целом… Теперь грузины ждут прихода немцев.
— Возможно, возможно, — неохотно согласился доктор Берк, — но вы слишком давно покинули свою уродину. За эти годы Грузия…
— Годы не могут выветрить свободолюбивый дух грузин, их ненависть к большевикам.
— Возможно, вы правы. Но до перевалов еще надо пройти территорию, занятую казаками. А это русские люди. — Берк выразительно посмотрел в сторону Кутипова.
— Казаки? — переспросил Кутипов. — За казаков не беспокойтесь, у нас есть поводы ненавидеть большевиков.
— Конечно, Советы сейчас усиливают контрпропаганду, — продолжал Николадзе. — И мы это учитываем. Скоро на Кавказ приедет член ЦК «Народной партии горцев» князь Султан-Гирей. Он также подключится к нашей работе. Вы, доктор Берк, должны его помнить по двадцатому году.
— Бывший командир Дикой дивизии? Конечно помню.
— Вот и хорошо. Султан-Гирей мой хороший друг. Надеюсь, господа, все мы сработаемся. Коррекция всех действий будет осуществляться мною. Так угодно верховному командованию и лично рейхсминистру Розенбергу. Адрес моей резиденции будет известен завтра, а пока, дорогой доктор Берк, разрешите поблагодарить вас за гостеприимство.
Все встали, раскланялись.
— Вы, господин Кутипов, очевидно, не торопитесь, — обратился Николадзе к Борису Михайловичу и указал при этом недвусмысленно на стол, заставленный почти нетронутыми бутылками. — Только не увлекайтесь. Капитан Оберлендер вас ждет завтра утром.
Кутипов покраснел, но промолчал, потому что в словах Николадзе прозвучал не совет, а скорее приказание. Ничего, надо терпеть. Кутипов, сидя в кресле, дождался, когда доктор Берк проводит Николадзе и вернется.
— Ну черт, — он встал, облегченно вздохнул и рассмеялся широко, непринужденно, — словно в тисках чувствуешь себя в присутствии этих высоких чинов.
«А я для тебя уже не высокий чин, русская свинья!» — возмутился в душе доктор Берк и, изобразив гостеприимную улыбку, пригласил Кутипова к столу, надеясь, однако, выпроводить его до прихода Рудольфа фон Штауфендорфа:
— Прошу, господин Кутипов.
— Зовите меня просто Борисом Михайловичем, у русских принято по имени-отчеству.
— У нас, немцев, иначе.
— Но почему же? У нас в Новочеркасске у сына атамана был гувернер Карл Фридрихович.
— Ну это уж вы переделали на русский лад. А меня в Германии не зовут даже господином Берком. Если уж я доктор, так доктор Берк. — Доктор Берк протянул полный бокал коньяку Кутипову. Себе чуть плеснул в рюмку. — Да-а, я знаю русского человека. Любит он… как это… — доктор Берк щелкнул пальцем по шее и подмигнул Кутипову, — заложить.
— Такое есть. Не то что эти… — Кутипов посмотрел на дверь. Доктор Берк понял, кого имеет в виду Кутипов.
— Но я хорошо знаю и грузин. Они тоже много пьют. У них много вина.
— Вот именно — вина. Какой толк от вина? Сырость в желудке разводить? — Кутипов одним махом осушил бокал, взял рукой колбасу, понюхал и засунул ее в рот. Жуя, он продолжал: — Русский человек любит крепко хватить. Он до смерти работает, до полусмерти пьет.
— Некрасов, — улыбнулся доктор Берк. — Однако мы с вами еще до смерти не наработались.
— А-а-а, — махнул рукой Кутипов. — Еще наработаемся… Возможно, и до смерти, — задумчиво добавил он и тут же тряхнул рыжим чубом. — К черту работу! Давайте о женщинах. Послушайте, доктор Берк, зачем вам переводчица?
— Я вас понимаю, Борис Михайлович. Но фрейлейн Тоня и стенографистка.
— Вам стенографистку легче подыскать, чем мне переводчицу… проверенную. Отдайте мне эту Тоню. Я вам буду многим обязан. И потом, как я понял грузинского князя, вам теперь придется меньше заботиться о культурных ценностях Кавказа. А в делах пропаганды эта женщина вряд ли что смыслит.
— Не знаю, не знаю… Впрочем, как она сама посмотрит.