Бернардино, обожавший своего брата, не запятнал себя ничем, кроме попытки помочь Карло бежать. Поэтому мать Гульельмо Галлароли перевернула небо и землю, чтобы эта добрая душа не погибла, как погибла душа его старшего брата. Так Бернардино стал доверенным лицом в доме Галлароли, где единственным мужчиной был Гульельмо, в то время еще ребенок. Мастер на все руки, прекрасно владевший оружием, Бернардино стал верным слугой, телохранителем и оруженосцем Гульельмо, который вырос у него на руках.

Огненный диск солнца медленно опускался, то и дело скрываясь за верхушками деревьев, но, несмотря на близость заката, жара стояла невыносимая.

В прежние времена, до нашествия этих проклятых французов, церкви по всей провинции устроили бы крестные ходы и торжественные молебны, прося у Всевышнего обильного дождя. Но теперь господь отвернулся от жителей Ломбардии, наказал их за то, что они встретили французов как освободителей. Скоро пересохнут даже лесные ручьи. Может, тогда эти безбожники и осквернители церквей поймут, что бога нужно почитать и смиренно просить о милости? В конце концов вода ведь нужна и французам.

Бернардино молчал и утирал пот, заливавший ему глаза, с завистью поглядывая на Рибальдо, ехавшего на десяток шагов впереди: он был свеж, как луг на заре. Рибальдо никогда не потел, ел и пил как птичка, никогда не жаловался на жару или холод, мог продержаться много дней и ночей без сна и при этом никогда не уставал.

Даже ребенком он мог бодрствовать до самого позднего часа, когда взрослые вокруг него валились с ног от усталости. Уж не дьявол ли вселился в этого мальчика? Или дух святой? Бернардино, чей возраст приближался к пятидесятилетнему рубежу, не раз вставал в тупик, пытаясь разгадать загадку Рибальдо. Он был его верным дядькой с самых ранних лет, но никогда не мог его понять.

«В чем-то он напоминает моего брата, — думал Бернардино, суеверно крестясь. — Ими обоими владеет отчаяние».

— Мы на земле Альбериги д'Адда, — предупредил Рибальдо, прервав наконец долгое молчание.

Бернардино кивнул в знак согласия.

— Продолжим путь? — спросил он.

Вместо ответа Рибальдо спешился, перебросил поводья через шею своего великолепного жеребца, нетерпеливо мотавшего головой, чтобы избавиться от слепней, и растянулся на траве под тутовым деревом.

Бернардино вынул из вещевого мешка фляжку с водой и щедро отхлебнул из нее. Бесполезно было предлагать воду хозяину, он все равно отказался бы.

Рибальдо дал знак, чтобы тот приблизился.

Верный оруженосец спрыгнул с лошади.

— Дождемся темноты здесь, — распорядился Рибальдо. — Не хочу, чтобы меня видели на их землях.

Бернардино не нуждался в подобных разъяснениях. Он не хуже своего хозяина понимал, в какую беду они могут попасть, если их узнают где бы то ни было, но особенно на землях Альбериги д'Адда.

— Да, синьор, — кивнул он, держа свои соображения при себе.

— Нам остается только отдыхать, — сказал Рибальдо, прислонившись затылком к шершавому стволу дерева.

Вдоль изгороди был проложен узкий оросительный канал, на дне которого еще бежала вода. Бернардино очень бережно наполнил флягу, потом освежился сам, смочив водой лицо и волосы. По старой привычке он бдительно огляделся по сторонам и только потом опустился на землю, причем с таким расчетом, чтобы наблюдать за той частью дороги, которая находилась за спиной у Рибальдо.

Проверив, в порядке ли оружие (у него всегда были под рукой кинжал, шпага и пистолет), Бернардино вытащил из переметной сумы слегка оструганный, но еще непонятной формы кусок буковой древесины, вынул из кармана складной нож и принялся строгать.

Рибальдо предавался приятным воспоминаниям. Вскоре ему предстояло увидеться с Дамианой. Впервые он повстречал ее на мосту Лово в Венеции. Ему было тогда пятнадцать лет, он был одет по последней моде и гордился своим прекрасным камзолом, жилетом из серебряной парчи и короткими небесно-голубыми панталонами до колен. На ногах у него были белые чулки и черные лаковые башмаки, на голове красовался первый в его жизни пудреный парик с косичкой, перевязанной черным бантом. Его мать, Амалия Галлароли, смотрела на него с обожанием сквозь прорези маски, которой прикрывала лицо, чтобы не быть узнанной. Амалия, одна из прекраснейших женщин Венеции, провела свою мо-лодость в бурных, порой сомнительных приключениях. Сейчас она шла упругой походкой, слегка опираясь на руку сына, и именно она кивком головы указала ему на девочку, идущую им навстречу по мосту.

— Гульельмо, — предупредила она шепотом, — вон там Дамиана.

— А кто эта дама с ней? — спросил мальчик.

— Ее воспитательница.

Дамиана Мончениго была очаровательной четырехлетней куколкой, наряженной, как взрослая дама, в платье из бледно-розовой тафты с кружевными оборками. С пояса свисал изящный веерок. Великолепные тициановские волосы были собраны в тяжелый узел на затылке, а надо лбом красовалась диадема, усеянная жемчугом.

Гульельмо улыбнулся ей и поклонился с шутливой церемонностью.

— Добрый день, синьорина.

Дамиана ответила на приветствие, показав в улыбке зубки — такие же белые и ровные, как жемчужины, венчавшие ее головку. А поскольку гувернантка шла, не останавливаясь и чуть ли не силой таща ее за собой, девочка решительно высвободилась из тисков и вернулась обратно, подойдя почти вплотную к Гульельмо.

— Мое почтение, синьор, — сказала она, сделав безупречный реверанс.

— Прошу прощения у господ, — извинилась гувернантка, вновь схватив за руку свою непослушную воспитанницу. — Эта бедная девочка сама не понимает, что делает.

Прошло много лет, прежде чем Дамиана и Гульельмо увиделись снова, но первая встреча запомнилась им обоим. Они признались в этом друг другу, повстречавшись в Милане, в доме графа Порро.

Солнце село, на небе взошла луна, одна за другой начали загораться звезды. Над головой раздражающе жужжали комары.

— Я еду на виллу Альбериги, — объявил Рибальдо, с кошачьей ловкостью вскакивая на ноги.

— А я? — невозмутимо осведомился Бернардино, ожидая дальнейших распоряжений.

— Поедешь за мной до ворот сада. Будешь ждать там.

— Хорошо, — коротко отозвался слуга, вставляя ногу в стремя.

Всадники пустились вскачь, затем Бернардино отстал, позволив своему хозяину углубиться в одну из многочисленных межевых дорожек между полями. Сам он следовал за Рибальдо на значительном расстоянии, ни на минуту, однако, не теряя его из виду.

Рибальдо знал, что, если ему повезет, он найдет ворота открытыми. В противном случае ему придется перелезать через опоясывающую сад стену, рискуя быть обнаруженным. Дамиана была очень осмотрительна и наверняка все подготовила, чтобы упростить ему задачу. Как всегда, когда дело бывало летом, им предстояло встретиться в грабовой роще, куда почти не проникал свет луны. Вот сейчас, скоро- скоро, он вновь обнимет Дамиану.

Рибальдо спрыгнул с лошади в нескольких шагах от кованой железной изгороди, защищавшей парк позади виллы от посторонних, и оставил своего скакуна, зная, что Бернардино где-то поблизости. На своего верного оруженосца он всегда мог положиться как на самого себя. В каком-то смысле Бернардино заменил ему отца. Настоящий отец Гульельмо, жестокий негодяй, отрекся от него.

Приближаясь к ажурной изгороди, молодой человек заметил огни в окнах виллы, до него донеслись мелодичные звуки менуэта в исполнении флейт и струнных.

«Дамиана наверняка устроила это представление, чтобы занять внимание гостей и членов семьи», — с восхищением подумал Рибальдо.

Ему был хорошо знаком громадный парк, через который от заднего крыльца виллы шла широкая аллея. Именно этот парк в летние месяцы служил местом его кратких и рискованных встреч с