— Не знаю…
Бриджит серьезно посмотрела на меня.
— Похоже, что ты, типа, ждешь какого-то разрешения или еще чего-то.
Мой аргумент прилип к небу. Она была права. Я ждала, когда другие люди скажут мне, что я должна подать документы туда. Я хотела, чтобы как можно больше людей убедили меня в том, что если я соберусь поехать в Нью-Йорк, я не умру, потому что именно сейчас мнение всех гораздо важнее, чем мнение кого-то еще.
С девяти часов утра никто ничего не знает. Споры окончены. Ученые мужи могут до посинения доказывать простым американцам, что результат вполне предсказуем, однако когда доходит до дела, выясняется, что их авторитет практически равен нулю.
Раньше, впрочем, как и сейчас, я абсолютно не готова к этой трагедии. Не думаю, что кто-нибудь вообще был готов к ней, а те, кто утверждает обратное, лгут. Я не знаю, что сказать по поводу того печально знаменитого дня, потому что никак не могу осознать масштабы катастрофы. Я уверена, что жизнь после трагедии уже не будет прежней, но не знаю, что именно изменится. И я поступила так, как поступаю всегда в подобных ситуациях: я сделала вид, что это несущественно. Я вовсе не горжусь тем, что веду себя таким образом, но ничего не могу с этим поделать. Это — реальность. Жестокая, страшная, но все же реальность.
Как этот дневник, например.
Как бы то ни было, сейчас все более-менее становится снова «нормальным», я даже утратила представление о том, что будет с нами в будущем, поэтому понятия не имела, что делать с Колумбией.
— Ну, типа, мы с Перси хотим, чтобы ты подала документы, — продолжала Бриджит. — Что в этом такого страшного? Если даже поступишь, ты не обязана будешь там учиться.
Видите, в чем она ошибается? Если поступлю, я должна буду туда поехать. Так предначертано судьбой. Но если не подам документы, я не буду ни о чем волноваться. Она и Пепе не могут заставить меня это сделать, но я им все равно благодарна.
Позже, когда я рассказала обо всем этом Лену перед уроком здоровья и сексуальности, он сказал мне, что я должна обязательно подать документы в Колумбийский университет, потому что он стоит гораздо выше Эмхерста, Пьедмонта, Суартмора и Уильямса в последних рангах «Ньюз» и «Уорлд Рипорт», плюс к тому «Лига плюща» всюду высылает своих рекрутеров, а именно этим я и хотела заняться после того, как окончу школу.
Но всего этого было недостаточно, вот почему я, видимо, не очень хорошая девушка.
Пока Лен говорил, Маркус ерзал на стуле, словно хотел мне что-то сказать. Я действительно хотела это услышать: еще одна причина считать меня плохой девушкой.
— Маркус, — смело окликнула я, — тебе есть что добавить к нашему разговору?
Большой шаг вперед. Первый раз кто-то из нас просит другого уделить ему внимание, с тех пор как мы с Леном стали встречаться. Мы даже прекратили наши ежедневные пародии на диалоги.
Маркус сел вполоборота.
— Нечего, — ответил он.
— О, — я была разочарована.
— Но, — продолжил он, — Глэдди хочет кое-что тебе сказать. Ты должна поговорить с ней, она плохого не посоветует.
— Приму к сведению, — вяло отозвалась я.
— Ты должна чаще навещать ее, — сказал он, обернувшись ко мне полностью.
— С чего ты взял? Может быть, я каждый день прихожу, когда тебя нет, — ответила я. По моей просьбе Линда ознакомила меня с его расписанием, так что я знала, когда можно было приходить без опаски.
— Потому что ты не приходишь.
Я покраснела. В самом деле, я приходила к Глэдди только один раз после Дня благодарения.
— Глэдди сказала мне, она вообще многое мне рассказывает.
Прежде чем он смог сказать еще что-то, Брэнди показала нам нечто, похожее на жирный сандвич.
— Что это такое? — громко спросила она. Никто не ответил, но это ее не смутило. — Верно! Кусочек реальности! Реальный женский презерватив, вот что это такое!
Пока Брэнди сыпала обвинениями в адрес альтернативных форм контрацепции, я пыталась представить себе, о чем разговаривают Маркус и Глэдди. Очевидно, нечеловеческое обаяние Маркуса побуждает Глэдди снова и снова рассказывать ему то, о чем я тоже пытаюсь ему сказать, точнее, пыталась. До того как узнала его получше. Но Глэдди? Она беззащитна. Мне остается только надеяться, что Маркус не принимает настолько всерьез откровения девяностолетней маразматички. Или наоборот.
Кто-то решил помериться силами с Хай…
ПРЕДПОЧТЕНИЯ КАКОЙ СИСЯСТОЙ ЧИРЛИДЕРШИ СМЕСТИЛИСЬ С ЕЕ ПРИДУРКА-ДРУЖКА НА НОВОЯВЛЕННОГО ГИТАРНОГО БОГА?
МЭНДА!!! И Маркус!!!
МАРКУС!!! И Мэнда!!!
— Ты собираешься бросить меня ради этого долбанного гитариста? — орал Скотти перед уроком здоровья и сексуальности.
— Скотти! Прекрати быть таким самодовольным самцом! Я не потерплю ни морального, ни физического давления на себя.
— Собираешься?
— Прошу тебя.
— СОБИРАЕШЬСЯ?! — заорал он, хватая ее за руку.
— Если я и брошу тебя, то ради человека, который лучше чувствует женщин! — Она укусила его за руку и побежала в класс.
Я думаю, что, слушая в течение сорока минут, как Брэнди распинается о фаллопиевых трубах и крайней плоти, Скотти и Мэнда достаточно разогрелись и приготовились помириться. Как только урок закончится, они непременно уединятся, чтобы довольно злобно потрахаться, а остаток дня будут ходить, держась за руки.
Однако я не была полностью уверена в том, что Мэнда не увлечена Маркусом. Но ничего не могла с собой поделать и спросила его об этом.
— Я не получал письма, — ответил Маркус. — Думаю, я не вхожу в круг респондентов.
— Гм. Какое письмо? — спросил меня Лен.
На сей раз послание со «Дна Пайнвилля» Лен не получил, а я ему тут мозги конопачу. Девушка называется.
— Со «Дна Пайнвилля».
— И что там было?
— Ну, среди прочего то, что Мэнда хочет Маркуса.
— Мэнда хочет тебя?!
Голос Лена дрогнул от ужаса. Что? Как только дела пошли в гору, Мэнда собирается внести в группу разлад? Может быть, она — вторая Йоко Оно?
Маркус пожал плечами.
— Почему она должна, гм, хотеть тебя?
— Ну так получилось, — лениво протянул он..
— Но она же тебя ненавидела.