выпускников.
Слово
1960 – Старохатов приобретает машину.
1964 – Старохатовы переезжают в новую (уже вторую), кооперативную квартиру.
1965 – Старохатов приобретает дачу.
Про вещи и тряпки в перечне можно было не упоминать: смысл ясен. Именно на эти самые годы падали совместные фильмы Старохатова, когда соавторство он навязывал. Такая получилась картинка.
Идея
Один факт не втискивался. Старохатов безвозмездно помог написать сценарий Олонецкому (Лысому Сценаристу) в 1966 году, то есть после приобретения и дачи, и машины, после того, как обирал ребят, – такой вот прокол в схеме. Когда фактов сотня, один не портит картины. Но когда совместных сценариев всего десять и даже один идет против девяти, возникают сомнения и возникает сложность. Тут уже возможно всякое. Например, возможно, что перемена в Старохатове была процессом – и притом с колебаниями. И Старохатов по-прежнему был не вполне ясен, как бывает не вполне ясной пустая сценическая площадка – перед последним актом пьесы.
* * *
Пьесу, впрочем, уже можно было себе представить. Зрелище есть зрелище, некая первородность и таинство – тем и манит. И вот полутемный зал, и занавес, и декорации, а высветленные прожекторами (в лучах меняющегося цвета) лица и фигуры уже бродят по полутемной сцене из угла в угол и шепчут некие невысказанные тихие слова.
Завязка, к примеру, такая. На сцене человек – и молодой, и милый, и желающий добыть людям что-то там светлое и необыкновенное; короче – он самый. Герой. Так сказать, точка отсчета для остальных действующих лиц. Живет он в большой запущенной квартире. Одинокий. Мечтательный. А в этом же доме, рядом с его квартирой, располагается волею случая большой и шумный мебельный магазин.
Вот он сидит на стремянке (под самым потолком) и выхвачен из полутьмы самым розовым лучом; он достал рукой книгу с высокой полки – сидит и углубился. Книгочей. Поглощает мудрость веков. Он сидит и шелестит страницами – и это сразу же видно, едва только занавес расползется.
Входит гражданин. Обыкновенный. Немножко провинциальный. И говорит примерно так, как говорит Мармеладов в незабвенном романе:
– А осмелюсь ли я, уважаемый товарищ, обратиться к вам по делу с разговором приличным?
– Конечно, – отвечает ему наш парень со стремянки, шелестнув очередной страницей. – Валяйте.
Гражданин откашлялся.
– Купил я два шкафа; из Киндяковки я; приезжий. (Он еще раз откашлялся.) Себе купил и братану. Надо ему телеграмму отбить. Надо к тому же перевозку организовать. Надо машину найти…
– Ну и что?
– Шкафы-то деть мне сейчас некуда. Пусть они у вас временно постоят?
– Пусть…
– У вас квартирка-то рядом с мебельным магазином – это мне удобно.
– И мне терпимо. Но вы, друг мой, достанете мне за это старинную книгу.
– Какую?
– А какую хотите. Можно – летопись. Можно – церковную. Можно, наконец, любую старую книгу – лишь бы не нашего века.
– Ага…
– Пришлете мне в знак благодарности какую-нибудь книжонку из вашей деревни…
На этом поладили. Отговорив свою сценку, провинциальный гражданин (маленькая роль) уходит за кулисы – и где-то там разгримировывается. Для него конец. А на сцену уже втаскивают холодильник другие люди. Можно даже, чтобы втащили роскошный финский гарнитур. Чтобы и шумно, и зрелищно, и натурально.
Те люди, что втаскивают этого красавца, сработанного под орех и уютного, как сам уют, – одновременно – передают нашему герою две-три старые книжонки. Плата за постой.
– Порядок, – говорит им наш герой со стремянки, принимая книги. – Можете оставить, ребята, свое барахло. Волоките в тот угол.
Выясняется, что Жаждущий Познания парень практикует этот, так сказать, постой достаточно давно. За книги он согласен некоторое время держать у себя чужую мебель. И в известном смысле сторожить ее. Благо жилье позволяет.
Все вокруг это знают. И если у приезжего человека подходит очередь на модный сервант, ему шепчут:
– У тебя есть старая книжка?
– Привез.
– Тебя предупредили заранее?
– Ну да. Сосед посоветовал.
– Тогда в порядке. Поставишь на время сервант у этого парня (квартира четыре), а потом спокойно