– Я готов… Давай поговорим.
– Не сейчас.
Разговора не произошло – Аня «пообещала», но, любя, отложила на позже. Она только спросила, как мои отец и мать. Не болел ли я там и почему за полтора месяца было лишь одно письмо. Ну, и, конечно, немного поплакала… А в основном говорили о Машке. О ее массажистке. И конечно же о любимых подругах Ани – о тете Паше и тете Вале.
* * *
Да, он стал захаживать.
Вечереет. Мы сидим и толкуем, Старохатов не встает из-за стола, и – это в его стиле – он продолжает этот разговор вообще. О погоде. О кино. А затем вновь о том, как мои дела и когда же я закончу сценарий.
– Никак, – отвечаю я. – Собирал материал по чайной ложке – и выдохся… Помните, я рассказывал вам о некоем человеке?
– Помню.
– Попался мне орешек.
Помолчали. Старохатов спрашивает:
– Не можешь раскусить?
– Не могу.
– И ничего параллельно не пишешь?
– Нет.
– Ну, братец, эта болезнь с жиру, – смеется он. – Или, может, у тебя появилось имение и крепостные? Душ сто, а?
Я только вздыхаю.
– Так в чем же трудность? – спрашивает он. Он хочет быть мне полезным.
Я кратко набрасываю ему портрет – я подчеркиваю его противоречивость.
Старохатов думает – минуты две, не больше. Профессионал.
– Ерунда, Игорь, – говорит он.
– То есть?
– Нет такого человека.
Я даже слегка растерялся.
– Как это нет?
– Нет.
– Но я же знаю, что он – есть.
Старохатов смеется:
– Нет, Игорь, сто раз нет… Поверь мне, что это обычный жулик. И он проще, чем ты думаешь.
– Проще?
– Гораздо проще. И гораздо понятнее. И никакой тут иррациональности нет.
Старохатов поднимается из-за стола и идет в прихожую одеваться – пора домой.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Глава 1
И трогательно было, и смешно: Аня, жертвуя изысканно звучащим званием лаборантки, собиралась взяться за подъем жизненного уровня нашей семьи. Ей казалось, что она делает некий шаг к достатку. Шажок, если не шаг. Пусть даже маленький. Она смотрела вперед, и я не мог не подумать, что она чудачка, девочка. И что, живя бок о бок с таким муженьком, она к достатку не выбьется. И что это так чудесно, что она этого не понимает.
Но они не только уговаривали ее стать секретарем директора, они – тетя Паша и тетя Валя – готовы были взяться и за меня. Ведь до самого этого дня Аня меня не трогала. Более того – она проявила максимум чуткости. Она не попрекала меня малым приработком. Она отпустила меня в деревню. Она полностью взяла, или, лучше сказать, пересадила Машку на свои молодые плечи. Словом, она понимала меня. Но это не значит, что она (они!) не собиралась взяться за меня всерьез, как только я приду в себя.
– Ты попробуй писать о дяде Вениамине, – так Аня начала.
И повторила, как повторяют приказ:
– Тебе надо написать повесть о дяде Вениамине.
Я, помнится, даже рот приоткрыл. Я полагал, что с этим покончено и что эта тема давно умерла. Или сам дядя Вениамин умер. Потому что речь о нем велась когда-то давным-давно.
– Это тот, с кем хотели познакомить? – невыразительно спросил я.
Аня кивнула. Стало ясно, что меня считают глубоко провинившимся.
– Ты будешь, Игорь, о людях писать типичных. О тех людях, которые живут рядом с тобой.
