Ее не беспокоило, что моя физиономия в обрамлении простынных складок будет являться напуганной бабке ночами. Она просто не хотела, чтобы старушка меня запомнила.
– Зачем? Тут у нас все Гюльчатай на одно личико! – напомнила Нюня.
Это было вполне резонное замечание. Поэтому я не стала прятаться, наоборот, приветливо улыбнулась бабуле и сказала:
– Калимера!
Это по-гречески – «здравствуйте».
– Калимера… – несколько ошарашенно отозвалась она.
А кошка мяукнула и увязалась за мной следом.
И очень помогла, когда преследуемый мной «нерусский черт» неожиданно оглянулся!
Я тут же прикинулась ветошью, тряпичным кулем завалившись в изгиб стены, а славная кошка благородно выступила вперед – мол, вот кто тут шуршал и бегал: я, ваша родная греческая киса!
– Ф-у-у-у… Пронесло! – выдохнула моя Тяпа, когда охранник потопал себе дальше. – Интересно, чем ты ему показалась? Мешком с чечевицей?
– Почему сразу мешком с чечевицей? – обиделась за меня нежная Нюня. – Может, нежным растением, которое укутали в парусину ради спасения его от жары?
– Ха! – только и сказала на это Тяпа.
Самым нежным растением из тех, с которыми у меня имелось реальное сходство, была верблюжья колючка.
Следуя за охранником, мы с кисой поднимались все выше и выше.
Наконец, узкую извилистую лесенку перегородила решетка. Сразу за ней начиналась узкая ровная площадка, справа ее ограничивала стена, а что было слева – увидеть не удалось. Дверь-решетка была заперта, и ни в одну из образованных переплетением прутьев ячейку моя голова не пролезла бы. Я примерилась к пяти отверстиям, но на погружение не осмелилась. Застряну еще, вот будет номер! Представление «Закрепощенная женщина Востока неистово бьется в стальных оковах империализма!».
А вот моя четвероногая спутница прошла сквозь решетку, даже не притормозив.
– Видно, знает, куда идет, – проводив завистливым взглядом исчезавший за поворотом черный хвост, сказала я вслух. – Там что-то есть!
– Разумеется! Места, где ничего нет, решетками не закрывают, – поддакнула Тяпа.
Я немного подумала и задрала простыню. Пошарила в кармане, вытащила мобильник. Его экран при необходимости не раз уже заменял мне зеркальце – не волшебное, конечно, но и не кривое, вполне позволяющее наскоро причесаться или губы накрасить.
Я просунула руку с мобильником в ячейку решетки, протянула ее подальше и направила чудо-зеркальце влево. Получилось что-то вроде перископа.
Я напрягла глаза и разглядела еще одну лесенку в пять ступеней, а за ней – подобие балкона.
Ага, значит, высоченная стена, которая отсюда кажется глухой, на самом деле закрывает еще один этаж. И вот там-то и располагается заветное помещение с мониторами и прочими техническими чудесами!
– Так-так…
Я потерла подбородок, соображая.
Никакого тротилового эквивалента у меня нет (да и слава богу, хватит уже разрушительных взрывов), и ключа от решетки тоже нет…
Так как же мне подобраться к чудо-комнатке?
И тут мобильник, который я продолжала держать в руке, однозначно дал мне понять, что я уже попала туда, куда мне было нужно, дальше можно и не рваться: на дисплее появился значок, сообщающий о наличии беспроводного Интернета.
Не отрывая взгляда от экрана и при этом то приседая, то поднимаясь на цыпочки и еще плавно помахивая рукой, я в подобии плясовой прогулялась туда-сюда вдоль стены и вскоре опытным путем нашла точку, где сигнал был вполне приличный. Хотела тут же попробовать залезть в Интернет, но Тяпа меня спросила:
– А ты про камеры не забыла? Охранник, наверное, уже вернулся на свой наблюдательный пост. Вот- вот засечет тебя!
– Ой! – пискнули мы с Нюней.
И, подобрав для пущей скорости простынные полы, заторопились в обратном направлении.
Ничего, мы сюда ночью придем!
Ночи на юге те-о-о-омные!
– А какой отсюда вид! – походя восхитилась романтичная Нюня.
Мы с Тяпой погнали ее дальше, хотя вид и впрямь был очень хорош: безмятежное море незаметно сливалось с безоблачным небом, а по гладкой сияющей голубизне к острову белой стрелкой скользил кораблик.
Откуда мне было знать, что это означает начало нового действия?
Маэстро Жюль Ля Бин стоял на палубе яхты «Медуза», благожелательно взирая на приближавшийся остров.
Вообще-то, он видал острова и получше, но считал необходимым изобразить симпатию к данному клочку суши, потому что за кратковременную работу на нем маэстро пообещали гонорар, ради которого можно было не только на какой-то там вшивый остров сплавать, но даже на Луну слетать. Кроме того, именно в этот момент Жюля Ля Бина снимал фотограф, приступивший к работе, не дожидаясь прибытия на место.
У нетерпеливого фотографа были крепкие стройные ноги, поджарый живот в «шашечку», широкие плечи, приятное лицо и незатейливое имя – Мик. Жюль Ля Бин еще не успел выяснить, какова сексуальная ориентация симпатяги Мика и – в надежде на лучшее – старался ему понравиться.
Ассистентка Жюля, Мария, курила у борта, шикарным жестом стряхивая пепел прямо в море и взирая на происходящее с ироничной улыбкой.
– Жулик, надень солнечные очки, иначе морщинки у глаз загорят и станут казаться глубже, – вполголоса посоветовала она боссу, про себя оценив попытку маэстро завлечь фотографа как смехотворную.
Мария уже успела прояснить ориентацию Мика и знала, что на сей раз маэстро ничего не обломится. Вот и хорошо, не будет отвлекаться от работы!
– Пшла вон, Машка, – беззлобно огрызнулся Жюль, мягко постучав подушечками пальцев по нижним векам.
Помощница не обиделась.
Они с маэстро были старыми знакомыми, еще с тех времен, когда высокооплачиваемый стилист- визажист талантливо притворялся гетеросексуалом, откликался на родное имя Миша Жулябин и работал мастером-универсалом в саратовской парикмахерской ««Магнолия».
Симпатяга Мик сверкнул улыбкой и фотовспышкой.
Жюль тряхнул тонированными кудрями.
– Жулик, хорош форсить, – хмыкнула Мария. – Надень панамку, пока голову не напекло. Нам еще работать сегодня!
– Да, придется поработать.
Маэстро послал фотографу улыбку – одновременно и виноватую, и зазывную, – отклеил от борта обтянутое розовыми льняными шортами бедро и, посуровев, кивнул помощнице.
– Посмотришь еще раз? – поняла она.
– Давай.
Жюль переместился к столу, подождал, пока Мария поставит перед ним ноутбук, и открыл его жестом пианиста, готового слиться в экстазе с инструментом.
Основными инструментами маэстро Ля Бина были ножницы, щипцы, кисти, краски и прочие средства наведения красоты. Компьютер обычно использовался для хранения фотографий, запечатлевших результаты работы мастера.
