вежливо распрощались.
Когда он уходил, Максимыч курил на крыльце, это было очень кстати. Воронов сам повесил все ключи на щит, вернул на место оригинал от черного хода.
— До завтра, Максимыч! — похлопал он вахтера по плечу. — Я ключи повесил.
— А-а, ладно! Можно было просто бросить на стол! — отмахнулся вахтер.
Воронов медленно пошел по улице. Подготовительные работы завершены. Остались только детали…
Он пешком дошел до СИЗО, заполнил вызов на Мигунова. Тот появился в комнате для допросов спокойный, уверенный в себе, как будто утром ему предстояло отправиться в обычную увеселительную поездку. Воронов составил дополнительный протокол допроса: как начался конфликт, как проходила драка, как душил, как задушил…
О главном говорили очень тихо — из коридора не услышишь.
— Значит так, одежду снимешь с понятого, слева в дальнем углу белая дверь на пожарный выход, она будет не заперта. В серванте, в пустом стакане — ключ от нижней двери на улицу. Замок открывается легко, я проверил.
— Хорошо, — сказал Мигунов просто.
— Пистолет я заткну за пояс сзади, чтобы легко выхватить. Сразу скомандуешь: «Всем на пол!» Потом свяжешь скотчем — я его оставлю на видном месте. Только аккуратно, без лишней грубости…
— Конечно.
— Все остальное мы уже оговорили.
— Да, — кивнул Мигунов.
Воронов смотрел на него, прислушиваясь к своим странным ощущениям. Похоже было, они как-то незаметно поменялись ролями — следователь и обвиняемый. Мигунов на подъеме: его ждет свобода, которая перевешивает риск неудачи, да и вообще — перевешивает все. А Воронов наоборот — начал ощущать страх, его одолевали дурные предчувствия. Получалось, что один из них отдавал другому свободу, а взамен получал несвободу и тяжелое бремя риска…
— Да, снимешь с кого-нибудь часы, — напомнил он. — Вам нужно будет следить за временем. Важно, чтобы все шло по плану, секунда в секунду…
— А у вас какие? — спросил Мигунов. — «Ролекс»? «Сейко»? Я бы вернул потом обязательно, слово офицера.
Воронову показалось, что он издевается.
— Какой, в задницу, «Ролекс»? У меня «Восток», обычные…
Он показал свои часы. Мигунов удивленно приподнял брови, словно вместо часов ему подсунули древнюю астролябию.
— Н-да… Но ничего, — сказал он. — Только подведите их с утра, не забудьте.
Воронов спрятал руку за спину.
Спал он плохо — мучали кошмары, часто просыпался и когда прозвонил будильник, еле оторвался от подушки. Есть не хотелось, напротив, то и дело подкатывала тошнота.
Ирка возилась на кухне и, как всегда, опаздывала с завтраком, Улька сонной тенью бродила по дому с зубной щеткой во рту и ныла, что у нее болит живот. Когда она узнала, что в школу ее сегодня никто провожать не станет, она села и расплакалась.
— Прекрати сейчас же! — крикнул Воронов. — Остальные дети ходят сами, и ты пойдешь! А то вообразила себя неизвестно кем! Гений чистой красоты, тоже мне!
— Чего ты взъелся-то на нее? — окрысилась Ира. — Вы все последнее время ходили вместе в школу, вот она и…
— У меня сегодня важная операция! — оборвал он жену. — Мне нельзя опаздывать, понимаешь ты или нет?!
Ирка посмотрела на него долгим выразительным взглядом и скрылась в кухне.
— Ребенок, может, заболел просто! — сказала она оттуда. — А ты кричишь на нее!
— Тогда пусть сидит дома, раз заболел!
Обрадовавшись поводу не дожидаться завтрака, он оделся и выбежал на улицу. Сильно колотилось сердце, болела голова, его бил озноб. Он понимал, что все от нервов, и по дороге в управление тщетно пытался успокоиться. Тщетно! Внутри кипела злоба на всех и вся: Улька, Ирка, Мигунов… Маргарита. Нет, Маргарита здесь ни при чем! Она его понимает. А все другие не хотят понять, чего ему стоит то, что он должен сделать! Тот же Мигунов… Ему все до лампочки, все уже продумано и подготовлено, остается только выполнить инструкции — и он свободен! А кто подготовил операцию? Кто рискует больше всех? Кто остается на растерзание внутренних расследований? Все он, все он один, Воронов тут, Воронов там!
На входе он что-то буркнул Максимычу в ответ на ежеутреннее приветствие. Едва зайдя в кабинет, позвонил в СИЗО, дежурному. На часах было 8-20.
— Ну что, Мигунова моего уже забрали?
— Да нет, — ответил тот. — Приехали какие-то менты с вашим предписанием, но я не могу выдать им пожизненно осужденного. Таких перевозят в особом порядке, в специальном транспорте… Так что ждем начальника, как он решит…
Воронов побелел от ярости. Но сдерживался и говорил спокойно.
— У вас есть мое требование? Подпись есть? Печать есть? Извольте исполнять поручение следователя! Если вам не подходит спецконвой — формируйте свой! Или организуйте сами «особый порядок» и «специальный транспорт»!
— Вы же знаете, у нас нет спецтранспорта… И своего конвоя нет…
— Тогда используйте тот, который к вам направлен!
— А в случае чего мне до самой пенсии объяснительные писать…
— Ты у меня уже через минуту сядешь писать!! — сорвался на крик Воронов. — И никакой пенсии не будет!! Ты следственный эксперимент срываешь! Где Тихоненко?
— Начальник выехал из дома, сейчас будет, — «переводил стрелки» дежурный. — Если он прикажет, я выдам заключенного!
— Прикажет, прикажет, не сомневайся!
Воронов позвонил подполковнику Тихоненко и нарисовал картину срыва следственных действий из-за бездеятельности сотрудников вверенного ему учреждения.
— Я выписал требование, начальник РОВД прислал спецконвой, а ваш долбак не выдает обвиняемого! Говорит: конвой не такой. Тогда сформируйте «такой»!
— Понимаете, Виталий Дмитриевич, по перевозкам пожизненно осужденных действует специальная инструкция… Ею предусмотрен особый порядок, — говорил начальник СИЗО то, что и должен говорить в подобной ситуации. Но говорил не очень уверенно, ибо ссориться со следователем ему не хотелось.
— Для вас он не пожизненно осужденный, а следственно-арестованный, который числится за мной! — возразил Воронов. — И я отвечаю за него в период проведения следственных действий!
— Ну, что ж… Если так…
Через несколько минут позвонил дежурный.
— Заключенный Мигунов только что передан спецконвою по вашему требованию. С этой минуты он под вашей ответственностью, Виталий Дмитриевич.
— Конечно, — сказал Воронов. — Спасибо.
Он положил трубку на рычаг и перевел дух. На трубке остались мокрые разводы от пальцев.
Вот так. Началось, кажется…
Родик Мигунов вышел из самолета на трап и зажмурил глаза от яркого солнца. Москва, Шереметьево. Родина!.. В этот раз она встретила его куда более приветливо.
— Au revoir! — кивнула на прощанье симпатичная темнокожая стюардесса.
— Nous nous verrons encore! — улыбнулся ей Родион. — Еще увидимся!
Это будет довольно скоро. Он в Москву всего на два дня. День на участие в форуме свободной
