Вот здесь.

Он прикрыл глаза, помассировал пальцами веки. Нет, ему не показалось.

— Никого не узнаешь? — сказал он Кастинскому. — Место 35 «си».

Кастинский посмотрел.

— Упс-с… — выдохнул он.

Тридцать пятое место «си» в самолете, выполнявшем рейс «Париж — Москва» 16 октября, занимал пассажир Мигунов Родион Сергеевич.

— Блин, Юр… — Кастинский возбужденно хохотнул. — Я ж сперва не сообразил, это… Ха-ха! Думал, это тот самый Мигунов и есть, типа с того света откинулся!.. Ну, с Сибири, в смысле!

Он хлопнул себя по коленям.

— Это ж сын его, да? Сынуля родной?

— Да, похоже, его сын, — сказал Евсеев задумчиво.

— Хрен его знает, — Кастинский почесал затылок.

— А что такое? — подхватился Пушко, переставший к тому времени басить в телефон. — Кто такой Мигунов?

— Даже фамилию не стал менять, сукин кот, — Кастинский зло оскалился. — Гордится, значит, папашей своим… И чего он вдруг решил в родные края наведаться? Соскучился?

— Нет. Не думаю, что соскучился… — Евсеев прошелся по кабинету, подошел к двери. — Ты вот что, Виталик. Я сейчас вернусь. А ты Бузыкина проверь по-быстрому… Улетел он в свою Пензу или нет. Если улетел — леший с ним, побоку его пока что. И раскопай мне все по Родиону Мигунову. Сын шпиона, учился за границей, его еще выпускать не хотели, я за него чуть ли не ручался: мол, сын за отца не отвечает! Короче, все дела в сторону — Мигунова давай мне, понял?

Оказалось, что в Москву Мигунов-младший приезжал в составе делегации ОБСЕ на саммит «Москва- Брюссель», проходивший с 17 по 20 октября прошлого года. Фото его — вылитый отец! — имелось как на сайте ОБСЕ, так и на сайте Совета Европы, в разделе «Экспертный совет Комиссии по правам человека». Родион Мигунов значился там как эксперт категории «В», помощник главы Экспертного совета.

16 октября в 15–25 наружные камеры видеонаблюдения зафиксировали похожего на него молодого человека, входящего в подъезд дома, где проживает Семаго. Вышел он в сопровождении Семаго и его сожительницы Натальи Колодинской в 19–04.

Он появлялся там еще дважды — 18 и 20 октября, оба раза с подарочными пакетами в руках, с цветами… И оба раза покидал этот гостеприимный дом вместе с Семаго и Колодинской, после чего все трое садились в поджидавшее у подъезда такси.

Как удалось выяснить на том же сайте Совета Европы, Родион Мигунов участвовал во многих мероприятиях, устраиваемых этой организацией. В частности, он прочел несколько лекций на ежегодной конференции СЕ по правам человека в Пальма-де-Майорка, проходившей в середине сентября. Именно в это время, именно в Пальма-де-Майорка отдыхали Семаго и Колодинская… И там же, по показаниям Семаго, в ресторане «Палм Палас», он познакомился с мифическим вербовщиком Борисом!

А когда стали рыться в компьютерном фотоальбоме Семаго, то нашли интересные снимки: Семаго в обнимку с Родионом на фоне моря, Родион с Колодинской на корме яхты, все трое за столиком в ресторане… Никакого Бориса на фотографиях испанского отдыха не оказалось: только Семаго, Колодинская и Мигунов- младший!

— В этом мире случайностей нет… — многозначительно процитировал откуда-то Кастинский, знаток советской классики.

Он взял со стола чашку с эмблемой ФСБ — щитом и мечом, заглянул. На дне имелся липкий коричневый ободок. Кастинский понюхал ее, включил кофейник, сел.

— Просто Семаго пожалел его, — вслух сказал он. — И хотел вывести из игры.

— Не хотел его впутывать в это дело, да поймите же вы меня, наконец!

В комнате для допросов сыро и довольно прохладно. Но Семаго краснел и потел, то и дело вытирая лоб рукавом рубашки. Он едва не плакал. Его легенда о вербовщике Борисе развалилась, как карточный домик. Ему было стыдно, он расстроился, расклеился, как в день своего визита на Лубянку с повинной.

— А по-моему, это Мигунов вас впутал, а не вы его, — заметил Евсеев. — Причем он именно что — хотел. И хотел даже очень.

— Так ведь… — Семаго растерянно заморгал. — Он ведь только жить начинает! У него ж бабы, наверное, до сих пор нет!..

Евсеев сдержал улыбку. В устах Семаго это звучало, как если бы Мигунов был героем войны, инвалидом войны и вдобавок беременным на восьмом месяце.

— Он то учился как проклятый, то работал… Тоже как проклятый! Он же глаза себе сломал об науку эту, об учебники, он же так хотел в люди выбиться! Сам! Своим умом! Он хороший пацан, просто судьба так сложилась!

Семга перевел дух и добавил:

— В конце концов, ведь не он же техдоки по «двести девяносто первому» слил… Это я виноват, дурак старый, не он…

Дурак, тут Евсеев спорить не стал бы. Загнал себя в угол и упорно не хочет оттуда выходить, сопротивляется как может. Но Евсееву он был симпатичен. И желание выгородить молодого Мигунова было, в общем-то, понятно. Чисто по-человечески. Но розыск и следствие такими категориями не оперируют.

— Вы явились к нам с повинной, Сергей Михайлович. Явились добровольно. Чистосердечно во всем признались… — Евсеев облокотился на стол, придвинувшись к Семаго. — А в юриспруденции есть такое понятие, как «деятельное раскаяние». Деятельное, понимаете? Согласно статье 75-й, оно может служить поводом для освобождения от уголовной ответственности. Подумайте над этим, Сергей Михайлович.

Семаго подумал и слегка переменился в лице.

— То есть… вообще? Меня судить не будут?

— Именно так.

Семаго ожесточенно потер ладонями лицо. Зажмурился. Поморгал.

— На «Циклон» вы, конечно, не вернетесь, — сказал Евсеев. — Любая другая работа, где есть секретный допуск, для вас тоже заказана. Но это лучший вариант, не так ли?

— Так, конечно, так…

Семаго почесал в затылке.

— А деятельное, это в смысле… Если я сдам Родика, выходит?

— Если поможете следствию обезвредить опасного преступника, — сказал Евсеев.

— Что там надо для этого? — глухо проговорил он. — Я должен что-то писать? Подписывать?

— Конечно, — сказал Евсеев. — Нам нужен документ, на основании которого мы сможем его задержать. Когда он в следующий раз собирался в Москву?

— Я точно не знаю, но говорил, что вот-вот приедет… Какая-то заседаловка у них очередная… Конференция, что ли…

— Ладно. Если конференция, то мы выясним это и без вас.

— А как это все будет? — Семаго поднял голову. — Я должен буду… Я тоже буду участвовать во всем этом? Быть там? Ну… когда его брать будут?

— Нет. Хотя встретиться вам еще придется. И не раз.

Евсеев достал из папки бумагу и ручку, придвинул к Семаго.

Семаго какое-то время еще думал, пыхтел и со скрипом чесал затылок. Евсеев предложил сигарету, он закурил. Потом взял ручку и стал писать.

— Как ваши дела, Виталий Дмитриевич?

— Да кто б забрал хоть половину этих дел, Максимыч…

Шаркнув стулом, вахтер привстал, благоговейно задержал ладонь Воронова в своей. Воронову стало неприятно, он убрал руку. Каждый день — одно и то же…

— А я очки свои дома забыл, представляете? — пожаловался вахтер и рассеянно похлопал себя по карманам. Потом повернулся к доске, подслеповато всматриваясь в ярлыки, прикрепленные к ключам.