долго.
У меня под рукой был только «Краткий очерк» Маранде, зачитанный до дыр. Старинная книга, изданная в январе 1642 года. Которую можно было купить в те времена в двух шагах от часовни Святого Михаила. Гравюра с изображением Эдипа, наряженного римлянином, была оторвана, она служила мне закладкой.
На 251-й странице я наткнулся на абзац, показавшийся мне прекрасным. Он начинался так: «Нет между людьми ничего более жалкого и горестного, нежели пустота…»
Я встал. Вышел в кухню попить воды. Вернувшись, еще раз прочел эти строки. И заложил страницу.
Воскресенье, 24 июня. Сидел дома.
И вдруг мне стало невыносимо это состояние — сидеть и листать книгу.
Книга. Плащ, скрывающий наготу. Сен-Симон пишет о подштанниках, скрывающих чресла распятого.
Понедельник, 25 июня.
Снова приходила С.
Трупная природа мысли.
Вторник, 26 июня.
Приглашение к Карлу на 30-е. Началась жара.
Среда, 27 июня. Зашел на улицу Бак. А. был у Марты. Я поиграл с Д.
Погода стоит очень теплая.
Пятница, 29 июня.
Становлюсь суеверным. В ожидании эриний[83]. Под угрозой кошмара. Звонил Коэн. Он уже в Париже. Не могли бы мы встретиться в понедельник, 2-го? И вообще, как дела? Ответил ему, что томлюсь жаждой.
Суббота, 30 июня. Побывал у Карла. Туда же пришла Вероника. И Йерр с Глэдис. И Зезон с Томасом.
Вероника была очень весела и обольстительна.
Йерр снова пустился в свои грамматические провокации. Когда мы приступили к оленьему окороку, он объявил — и мне это очень понравилось, — что литота[84] достойна презрения. Что говорить недомолвками — значит намеренно вносить путаницу в точные определения. Или хотя бы в то, что от них осталось.
Он сказал также, что следует поощрять зияние[85], поскольку оно сообщает языку твердость и силу. «Кроме того, — добавил он, — при зиянии рот говорящего открывается, и это опять-таки прекрасно. Ибо делает лицо искренним и сияющим».
Подливая себе коньяку в маленький пузатый бокал, он сообщил нам новость, вычитанную в газете: оказывается, во Франции живет 21 миллион домашних животных. И одно только производство корма для них приносит годовой доход в 70 миллиардов франков[86]. Статья содержала точные данные: 7,7 миллиона собак, 5,7 миллиона кошек, 7,6 миллиона птиц, содержащихся в клетках. Разумеется, говоря о «домашних животных», он не учитывает детей и женщин. Также он не включает в список аквариумных рыбок. Вероника и Томас напали на него, приводя множество контраргументов.
После того как Глэдис и Йерр ушли, чтобы отпустить няню дочери, Томас объявил, что Йерр, с его же-нофобством, вульгарными реакциями и прочим, — «инородное тело в нашей компании». Я возразил, что все мы так же вульгарны, что вульгарность начинается с появлением на свет (тут Зезон осмелился даже прибегнуть к двум библейским цитатам) и что его пол дает ему так же мало права защищать женщин, как и его вкусы, которые, видимо, побуждают к этому. Карл и Зезон нашли, что я неправ. Наконец К. указал на один из своих цветов и сказал, что он предвещает грозу.
Вероника проводила меня до дому.
Понедельник, 2 июля. Около восьми пошел на улицу Пуассонье. К. немного полегчало.
4-го будем играть.
Вторник, 3 июля. Звонил Томасу.
Наступила страшная жара.
Мне так и не удалось поспать.
Мы прибыли на авеню Ла Бурдонне первыми. Уинслидейл, судя по всему, не страдал от жары. Он заметно нервничал.
Томас явился в сопровождении Зезона. Йерр и машина Йерра подоспели вскоре после них.
— А вот и наш ктитор с его ритуалами и белибердой, — сказал Р., увидев его.
— А вот и наш неуч с кашей во рту, — отбрил Йерр.
Но тут вошел Бож. Последними явились Коэн и его виолончель.
Марта весь вечер молчала. На ужин мы ели крошечных зубаток с укропной подливкой. И беседовали о Вселенной.
— Ох, до чего жарко! — посетовал я.
— По радио объявили, что скоро станет прохладней, — ответил Томас.
— Никакой определенности, — сказал Р.
— Космическая неопределенность, — добавил Йерр, подражая ему.
— Мы может похвастаться большими научными знаниями и большей прозорливостью, чем любая
— Нет, не так, — возразил А. — Ничто не предвещает худшего. Даже само воспоминание о нем не сохраняет в нас дурных предчувствий. И не может даже сдержать движение, которое застает врасплох в самый миг неожиданного события!
— До каких же пор будет действовать эта разрушительная доктрина? — в шутку спросила Элизабет. — И есть ли от нее
Т. Э. Уинслидейл объявил, что нью-йоркский трафик превышает 200 миллионов тонн.
— Все это чистейший абсурд, — заключил А.
Рекруа разозлился.
— Какое самомнение! — сказал он. — Ничто в мире не абсурдно, смысл присутствует во всем на свете, и то, что существует, не противоречит тому, чего нет или уже больше нет. Ваше утверждение, что
Для вас вопрос решается просто: все абсурдно и мир сплошная бессмыслица, не имеющая названия, — сказал Томас. — Но откуда взялся абсурд и бессмыслица? Разве все эти негативные
