– В знак того, что мы с тобой на одной стороне, дай-ка мне на сохранение тот твой золотой кулон. Ну, тот, в мешочке.

Глаза Гильермо блеснули.

– Об этом и речи быть не может. Это для меня очень ценная вещь.

– Вот и давай ее сюда. Отдам ее тебе целой и невредимой, как только разделаемся с Болонским. По сравнению с этими слитками твой кулон – чистое дерьмо.

Гильермо на мгновение заколебался, но все же, хоть и неохотно, вынул из кармана рубашки лиловый мешочек. Положил его на протянутую ладонь Хоакина.

– Смотри не потеряй.

– Не беспокойся. Слово свое я сдержу. Ну, опять за работу?

Хоакин запихал мешочек в карман и повесил резак на пояс за спиной. Затем для безопасности встал за спиной у Гильермо.

Они снова взялись за веревку.

– Как ты собираешься разделаться с Болонским? – спросил Гильермо.

– Когда вытянем последний, тринадцатый ящик, вместе возьмемся за веревку и выберемся наружу. Ты первый влезешь в лодку и сбросишь его в воду. А я буду поджидать в воде и прикончу его. Дело нетрудное.

Затем Хоакин собирался расправиться и с самим Гильермо.

Работа была изнурительная, требовала выдержки и недюжинной физической силы, но оба работали изо всех сил, не покладая рук. Раза два Хоакину пришлось нырять, чтобы высвободить зацепившийся за острый выступ скалы мешок.

Трудно сказать, сколько на это ушло времени, но когда все тринадцать ящиков наконец стояли в центре пещеры, Хоакин и Гильермо еле держались на ногах от усталости.

Хоакин оперся на ящики и проговорил, вытирая выступивший на лице пот:

– Немного передохнем, а, приятель? Я устал как собака.

Гильермо кивнул в ответ:

– Сейчас у нас все равно не хватит дыхания выдержать минуту под водой.

Вдруг в пещере раздался еще один голос:

– В этом нет необходимости. Ни одному, ни другому.

Хоакин вздрогнул и выпрямился.

Из-за скалы появился Болонский. С его одежды ручьями стекала вода.

В руке он держал пистолет.

Хоакин раскрыл рот.

– Ле… лейтенант? Так вы ж вроде плавать не умеете.

Болонский лишь усмехнулся:

– Я, знаешь, из Астрахани, город такой в устье Волги. Вырос, плавая в Каспийском море. Проплыть под водой такую ерунду мне ничего не стоит.

Хоакин прикусил губу.

Противник ловко перехитрил его, притом на его же манер – нанеся первый удар. Не иначе как он Болонского недооценил.

Хоакин бросил беглый взгляд на Гильермо. Тот стоял, опираясь на ящики, не двинув и мускулом. Против света лица его не было видно.

– Я, наверное, не ошибусь, если предположу, что вы, дорогие мои, как раз раздумывали, как бы перехитрить меня и прибрать золото к своим рукам. Что скажешь, Гильермо?

Ровным и спокойным голосом Гильермо ответил:

– Предоставляю это вашему воображению, лейтенант. И, судя по тому, что вы пробрались сюда, чтобы застать нас врасплох, вы сами намереваетесь присвоить это золото, не правда ли?

– Верно. Это золото не принадлежит ни Испании, ни Сталину. Оно – мое. Вы же останетесь здесь, мертвые.

Хоакин облизнул пересохшие губы. Должен же быть какой-то выход из этого положения.

– Лейтенант, – начал он нарочито слезливым голосом, – послушайте. Это все Гильермо подговаривал меня убить вас. А я был против, честное слово. Ну убейте же его. А я вам когда надо помогу выносить ящики. И даже взамен ничего не…

Болонский издевательски усмехнулся:

– Брось, не старайся. Я не собираюсь доставать золото в ближайшее время. Подожду – хоть десять, хоть двадцать лет, пока не подвернется подходящий случай. Ну ладно, что время терять. Уже до рассвета немного осталось.

Болонский неожиданно выстрелил в Гильермо.

Тот, будто ждал этого, мгновенно присел. Пуля пробила ящик, и щепки полетели по сторонам.

Хоакин быстро сунул руку за спину. Вытащив из-за пояса резак, он, не медля ни секунды, метнул его в Болонского.

Дуло пистолета повернулось к Хоакину, прозвучал выстрел, но, стреляя, Болонский наклонился, чтобы увернуться от резака, и пуля не попала в цель.

Хоакин прыжком перелетел через ящики, пригнулся и без раздумий ринулся в глубь пещеры. Это был единственный путь к спасению.

Сзади послышался выстрел, и пуля попала в скалу прямо перед ним. Осколки посыпались во все стороны, и один из них попал ему в левый глаз.

От невыносимой боли Хоакин закричал, но страх гнал его вперед, и, обогнув скалу, он как-то сумел нырнуть в подземный ход.

Ощупывая руками стену, превозмогая боль, он в исступлении продвигался все дальше и дальше в глубь темного прохода. Много раз он натыкался на скалу, но страх перед смертью гнал его вперед.

Из пещеры далеко за его спиной прозвучал выстрел, затем чей-то крик. Потом послышался громкий всплеск.

Хоакин пришел в себя и решил остановиться.

В следующую секунду земля ушла у него из-под ног, и он полетел в какую-то бездонную дыру.

Кабуки Тикако села на тот стул, где совсем недавно сидел Кадзама Симпэй.

– Какое совпадение! Видно, Мадрид не так уж и велик.

Застигнутый врасплох, Рюмон не нашелся что ответить.

Он вдруг осознал, что в течение трех недель, прошедших после их случайной встречи в испанском посольстве в Токио, он не видел ее ни разу, хотя по телефону они все же разговаривали.

Наконец он собрался с мыслями.

– Я позвонил в «Мемфис», как только зарегистрировался, но тебя там не оказалось. Кто бы мог подумать, что вдруг встречу тебя здесь!

В том, что они встретились, не было, в общем, ничего невероятного, потому что японцы, приехав в Мадрид, первым делом идут прогуляться по Гран Виа.

– Прости, что мне сегодня не удалось встретить тебя в аэропорту. Я хотела приехать, раз ты даже факс мне послал, но не смогла.

– Ничего. Мы ведь оба приехали сюда не развлекаться.

Тикако была одета легко – джинсовая куртка, джинсы и белые теннисные туфли. В руках у нее была видавшая виды холщовая сумка.

Рюмон подозвал боя и заказал две бутылки пива.

– В твоем факсе было написано, – начала Тикако с иронией, – что ты собираешься остановиться в «Вашингтоне». Я подумала – как это на тебя похоже!

– То, что у меня хватает нахальства поселиться рядом с тобой и в то же время хватает деликатности ограничиться соседней гостиницей?

– Ну да. Для второго наверняка потребовалось немало силы воли.

Чтобы скрыть смущение, Рюмон достал сигарету и закурил.

Интересно, что сказала бы Тикако, если бы узнала, что в «Мемфисе» просто не было свободного