администратора.
Перемолвившись двумя-тремя фразами с лысым человеком, она вернулась.
– Я узнала о самом лучшем заведении, которое работает сегодня в этом городе.
– И где оно? – спросил Рюмон.
Тикако отвела глаза в сторону:
– Говорят, таковым является ресторан, принадлежащий этой самой гостинице.
Они вышли из вестибюля на улицу и минут через пять оказались у ресторана под названием «Эль Кандиль», недалеко от площади Рэйн.
Это заведение категории «две вилки»[43] занимало второе место в городе после ресторана в их гостинице, как признал администратор. Стены здесь были двуцветные – красный кирпич и белая известка.
Рюмон открыл дверь, и соблазнительный запах жареного мяса ударил в нос.
Тикако позвала управляющего и выведала у него все, что можно было, о ресторане – о его истории, о блюдах, которыми особенно гордился ресторан, и прочее, и прочее. По словам управляющего, ресторан был открыт примерно полвека тому назад. Здание выглядело так современно и ново потому, что ресторан совсем недавно перенесли сюда из другого места.
Опередив Тикако, Синтаку принялся растолковывать названия блюд в меню, словно решив показать все свои собранные за полгода жизни в Испании знания.
Та слушала его вполуха и заказала себе суп со сливками из омаров и стейк из телятины. Рюмон последовал ее примеру.
Синтаку попросил чесночный суп и нечто под названием
Суп из омаров оказался довольно жирным, и вкус его был для японца несколько острым. Съев половину, Тикако отставила тарелку.
Увидев это, Синтаку, совершенно забыв о приличиях, попросил ее передать ему оставшийся суп.
Попробовав, он проговорил с видом знатока:
– Я бы сказал, вкус у этого супа, как у
Рюмон и Тикако расхохотались.
Телячий стейк был с косточками, размером с кумадэ,[45] какие продают на рынке Торино ити. Бумажная папильотка, обернутая вокруг косточки, тоже была огромная, побольше поварского колпака. Рюмон от одного только вида этого блюда почувствовал, что сыт.
Что касается
Синтаку поднял очки на лоб и извиняющимся тоном проговорил:
– Я, знаете, так это люблю, могу хоть три раза в день есть.
Все же он съел только прожаренную кожу, а мясо – больше половины – оставил нетронутым.
Когда они вышли из ресторана, Рюмон обратился к Синтаку:
– Я хотел бы сходить в исторический архив, хотя, скорее всего, он закрыт из-за праздника. Вы не против, если мы разойдемся до ужина?
– Вообще-то, я бы с удовольствием сходил вместе с вами, – проговорил Синтаку, мельком взглянув на Тикако.
– Пускай каждый делает что хочет, – поддержала Тикако Рюмона, и Синтаку пришлось согласиться.
Они договорились встретиться в вестибюле гостиницы в семь вечера.
Рюмон оставил своих спутников и, ни разу не обернувшись, направился к площади Майор. Если остаться наедине с Тикако все равно не получалось, уж лучше он погуляет по городу один.
Идя наугад, он сворачивал из одного переулка в другой, все больше отдаляясь от своих спутников.
Вдруг, когда он ненароком глянул себе под ноги, ему на глаза попалась надпись «1936». Заинтересованный, он остановился.
Это был люк канализации.
Пригнувшись, Рюмон пригляделся. На грязной поверхности крышки люка виднелись какие-то буквы. Соскоблив слой грязи каблуком, он с трудом разобрал:
Водопровод Саламанки, 1936 год.
Чувствуя себя так, словно он вдруг провалился в дыру во времени, Рюмон зачарованно разглядывал надпись.
1936 год.
Этот люк поставили здесь в том самом году, когда в Испании разразилась гражданская война. Быть может, как раз по этому люку проходил учившийся здесь в те годы Куниэда Сэйитиро, быть может, по нему ступала нога добровольца из Японии, человека по имени Сато Таро.
От этой мысли у него даже слегка закружилась голова.
Он достал из сумки фотоаппарат. Не обращая внимания на прохожих, смотревших на него с недоумением, он сделал несколько снимков люка.
За спиной раздался голос:
– С каких это пор ты стал исследователем дорожного покрытия?
Рюмон обернулся, перед ним стояла Тикако. Спрятав руки за спину, она смотрела на него глазами матери, заставшей ребенка за баловством.
Рюмон оглянулся по сторонам. Переулок был совсем узкий, Синтаку нигде видно не было.
С облегчением он спрятал фотоаппарат в сумку.
– Давно не виделись. Как поживаешь? – спросил он, стараясь скрыть свое замешательство.
– Неплохо, – ответила Тикако и, подняв брови, спросила: – Под этим люком, может, сеньорита какая- нибудь скрывается?
– С чего бы это вдруг? Вот посмотри, – сказал Рюмон, показывая на крышку люка, и объяснил, что она была сделана во время войны.
Тикако присела на корточки рядом с люком. Слегка наклонив голову, она с интересом разглядывала надпись.
У Рюмона, смотревшего на девушку сверху, забилось сердце. Ее непринужденная поза возбудила в нем страстное желание. Мужчину часто возбуждает, когда женщина сидит на корточках или потягивается.
Рюмон затаил дыхание, тайком разглядывая изящный изгиб шеи Тикако, линию плеч и бедра. Жар где- то в глубине его тела становился все сильнее. Еще немного, и он бы забыл про весь мир.
Тикако, не вставая, оглянулась:
– Значит, получается, что по этому люку, быть может, ходил Сато Таро?
Рюмон кивнул. Он не мог произнести ни слова. Заметив, как он смотрит на нее, Тикако торопливо встала, разгладила смявшуюся юбку.
Рюмон сделал шаг назад:
– Я пойду в исторический архив. Тебе не советую со мной ходить. Там темно и безлюдно.
Тикако слегка улыбнулась:
– А почему бы тебе не подыскать место, где будет чисто и светло? Как у Хемингуэя?[46]
Рюмон раскрыл карту и понял, что Государственный исторический архив находился рядом с протекающей в южной части Саламанки рекой Тормес, на краю старого города, на улице Гибралтар.
Они пересекли площадь Майор и направились на юг по мощенной камнем улице с тем же названием, машин на ней почти не было. И университет, и Большой собор, а также знаменитый Дом ракушек[47] – все это было сосредоточено в старом городе, к югу от площади Майор.
Пройдя между университетом и собором, они минуты через две оказались на улице Гибралтар.
Это была почти безлюдная узенькая улочка. По обеим ее сторонам стояли старые здания из коричневого песчаника. Рюмон вдруг осознал, что почти все здания в Саламанке – старые и сделаны из коричневого песчаника. Пожалуй, в этом была главная особенность города. На стене здания была сделана надпись крупными буквами, гласившая: «Государственный исторический архив. Отдел гражданской войны». Большие
