где. Он говорил так быстро, что приходилось быть предельно внимательной, чтобы ничего не упустить. Что он сказал? Он надеялся. Значит, надеялся. Надеялся весь вечер. Что бы это значило?

– Вы надеялись, что сможете поужинать со мной?

– Ну конечно, все это время.

– Почему же? Почему вы хотели поужинать именно со мной?

– Почему? Потому что вы единственная, кого я не знаю.

– Единственная?

– Разумеется, единственная. Многих я узнал с первого взгляда. Однако с вами я не знаком. Я даже не догадываюсь, кто вы. Кроме того, вы прекрасней всех на балу. Простите мою смелость, однако это правда. Лучше сказать все сразу, иначе я задохнусь и не смогу попробовать эти блюда. Эту, как ее, рыбу, о которой он говорит без умолку.

– Вы имеете в виду синьора Джакомо?

– Верно, его. Он полчаса рассказывал мне о своей рыбной мешанине. Вы можете понять подобное? Вы можете понять, что кому-то доставляет удовольствие снова и снова описывать блюда? Будто с каждым словом он помешивает венчиком, а с каждым слогом солит суп? Так много слов. Мы же стоим перед ним с раскрытыми ртами, а рыба извивается перед нами, потому что никому не удается ее попробовать! Я хотел бы вам признаться: я вообще не люблю так называемые дары моря. Мне нет никакого дела до его каракатиц, усачей или морских чертей[13]. Мне нравится кое-что другое. Я люблю фазанов и съел их столько, что у меня нет никакого желания пробовать эту угрюмую рыбу, о которой мне все уши прожужжали. Ну ладно, посмотрим. Вот наш приют. Нет, неужели я сказал «приют»? Я говорю слишком быстро. Я знаю. Это из-за шампанского. После трех бокалов шампанского вам придется привыкнуть к моим триолям. Итак, проходите. В этой комнате мы встретимся с рыбой. Они уже зашли в комнату, а Моцарт все не умолкал. Анна Мария не понимала, о чем он говорит. Маэстро произносил слова слишком быстро. Кроме того, у графини кружилась голова от такого темпа. Кого он ей напоминал? Все это время графиня не могла избавиться от мысли, что уже слышала этот голос и видела эти жесты. Нужно прервать его и попытаться направить разговор в нужное русло. При этом нельзя и словом обмолвиться, что ей известно, кто перед ней.

– Вы друг синьора Джакомо?

– Нет, пока еще нет. Но я признаюсь, что мне очень хотелось бы этого. Кстати, сегодня я не встретил ни одного человека, который не хотел бы стать его другом. Некоторые мечтают совершать с ним прогулки. Другие не прочь узнать его мнение о тех или иных предметах. Синьору Джакомо в самом деле удалось расположить к себе всех гостей. А вы? Вы уже давно знакомы с ним? Говорят, что вы его близкая подруга.

– Его близкая подруга? Какое безобразие! Я тоже едва с ним знакома. Может, совсем чуть-чуть.

– О чем же вы так доверительно шептались?

– Шептались? Ну да, это останется нашей тайной. Порой даже такой мужчина, как синьор Джакомо, нуждается в совете.

– Я понимаю. И могу сделать умозаключение, как древние логики… О чем же? Скажем так: вам хорошо знаком этот город!

– Верно, я отсюда родом.

– Ага, я нашел зацепку.

– Угадывайте дальше!

– Вы подруга Йозефы Душек?

– Нет, я бы так не сказала. Я уважаю ее и преклоняюсь перед ее талантом. Но я не дружу с ней.

– Знакомы ли вы с ее мужем Францем?

– Немного, совсем немного.

– Итак, совсем немного. Значит, я сделал неправильный вывод.

– О чем же вы думали?

– Что вы подруга Йозефы и ученица ее супруга. Я полагал, что вы певица.

– Вы увидели меня в компании Йозефы и поэтому сделали такой вывод, не так ли?

– Вы правы. Помогите же мне, пока я не отчаялся. Я попробовал рыбу, и она вывела меня на ошибочный след. Когда я ел фазана, то рассуждал более здраво.

Анна Мария хотела ответить, как вдруг Моцарт перестал жевать. Он поднял голову и подвинулся на край стула. Что с ним случилось? О чем он думал? Маэстро уставился в потолок. Анна Мария тоже подняла голову, но ничего не заметила.

– Что с вами?

– Молчите, пожалуйста, молчите!

Моцарт поднялся и потер правой рукой лоб, будто хотел избавиться от каких-то мыслей. Анна Мария не смела шелохнуться. Маэстро тоже застыл на месте. Казалось, он был очарован какими-то звуками.

– Кто-то играет на валторне. Разве вы не слышите?

Графиня закрыла глаза. Нет, она ничего не слышала.

– Кто-то вдали прекрасно играет на валторне. Он исполняет отрывок, который я отлично знаю. Разве вы по-прежнему ничего не слышите?

Моцарт взял ее за руку и заставил подняться. Они стояли неподвижно. Анна Мария втянула голову в плечи. Она так напряженно прислушивалась, что ей стало больно.

– Это Паоло! Только Паоло может так играть!

– Паоло? Кто это Паоло?

– Он… личный слуга синьора Джакомо.

– Тот парень с приятной наружностью, которого я пару раз видел в театре?

– Да, это он.

– Вы узнаёте, что он играет?

Анна Мария еще раз прислушалась. Нет, она не знала эту мелодию, никогда ее раньше не слышала. Мелодия была похожа на медленные, неторопливые шаги. Такие грациозные, словно кто-то очень осторожно касался земли.

– Как она прекрасна. Мелодия великолепна!

– Прекрасна? Она вам нравится? Для меня это честь. Большая честь. Ведь… Ах, простите, я не могу больше скрывать…

Моцарт снял маску и поклонился. Анна Мария посмотрела на него и не могла понять, кто стоял перед ней.

Моцарт? Это был Моцарт? Но это не Моцарт. Нет, точно, это Траутман. Мужчина, с которым она познакомилась в винном погребке на берегу Влтавы.

Графиня ничего не сказала. Она была слишком напугана. Неужели этот мужчина тоже был частью темной игры, затеянной этой ночью? Неужели его пригласил синьор Джакомо? Или, может, синьор да Понте? Но Йозефа Душек была уверена, что этот невысокий человек с неброской внешностью – именно Моцарт.

– Синьор, я все еще не узнаю вас. Вы должны объясниться.

– Я так и сделаю. Сию минуту. Но сперва послушайте. Послушайте. Давайте проследим за звуками. Да, пойдемте навстречу им. Я должен увидеть этого Паоло и поговорить с ним.

Они вышли из комнаты. Только теперь Анна Мария заметила, что капелла перестала играть. Другие гости тоже вышли из своих комнат и стояли, молча прислушиваясь, в коридоре. Лишь синьор Джакомо дирижировал правой рукой. Да, казалось, что он дирижировал доносившимися издали звуками.

– Но это же «La ci darem…», – прошептал синьор да Понте и снова умолк; когда на него посмотрели с упреком.

«La ci darem…»? Что он хотел этим сказать? Гости были похожи на марионеток. На дорого одетых марионеток, которых забыли завести. Среди их синих и розовых платьев вдруг появился холодный, колющий белый цвет. Он становился все ярче, принимая желтоватым оттенок. Словно первобытная белизна, испугавшая Анну Марию…

Траутман шагнул вперед. Держа ее за руку, он шел на цыпочках за звуками. И графиня послушно следовала за ним. Тоже тихо, очень тихо. Тем временем теплые глухие звуки валторны заполняли дворец,