– Ты можешь эмигрировать, – предложила Тина, когда он пожаловался ей на свою участь.

– Куда эмигрировать? В Харл, в Алфаяфу, в Имтусонг? Нас, могндоэфрийских энбоно, там не любят и всячески осуждают.

– На другую планету. В Галактике много разумных рас и очень много обитаемых планет. Нез, например, там в тропиках тоже тепло и влажно. Послушай, я потом смогу доставить тебя на Нез и даже пристроить на работу!

– На работу? – с ужасом переспросил Тлемлелх, сразу представив себе картинку: его, Живущего-в- Прохладе, заставляют усердно работать, словно какого-нибудь нега или чливьяса…

– Не беспокойся, при твоих способностях ты в любом развитом мире найдешь работу без проблем, – Тина не поняла, что его испугало. – Я имею в виду твои рисунки. Ты же талантливый художник! На Незе у меня есть знакомые дизайнеры… Так называются те, кто занимается эстетикой жилья, предметов, интерьеров, украшений. Понятно, да? Моя подруга-дизайнер создала свою фирму, и наверняка она возьмет тебя, когда увидит, как ты рисуешь. Ты сможешь заработать себе на жизнь.

– Заработать на жизнь?.. Это же низменно, это для тех, у кого ничтожный статус… – вымолвил Тлемлелх, шокированно свернув слуховые отростки.

– Почему? Если ты станешь признанным художником, у тебя будет очень высокий статус. Зрители будут восхищаться тем, что ты создаешь, а денег ты заработаешь столько, что сможешь купить летающую машину. Нез – очень красивая планета.

Перспектива, нарисованная Тиной, пугала его и одновременно казалась заманчивой: высокий статус, пусть среди непохожих на энбоно существ, их восхищение, ежедневные прогулки на летающей машине… Все это выглядело куда привлекательней, чем всеобщее презрение, которое ждет его в Могндоэфре, или уход во Фласс. Тлемлелх все чаще задумывался об эмиграции и даже начал понемногу, словно бы не всерьез, осваиваться с этой мыслью… Но было в его нынешнем, странном для него существовании еще кое-что – вроде незаметной, медленно убивающей отравы. Тина об этом не знала.

Его жизнь распадалась на две половинки: светлую, в общем-то вполне сносную, несмотря на отсутствие привычного комфорта, и темную, полную боли и страха. Днем, при свете Изумрудного солнца, все было хорошо и справедливо: он идет налегке, в то время как Лиргисо должен сам тащить свой аварийный комплект; у него парализаторы, а Лиргисо безоружен; на нем элегантный плащ с серебряной застежкой, Лиргисо же приходится довольствоваться безвкусной оранжевой тряпкой. Он союзник Тины, а Лиргисо – пленник, и все настойчивые попытки Лиргисо очаровать Тину пропадают впустую, словно та и впрямь демон, способный увидеть истинные помыслы собеседника. Тлемлелха это несказанно радовало: наконец-то нашлось хоть одно живое существо, перед которым Лиргисо бессилен! А то этот пижон однажды похвастался, что не сумел бы добиться власти разве что над вчерашним покойником, которого скорбящие друзья везут в подарок Флассу.

Но радовался Тлемлелх днем. После того как солнце в насыщенно-зеленом ореоле проваливалось за кроны харлийских ланграсагий и в ночном небе зажигались редкие, умирающие звезды, ситуация менялась. Все дело было в том, что Тина выключала на ночь переводчик.

– Это она из деликатности, – удовлетворенно жмурясь, объяснил Лиргисо. – Не хочет подслушивать, что мы говорим друг другу в пылу страсти. Тина – интересное существо, наблюдать за ней весьма занятно… Некоторые из ее расы все свое поведение добровольно подчиняют специально выстроенным логико- этическим системам. Среди тех людей, которые у нас работают, ничего любопытного не найдешь, бросовый материал – вроде самых негодных негов или чливьясов, каких мы отдаем Флассу ради всеобщего спокойствия. Но мой патрон, которого ты так боишься, дорогой Тлемлелх, привозил нам нечто… это называется «кино», у нас тоже раньше было. Так что я на разных людей насмотрелся, и Тина для меня отчасти предсказуема. Она принадлежит к категории людей с так называемой «высокой этикой», и она не может делать вещи, которые с ее логико-этической системой не согласуются. Все это необычно и увлекательно, и я даже представить не могу, что она при этом думает или чувствует… Зато я смею надеяться, что способен предугадать кое-что в ее действиях. Но ты, несравненный Тлемлелх, ни слова ей об этом не скажешь, если не хочешь чего-нибудь похуже, чем вот это…

Лиргисо слегка нажал на чувствительную точку под свернувшимися слуховыми отростками, и у Тлемлелха вырвался сдавленный стон. Тина, дремавшая по другую сторону от приглушенно мерцающих термоплит, как всегда, не поняла, что происходит.

Они все время держались вместе, и Тлемлелх не мог переговорить с ней таким образом, чтобы Лиргисо об этом не узнал. Он не смел даже намекнуть, что для него будет лучше, если она перестанет выключать переводчик, – ведь Лиргисо ему этого не простил бы. Тлемлелху оставалось только проклинать «высокую этику», придуманную людьми: ну пусть бы Тина хоть раз проявила любопытство и подслушала их ночные разговоры!

– …Этим прелестным приемам, которые я тебе продемонстрировал, я долго учился, дорогой Тлемлелх. И не только я, в нашей организации все получили такую подготовку. Тренируемся мы на негах, у них нервные узлы расположены так же, как у энбоно. Ты можешь представить себе энбоно, который без оружия шутя расправляется с бойцовым негом? Жаль, у нас нет нега, а то я бы показал… Еще мы тренируемся на людях, у них другая анатомия. Нега, человека или энбоно я голыми руками покалечу… с Тиной это не получится, увы. Но высшее мастерство – сломать противника без вреда для здоровья, чтобы не было никаких повреждений, так что даже медавтомат ничего не найдет. Этому особенно сложно научиться. Обработаешь нега или человека и потом с диагностом проверяешь, каковы результаты… Пока я учился, трое моих подневольных партнеров спятили, а еще один – это был человек – стащил у меня застежку для плаща, отломил иглу и загнал себе в сердце. Тлемлелх!.. Ты еще в сознании или уже в обмороке? Даже в темноте видно, какой ты бледный! Так и быть, можешь выпить вина… Нет уж, пей из горлышка! А то будешь звякать посудой, Тину разбудишь. Я тебе сказал, из горлышка! Просто очаровательно… Кто бы из Живущих-в- Прохладе мог подумать, что несравненный Тлемлелх будет так неэлегантно угощаться вином?.. Да, я ведь еще не дорассказал про свои тренировки… Разверни слуховые отростки – меня оскорбляет, когда меня не хотят слушать!

И Тлемлелх слушал его, леденея от ужаса, хотя ночи были мягкие, да и термоплиты давали достаточно тепла. Потом Лиргисо начал выспрашивать, как он познакомился с Тиной и что это была за история с сулламом, и Тлемлелх, слишком запуганный, чтобы пытаться морочить ему голову, выложил все как есть, не сообразив, что вступил на скользкую почву.

– Значит, ты демона призывал? – В глазах Лиргисо, отразивших свет термоплит, вспыхнули холодные желтые огоньки. – А зачем он тебе понадобился, дорогой Тлемлелх?

Тлемлелх молчал.

– О, я, кажется, понял… Ты собирался натравить на меня демона? – Лиргисо негромко рассмеялся. – Со мной разными способами пытались разделаться, я уже целую коллекцию насобирал, но демонов на меня еще не насылали! Ты мне за это заплатишь, несравненный Тлемлелх… Да не дергайся так, я же не сильно! И не вздумай кричать – пусть она спокойно спит и не мешает нам.

Тина несколько раз спрашивала, все ли с ним в порядке. Наверное, его измученный вид бросался в глаза, раз даже она это заметила. Тлемлелх отвечал, что его утомляют долгие переходы в быстром темпе. Она решила, что он говорит правду, – что ж, это была правда, но не вся.

Днем Тлемлелх старался не думать о ночной жути, словно это просто нехорошие сны. Порой ему почти удавалось убедить себя в этом, и тогда его настроение немного улучшалось, но с наступлением сумерек его каждый раз охватывало тоскливое ожидание. Иногда Лиргисо начинал насмехаться над перепадами его настроения (как будто не знал, чем они вызваны, эти перепады!), однако Тина его осаживала, и он умолкал, а потом, стоило ей отвернуться, улыбался пугающей улыбкой, при виде которой слуховые отростки Тлемлелха сами собой сворачивались в тугие спирали.

Вероятно, в один прекрасный день он бы все-таки не выдержал и обо всем рассказал Тине, но их отношения с Лиргисо не ограничивались издевками и запугиванием. Был еще и секс. Обычно под конец, после разговоров, которые загоняли Тлемлелха в состояние, близкое к обмороку. Секс по-прежнему доставлял ему удовольствие, тем более что Лиргисо был весьма искушенным любовником, – и эта смесь удовольствия и жути была настолько чудовищна, что, просыпаясь на рассвете, Тлемлелх не видел иного выхода, кроме как выбросить все это из головы. Это всего лишь сны. Ночные кошмары. А сейчас день, и они идут в Соосанл, чтобы угнать летающую машину. Днем не принято размышлять о том, что происходит во