Задача нашей идеологии — сделать человека адекватным той системе общества, в которой он живет, сделать его таким, чтобы он сохранял эту систему, воспроизводил ее в ряде поколений. Такой адекватности можно добиваться разными идеологическими средствами. Наша идеология в силу исторически сложившихся условий была вынуждена избрать путь «научной», то есть апеллирующей к законам природы, общества и их познания человеком. В этом плане ее задача свелась к тому, чтобы представить складывающееся общество не как продукт произвола или случая, а как продукт закономерного развития материи, причем — высший продукт. И требуемый тип человека, формируемый практически, при этом изобразить точно так же, как нечто закономерное, как высший тип личности. Я не хочу здесь излагать, как это выполнено было Сталиным (мною) и армией идеологов под руководством Сталина (моим), — это можно найти в любых учебниках, справочниках, сборниках, монографиях, статьях эту тему. И не хочу это иллюстрировать на конкретных примерах, ибо это очевидно. Это было сделано настолько очевидно, что сейчас всячески пытаются замаскировать упомянутую целеустремленность идеологии. Бесполезная затея. Эту целеустремленность ее можно скрыть только одним способом: делать то же самое дело, но более современно, более умно. Нужно приподняться над общим интеллектуальна уровнем общества хотя бы чуть-чуть, как это в свое время сделал Сталин (то есть я). Я хочу далее рассмотреть только два примера, но не целеустремленности (что очевидно), а действенности идеологии (что далеко не очевидно). Первый будет касаться практической идеологии, второй — идеологии как учения.

Зн. Он, конечно, неплохой парень. Любит выпить. А не любит? Бабник порядочный. Как и все мужики так типа, впрочем. Что я имею в виду? Отдельная комната. Борода. Нравится женщинам.

Сот. Вы давно с ним знакомы. Часто разговаривал На какие темы он предпочитает говорить? Как высказывается?

Зн. Он предпочитает молчать. Что касается тем, то особого предпочтения не замечал. На любые темы, как и все мы. Например, вчера мы говорили об очередях за золотом. Он заметил, что это странно. Жалуемся на бедность, а за золотом драки. Говорили об угрозе войны с Китаем.

Сот. Что он говорил на эту тему?

Зн. Не помню. Что-то вроде того, что психоз угрозы войны с Китаем создают специально. Ситуация в стране ухудшается. Под этим соусом можно цены повышать, зажимать. Люди на все пойдут, лишь бы войны не было. Вот что-то таком духе.

Сот. Не заметили ли вы в его поведении каких-либо странностей?

Зн. Он вообще в наших кругах считается чокнутым. К этому привыкли. В чем чокнутость? Ну, например, никак не выходит на защиту диссертации, хотя парень способный. Очень мало печатается, хотя пишет неплохо. Как-то необычно иногда проблемы видит.

Сот. Вы не знаете, не пишет ли он что-либо тайно? Сейчас ведь это чуть ли не в эпидемию перешло.

Зн. Пишет? Ха-ха-ха Как же! Знаете, тут такая смешная история приключилась. Поручили ему сделать отзыв на рукопись одного психа. Он такими делами в институте давно занимается. Так он эту рукопись потерял. И вместо нее решил написать свою и выдать за рукопись автора. А автор умер. Какую-то хохму задумал.

Сот. Это очень интересно. Я прошу вас о нашем разговоре...

Зн. Само собой разумеется.

Утром МНС зашел к Ученому Секретарю и попросил дней десять еще для работы над рукописью. Тот согласился с видимой радостью и вместо просимых десяти дней дал две недели. Это несколько насторожило МНС, но настороженность сразу же забылась, как только он добрался до малой площадки и перемигнулся с Учителем и Добронравовым. Смываться решили поодиночке, назначив место сбора около редакции «Коммуниста».

Начать решили с ближайшей «стекляшки». Торопиться было некуда. Шли медленно. И столь же вяло говорили о том о сем. Учитель сказал, что по «Немецкой волне» была интересная передача о подлинных целях нашей космической программы и успехах. Добронравов сказал, что цели были известны заранее — военные, а успехи наши всегда временные. Американцы нас все равно обставят. Я знаю нашу систему, сказал он далее. Мы лихо начинаем, а потом хватаемся за кучу других дел, накапливаем массу недоделок и скороспелых решений. И однажды попадаем из-за этого в неприятное положение. И вообще, по моим расчетам, мы стоим накануне крупного краха не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, и в экономике, и вообще. Учитель сказал, что это — видимость, ибо наша система в принципе есть жизнь на грани краха. Если такого положения у нас нет, То становится совсем плохо, и мы начинаем жить на грани краха, то есть нормально. Добронравов продолжал свою навязчивую идею и сказал, что наша система напоминает бурного учащегося, который накапливает постепенно элементы непонимания изучаемой дисциплины, так что начиная с некоторого уровня действует вслепую, наугад, лишь бы. А это иногда кончается реальным провалом. Учитель спросил Добронравова, как он мыслит реальный крах нашей системы. Добронравов сказал, что это — когда мы лишим способности мыслить. Кстати, сказал он, что произойди если Брежнева стукнуть по голове рельсом? Не знаете? Раздастся звук «БАМ». Не смешно? Я тоже так считаю. Эт дурацкий анекдот принес Качурин. Отвратный, кстати сказать, тип. Говорят, он гомосек. Брехня, сказал Учитель. А если и правда, это его личное дело.

Невеселые мне мысли приходят в голову, ребята, сказал Добронравов после того, как была выпита первая бутылка привычной дряни и съедена несъедобная рыба (рыбный день!) с макаронами. Пугают меня масштабы истории и продолжительность ее эпох. Сколько тысячелетий существовало Египетское царство? А Китайская империя? Сколько столетий проживет коммунизм? Жизнь уходит, а ничего не предвидится — ни обывательского уюта, ни революционного горения. И боюсь, что везде так. Эти революционеры на Западе — гнусные подонки, террористы, убийцы. А обыватели?.. Вы думаете, лучше быть под началом у западного босса, чем у нашего заведующего или директора? Я лично не думаю. У нас еще рыпаться можно. А там чуть что — в два счета по шее получишь. А филонить у нас лучше. Там вкалывать надо. Риск. Мы живем без риска. Без перспектив. Но и без риска что-то потерять. Грустно. Повторим?

Дома МНС ждал сюрприз: письмо. Письмо было подсунуто под дверь, и МНС не сразу заметил его. Письмо, удивился он, ибо он вообще давно не получал писем. А получал ли с их вообще когда-нибудь? Было два-три. Но он забыл про них; и письма не были элементом его жизни. Письмо было от Нее. Без обратного адреса. Она писала, что больше не придет, потому что он для нее бесперспективен, а ей надо думать о том, чтобы как-то устроиться, ибо она смертельно устала, ибо ей надоели такие временные связи и т.п. Он смял письмо и бросил под тахту. Жаль, сказал он. У нас могло бы что-то и полз читься. Странно, почему они меня кидают именно в тот момент, когда во мне начинают шевелиться хорошие чувства? Любая из них могла бы взять меня голыми руками, если бы проявила побольше терпения. Или они именно потому и уходят, что боятся этих хороших моих чувств? Инстинктивночуют опасность?

Писать не хотелось. Надо кончать с этой дурацкой затеей, подумал он. Допишу еще какую-нибудь ерунду и отнесу на той неделе. Хохма не получится, нет настроения. Что-то все покинули меня. Где же вы, друзья мои? Здесь, ответил Он. Здесь, сказали Маркс, Ленин, Сталин, Железный Феликс, Берия. А почему вы молчите, спросил он. А потому, что нам грустно, ответили они. Поспи лучше, а мы тебе навеем хороший сон.