приборы и безмолвные контрольные панели по обеим сторонам узкого прохода. Здесь были рули — направления и высоты. Рядом с рулем направления расположился гирокомпас, а у руля высоты примостился альтиметр. Кнопки зажигания, дроссели. Панель управления балластом, подсказывающая, сколько у вас воды и в каких танках. Выше — газовая панель, на ней видно, насколько заполнен каждый из двадцати шести газовых отсеков. Я вгляделся. Все отсеки корабля заполнены на девяносто девять процентов. Все герметично и исправно.
Дыхание Брюса было частым и прерывистым.
— Давай посмотрим рану, — сказала Кейт.
Брюс лишь помотал головой.
— Ну же, — настаивала Кейт. — Я не упаду в обморок.
Он размотал повязку. Я беззвучно втянул воздух. Нога выглядела ужасно. Облачная кошка разодрала когтями левую икру и вцепилась зубами в лодыжку, это было ясно. Все раны красные и воспаленные и, что самое плохое, залиты желтым гноем.
— Нам нужно что-нибудь дезинфицирующее, — сказал я, — и чистые бинты. Я постараюсь пробраться в лазарет.
— А я не пойду? — спросила Кейт, и лицо ее сделалось как у маленькой девочки, которая боится, что ее оставят ночью одну.
— Один я быстрее справлюсь. И это безопаснее. Я хочу посмотреть, где пираты и куда они согнали наших. Оставайтесь оба здесь.
— А если придет кто-нибудь?
— Прыгайте из люка и бегите обратно в лес, ладно?
— А ты, если что-нибудь случится с тобой?
— Со мной ничего случиться не должно. Я знаю каждый сантиметр этого корабля. Он спрячет меня. Я быстро.
— Легче воздуха, — сказала Кейт, — верно?
— Легче воздуха.
Она схватила меня за руку и сжала ее так, что я поморщился.
— Все будет хорошо, — сказал я. — Со всеми нами все будет в порядке. Осмотри шкафы. Ищи все, что может пригодиться. Может, веревки, чтобы связывать их, или что-нибудь, чем можно оглушить… — Меня начинало подташнивать при одной мысли о том, что нам нужно будет сделать.
— Удачи, Мэтт, — сказал Брюс.
Даже теперь я почувствовал укол ревности, оставляя их наедине. Но рука моя все еще хранила тепло пожатия Кейт.
Из хвостового стабилизатора был только один путь — длинный трап, круто поднимавшийся к килевому мостику. Я бесшумно поднялся по нему и, прежде чем высунуть голову в коридор, остановился и прислушался. Я прижался ухом к металлу и ждал вибрации. Ее не было. Я чуть-чуть выставил голову и огляделся.
Передо мной лежал килевой мостик, залитый светом электрических ламп. Он был пуст. Я вскарабкался на него и побежал. От босых ног никакого шума не было. Я вытягивал шею, вслушиваясь, и старался дышать неслышно. Мне всегда нравилось быть одному. Ничьи глаза не следят за тобой, проверяя, все ли ты делаешь правильно. Только я и корабль. Внутренним зрением я видел все замысловатое внутреннее устройство «Авроры». Я знал каждый проход, каждый люк, каждую щель и закуток.
Я быстро добежал до отсека экипажа, приложил ухо к двери своей каюты и послушал, прежде чем открыть дверь и проскользнуть внутрь. Запасные ключи висели на крючке у зеркала. Я сунул их в карман. Мне не хотелось уходить. Это была моя каюта. Я глядел на свою койку. Часть меня хотела забраться в нее, завернуться в одеяло, уснуть и надеяться, что все обойдется. На стене у изголовья висели фотографии мамы, и сестер, и отца. «Со мной все будет в порядке», — сказал я себе.
Опять бегом, вперед по мостику. Если пройти еще немного, я упрусь в дверь пассажирского отсека. Там может стоять пират, поскольку это рядом с главным выходом. Как попасть на А-палубу? Я подозревал, что Спирглас согнал всех в салон правого борта. Это самое большое помещение на корабле, и имеет смысл держать всех заложников в одном месте, где их легче охранять.
Я замер и стал думать. Я не могу рисковать, прокрадываясь на А-палубу снизу, но могу пробраться на нее сверху. Надо подняться на крышу пассажирского отсека, а единственный способ попасть туда — забраться еще выше.
Я поспешил к одному из трапов, ведущих наверх, на осевой мостик, и осторожно полез по нему. Даже теперь, когда солнце поднялось высоко, на мостике было сумрачно, — хотя внешняя оболочка корабля и сверкала лунным светом, ее серебристая поверхность отражала солнечные лучи.
Осевой мостик пуст. Я задержался у рундука с инструментами, прихватил страховочный пояс и бухту веревки и повесил все это через плечо. И опять двинулся вперед, а вокруг трепетали и вздыхали стенки газовых отсеков. Я остановился. Теперь я прямо над А-палубой. Ее крыша виднелась далеко внизу. Я привязал конец веревки к ограждению мостика, застегнул страховочный ремень и осторожно перелез через поручень.
Я, как паук, спускался вниз, вращаясь на своей паутине. Вниз по этому шевелящемуся, наполненному ароматами манго каньону. Я мягко коснулся крыши А-палубы. Днища газовых отсеков были всего в нескольких футах над ней, и мне пришлось двигаться на четвереньках. Любой громкий шум могут услышать внизу. Теперь, по моим подсчетам, я находился над спортзалом — вряд ли кто-нибудь упражняется там сейчас. Я выпутался из страховочной сбруи. Мешки с гидрием нависали над моей головой, с шорохом касались спины, пока я полз под ними, и я опять почувствовал приступ клаустрофобии.
Серебристые вентиляционные трубы образовывали на крыше целую паутину, по ним в пассажирский отсек подается свежий воздух. В каждом салоне и каюте высоко под потолком в стене есть щели, забранные решетками. Если я заберусь в трубу, я смогу заглядывать в них. Труба широкая, но все-таки залезть в нее и передвигаться будет трудновато.
Я нашел съемную панель и отвинтил барашки. Едва я снял металлическую панель, наружу устремился воздух. Отверстие было узкое, как нора. Надо лезть головой вперед, потому что внутри будет уже не развернуться. Я оглядел запутанный лабиринт труб и наметил курс, понимая, что могу легко потерять направление. И проскользнул в отверстие.
Там, внутри, мне совсем не понравилось. Темно, но хоть есть чем дышать, потому как задачей всех этих труб и было обеспечивать циркуляцию свежего воздуха. Я полз вперед, упираясь локтями и подтягиваясь на руках. Мои бедные ободранные и побитые пальцы стали липкими от пота и засохшей крови, но все-таки не отказывались служить, и я полз по трубе все дальше. В одном месте труба так круто поворачивала налево, что я едва не сломал позвоночник. Я старался не опираться на локти и на колени, боясь продавить металл и наделать шуму.
Я услышал голоса и понял, что нахожусь недалеко от салона. Труба свернула направо и пошла дальше, сквозь вентиляционные отверстия по ее левой стенке пробивался свет. Я дополз до первого отверстия и заглянул в него.
Салон был забит пассажирами и членами экипажа. Женщины и старики сидели в креслах, остальные — на полу. Едва ли остался хоть один незанятый кусочек ковра. Здесь, должно быть, были все наши пассажиры до единого. Я заметил мисс Симпкинс, она сидела в плетеном кресле, одну руку трагически прижав к виску и обмахиваясь другой. У ее ног сидел усатый любитель сигар, который так переживал из-за своего антиквариата во время разгрузки. Он молчал, как и остальные, хотя, кажется, вот-вот готов был начать возмущаться. Я надеялся, что ему хватит ума держать рот на замке. По салону расхаживали пираты с пистолетами в руках.
Офицеры «Авроры» со связанными руками стояли в ряд у внешней стенки, под окнами. Я увидел мистера Райдо и мистера Торби, там же были мистер Лисбон, наш старший стюард, шеф-повар Влад и, неподалеку от них, капитан Уолкен. Они все были не похожи на себя. Будто смотришь на портреты, которые чуть-чуть отличаются по цвету и облику от оригиналов.
Я поискал База и увидел, что он сидит, привалившись к стене. Рядом с ним стоял доктор Халлидей. Рука База была на импровизированной перевязи, а плечо обмотано окровавленным бинтом. Я вспомнил слова Брюса, что он слышал выстрелы. Эти негодяи стреляли в База. От гнева в горле у меня застрял