температуру, я бы понял, что он действительно болен, и тогда его жалобы не казались бы мне столь забавными.
Я положил себе красной икры и взял кусочек замечательного темного кислого хлеба, наблюдая, как кассир громко щелкает на счетах. В буфет зашли два официанта, громогласно споря о чем-то, но, заметив посетителей, ушли. После них появился очень высокий мужчина в пальто и каракулевой шапке и направился к нашему столику.
— Я вижу, — сказал он на хорошем английском, — что вы решили поужинать в этот поздний час. Могу я к вам присоединиться или у вас деловой разговор?
— Садитесь, — пригласил Харви и, щелкнув пальцами, произнес: — Мистер Демпси — из Ирландии. Меня зовут Ньюбегин. Я — американец.
. — А, — мужчина широко открыл рот, как это делают итальянцы, выражая вежливое удивление. — Меня зовут Фраголли. Я итальянец. Мне немного того же самого, — сказал он официантке, которая принесла нам кофе и теперь с интересом рассматривала синьора Фраголли. Сложенными пальцами он изобразил колечко.
Девушка кивнула и улыбнулась.
— «Столичную», — крикнул он ей вслед. — Это единственная водка, которую я пью, — объяснил он нам и тихо замурлыкал «Хей, мамбо, мамбо итальяна…»
— Вы здесь по делам? — спросил Харви.
— Да, по делам. Ездил за двести миль к югу от Москвы. Вы думаете, Россия зимой такая, как здесь. А я бывал в крошечных замерзших деревушках, о которых вы и понятия не имеете. У меня контракты с торговыми организациями разных областей. Но переговоры по их заключению всегда тянутся четыре дня, везде один и тот же срок. Они делают мне предложение, мы обсуждаем его. Я назначаю цену. Они заявляют, что это слишком дорого. Я объясняю, что при снижении цены увеличится эксплуатация моих рабочих. Они снова вникают в цифры. Я иду на уступки по отдельным пунктам. На четвертый день мы приходим к согласию. А дальше они точно придерживаются условий договора и никогда не нарушают сроков платежей. Если договор подписан, дальше — сплошное удовольствие!
Официантка принесла бутылку водки и порцию красной икры. У синьора Фраголли был большой, как у римского императора, ястребиный нос и белозубая улыбка на бронзовом от загара лице. Он начал в такт музыке постукивать ножом о серебряное ведерко с шампанским.
— Чем вы торгуете? — поинтересовался Харви.
Он отложил нож и полез в черный портфель.
— Вот этим, — возгласил он.
Синьор Фраголли поднял над столом женский пояс с резинками и покачал им, как бы изображая виляние бедер. Резинки звякнули.
— Вот это мне нравится, — сказал Харви.
Мы договорились вместе позавтракать. Синьор Фраголли назначил нам встречу в половине второго возле Центрального Морского музея, который он почему-то упорно называл Биржей. Музей находится на самой стрелке одного из сотен островов, которые и составляют Ленинград. Здесь сходятся два моста из 620 мостов города. Нева в этом месте невероятно широка, и холодный ветер несется надо льдом к Петропавловской крепости.
Итальянец немного опоздал и рассыпался в извинениях, кланяясь и улыбаясь. Он провел нас вниз, к реке. Снизу расстояние до следующего, Кировского, моста показалось нам еще большим. Мы шли по тропинкам, протоптанным по льду. Женщина в толстом пальто с платком на голове и в меховых ботинках терпеливо ждала, закинув леску в круглую лунку. С ней был маленький мальчик. Он размахивал пластмассовым ружьем и издавал громкие звуки, делая вид, что стреляет в нас. Женщина сделала ему замечание и улыбнулась. Мы уже далеко отошли от нее, когда синьор Фраголли заговорил.
— Лицо города изменилось, — сказал он. — Они у вас с собой?
— Да, — ответил Харви. Я обратил внимание, что он говорил, опустив голову вниз. Даже здесь, посреди реки, микрофон с параболической направленной антенной смог бы уловить наши слова.
— Надеюсь, ни одно не разбилось?
— Конечно, нет. Я был очень осторожен.
Этого мне было достаточно, чтобы понять: полдюжины яиц, украденных у меня в лондонском аэропорту, находились у Харви! Я представил, какой их ожидает сюрприз, когда они повнимательнее рассмотрят яйца из нашего буфета. Харви и Фраголли держали в руках одинаковые черные портфели.
— Портфелями обменяемся за завтраком, — сказал Фраголли и от души рассмеялся, обнажив ослепительно белые зубы.
Если даже за нами наблюдали с берега, нас трудно было бы заподозрить в чем-либо. Этот смех мог одурачить любого.
— Один из вас, — продолжил Фраголли, все еще улыбаясь, — отправится в Ригу.
— Поедет Демпси, — сказал Харви. — Я должен остаться здесь.
— Мне все равно, кто поедет, — заявил Фраголли и пошел рядом со мной. — В Латвию вы отправитесь завтра. Дневным рейсом номер 392. Вылет в два пятьдесят. Остановитесь в гостинице «Рига». Там с вами установят связь.
Он повернулся к Харви.
— Его фотографии есть в машинном каталоге?
— Да, — ответил Харви.
— Тогда, — сказал Фраголли, — человек, который выйдет на связь с вами, будет знать, как вы выглядите.
— Но я не буду знать, как выглядит он.
— Вот именно, — улыбнулся Фраголли. — Так безопаснее.
— Не для меня, — сказал я. — Мне не нравится, что мою фотографию могут найти у одного из ваших бездельников.
— Фотографий ни у кого не будет, — вмешался Харви. — Этот человек может быть пассажиром нашего ночного самолета. Он успел тебя разглядеть.
— И что я должен сделать? — спросил я. — Наложить шины и бинты на его переломанную ногу?
— Чем быстрее ты усвоишь, что наша организация не допускает промахов, — стал выговаривать мне Харви, — тем быстрее расслабишься и перестанешь на меня злиться.
Возможно, он сказал это из-за синьора Фраголли, и я не стал спорить.
— О’кей, — все, что я ответил ему.
— Вам придется запомнить две тысячи слов, — обратился ко мне Фраголли. — Сумеете?
— Ну, не слово в слово, — сказал я, — не наизусть.
— Нет, — успокоил меня Фраголли. — Только формулы — а их немного — должны быть заучены в точности.
— Справлюсь, — заверил я синьора Фраголли. А сам подумал, как они смогут оформить мне визу до Риги, но не стал спрашивать.
Мы дошли до корабля — судна с узкими бортами, множеством деревянных балкончиков и занавесками на иллюминаторах. Мы пробрались по проходу, заставленному ящиками с пивом и лимонадом, и какой-то мужчина угрожающе закричал нам вслед: «Товарищи!»
— Товарищи! — возопил он снова, увидев, что мы останавливаемся.
— Он недоволен, — пояснил Фраголли, — что мы не оставили у него пальто. Заходить в помещение в пальто — это некультурно.
Посуда плавучего ресторана не отличалась от посуды других ресторанов. Стандартные ножи и вилки — примитивная заводская штамповка, такие же тарелки, стандартные меню и официанты.
Мы заказали пирожки с бульоном. Фраголли рассказывал нам о переговорах, которые он вел сегодня утром.
— Вы даже не представляете себе, какой замечательный ум у этих русских. Они, несомненно, хитры и осторожны. Я торгую во многих западных странах, но эти русские… — Он щелкнул пальцами от восторга и перешел на шепот, словно заговорщик. — Мы заключаем сделку. Обычно заказчики просто сообщают мне
