Наконец-то в глубине зала я углядел Мов. Она сидела в веселой компании за самым большим столом: сногсшибательно одетые девицы и три парня в джинсах и свитерах. Они тоже шумели, как все. Один из юнцов перекинул ноги Мов через свои и глупо смеялся. Мов была единственной, кто не участвовал во всеобщем веселье. Она держала в руке стакан с виски и пила из него маленькими частыми глотками.

Я подошел вплотную к столу и позвал:

— Мов!

Все замолчали и уставились на меня. Девушка повернула голову в мою сторону.

— Гляди-ка, — усмехнулась она, — Дон Жуан пожаловал! Как вам удалось войти?

— Кто это? — спросил Мов ее приятель.

— Постельный дружок моей тети!

Они расхохотались, один громче другого. Им показалось, что это удачная шутка, и они встретили меня с распростертыми объятиями.

— Присаживайтесь, старина, — предложил мне приятель Мов, высокий близорукий парень.

— Мов, идемте, прошу вас! — сказал я, стараясь, чтоб мой голос звучал потверже.

Она покачала головой.

— Нет, миленький Морис. Мне здесь ужасно весело!

Стоя перед этими пьяными дураками, я чувствовал себя каким-то неполноценным.

— Если это место вам кажется забавным, мне от души жаль вас, Мов.

— Ну, вы-то как известно предпочитаете альковы пожилых дам…

Я ударил ее по щеке. Она выронила стакан на стол. Парень вскочил, хотел вцепиться в меня, но ему мешал край стола. Поза у него была неустойчивая, и я легоньким щелчком усадил его на место.

В этой адской сутолоке никто ничего не заметил. Мов смотрела на меня не отрываясь, взгляд у нее сделался злым.

Я протянул ей руку, словно маленькой девочке.

— Идемте же! К чему устраивать скандал?

— Скандалы — пожалуй, по вашей части!

— Поговорим об этом потом, а сейчас, умоляю вас, уйдем…

— А я умоляю вас оставить меня в покое! Пригородный Дон Жуан!

Последовал взрыв всеобщего смеха. Длинный парень с близорукими глазами обратился к своим товарищам:

— Эй, ребята, вы не находите, что этот тип ужасный скандалист? Надо бы его вышвырнуть отсюда…

Но остальные не слишком рвались в бой. Похоже, они пребывали в нерешительности и плохо держались на ногах… Однако им не хотелось оплошать перед девушками.

— Давай-ка, — сказал мне один из них, — топай… Иди трахай свою старуху и оставь нас в покое, тебя, кажется, никто не трогал!

Я схватил его за ворот свитера и приподнял с табуретки.

Надо сказать, парень я сильный, наверное, потому, что с детства много занимался спортом.

— Отпустите меня! — пробормотал юнец.

Я и впрямь его отпустил, но добавил при этом тумака, от которого он перелетел через свой табурет.

Когда же я обернулся, приятель Мов, схватив со стола огромную рекламную пепельницу, расквасил мне ею губы. Удар был очень сильный и буквально меня ошеломил. Я поднес руку ко рту. Из разбитых губ на галстук струйкой стекала кровь. Затихнув при виде этой картины, остальные смотрели на меня в смущении.

Мой обидчик пожал плечами.

— Послушайте, вы сами нарвались, — сказал он тихо. — Присядьте, старина, выпьем что-нибудь… Вам заказать виски или джин с тоником?

Я покачал головой.

— Мов, вы по-прежнему отказываетесь уйти со мной?

Девушка встала. Она выглядела бесконечно усталой. Я пропустил ее вперед. Остальные не произнесли ни слова. Шагая друг за другом, мы добрались до выхода.

Надзиратель у двери вытаращил глаза, увидев мой окровавленный подбородок. Однако вопросов задавать не стал.

Я сел в красный автомобиль. Мов вытащила из-под «дворника» бумажный листок и выбросила в канаву. Затем села за руль. Ей понадобилось некоторое время, чтобы разыскать ключ от зажигания. Пока она безрезультатно рылась в сумочке, я прикладывал к разбитому рту носовой платок. Губы страшно распухли. Наверное, я был сейчас похож на негритянского боксера. Во рту ощущался привкус, от которого меня мутило.

Наконец Мов тронула машину. За все это время мы не проронили ни слова. Мов ехала вдоль набережных по направлению к Тро-кадеро… Однако вместо того, чтобы въехать на мост, остановилась напротив Эйфелевой башни и повернула ко мне свое бледное личико.

— Мне ужасно жаль, Морис…

Я взглянул на нее.

— Да ну, глупости… Я сам виноват. Если б я не влез в вашу жизнь, у вас не было бы причин искать утешения таким образом…

Она осторожно обхватила мое лицо руками, смотрела на мой окровавленный рот, и в ее голубых глазах блестели слезы. В неудержимом порыве она прильнула губами к моим разбитым губам.

То не был настоящий поцелуй; то было нечто большее и вместе с тем менее значительное. Какое-то мгновение Мов не отрывала своих губ, она пробовала вкус моей крови. А когда отстранилась, ее губы тоже были красны, и это придавало ей какой-то странный вид.

Я не стал ничего говорить. Я испытывал чувство радости и одновременно печали.

Мов повернула ключ, мотор тихо заурчал.

— Морис, я хотела бы вам кое-что сказать…

— Скажите…

— Это секрет!

— Тогда не говорите!

Играть в джентльмена было ни к чему, уж очень ей хотелось высказаться.

— Морис… Люсия мне не тетя, она мне мать!

Я на секунду прикрыл глаза, сожалея, что не оглох до того, как Мов произнесла эти слова.

— Вы понимаете, почему мне стало так обидно, когда я узнала, что она хочет играть в фильме роль вашей матери? Из кокетства она меня всегда держала от себя вдали, скрывала так, что во всем Париже и десяти человек не найдется, которым известно, кто я на самом деле. Я воспитывалась далеко отсюда, в самых лучших заведениях, но никогда не видела Люсию…

Как-то несколько месяцев назад я решила, что с меня хватит и написала ей, чтоб напомнить о своем существовании и сказать, что желаю жить рядом с собственной матерью. Она приехала за мной, и мы заключили эту гнусную сделку! Я превратилась в ее племянницу, чтобы не мешать ее карьере… Она прямо тряслась от страха, что ей предложат амплуа «матери»! И вот ради вас…

Она опустила голову на руль. Если б она выплакалась, ей стало бы легче, но слезы не шли.

Я положил руку на ее нежный затылок.

— Мов… Наверное, теперь я уйду. Мне больше нечего делать в вашем доме…

Она заговорила не сразу. Мотор все работал, но Мов и не думала трогаться с места. Наконец, она подняла голову. Ее лицо было бледным как полотно.

— К чему вам уходить, Морис… Это ничего не изменит! Она такая как есть! В сущности, вы тоже ее жертва…

— В сущности, да, — прошептал я, пораженный этой мыслью.

— Я думаю даже, вы отличный парень! По-своему…

— Да, Мов, по-своему…

Она включила скорость, и мы доехали до дома, не обменявшись ни словом.