они идут через двор к сараю.

— Передай Эдди, чтобы зря не волновалась, — негромко, чтобы не разбудить подругу, произнес Нед.

Вообще-то, Эдди никогда особенно за него не беспокоилась, но ему казалось, что сказать что-нибудь патетическое сейчас просто необходимо.

Эдди под конец согласилась-таки с планом Неда. Поняла, должно быть, что ей его все равно нипочем не удержать. Но она не позволила ему взять своих лошадей: не дай бог, кто-нибудь их признает — что тогда с ней будет, а? Но Нед знал, что причина отказа в другом. Эдди надеялась, что, пока Нед будет бегать по городу в поисках лошадей, в голове у него малость прояснится и он передумает. Но Нед был упрям, как мул; к тому же на кону стояла его гордость. Интересно, что он боялся потерять лицо не столько перед Эдди, сколько перед Эммой. В самом деле, какой он, к черту, мужчина, если его поступками руководит содержательница борделя? Нед не знал точно почему, но мнение Эммы о его персоне представлялось ему весьма важным. Вечером он поехал в город и приобрел там пару черных одров. Эдди, которая боялась вороных лошадей до ужаса, увидев новую упряжку, содрогнулась; Нед заметил, как она вздрогнула — не знал только, почему.

Поскольку насчет фургона Эдди ничего не сказала, он запряг лошадей в ее фургон.

Нед открыл двери сарая, вывел вороных во двор, после чего помог Эмме забраться на переднее сиденье фургона. Когда они тронулись с места, Эмма повернулась и помахала Уэлкам рукой. Помахала ли ей на прощание Уэлкам, Нед сказать не мог, поскольку на заднем крыльце было темно и негритянку видно не было — разве что один ее белый фартук. И этот фартук маячил у него перед глазами до тех пор, пока «Чили-Квин» не скрылся из виду.

Поначалу Нед и Эмма почти не разговаривали, а когда разговор между ними все-таки завязался, они старались говорить шепотом, как если бы опасались, что кто-то может их подслушать. Заметив, что Эмма зябко повела плечами, Нед достал одеяло и протянул ей. Она сняла шляпу и закуталась в него с головой. Теперь она стала похожа на мексиканку, и Нед подумал, что это весьма полезная способность — изменять свою внешность почти до неузнаваемости. Когда ты не в ладах с законом и не хочешь, чтобы люди тебя узнавали, маскироваться и менять свое обличье приходится довольно часто. Нед хотя и был красавчиком, каких мало, тоже обладал умением сделать так, чтобы его внешность не бросалась в глаза. Именно благодаря своему умению растворяться в толпе и не привлекать к себе внимание он мог позволить себе положить глаз на кассу банка, который находился так близко от Налгитаса. Конечно, ему не следовало хвастать тем, что он ограбил банк в Санта-Фе. Это было попросту глупо, но больше он подобной глупости не совершит. Так что если ему удастся взять банк в Джаспере, он будет держать рот на замке, чтобы никому и в голову не пришло связать его имя с этим ограблением.

Лошади плелись нога за ногу, и Нед вслух заметил, что, по его мнению, они не в состоянии обогнать и пешехода. Он объяснил Эмме, что это была единственная пара в городе, которую выставили на продажу. У кузнеца имелась пара отличных коней, но он скорее пристрелил бы их, нежели продал Неду или Эдди — пусть даже и с большой для себя прибылью.

Эмма не стала спрашивать почему. Она сказала другое:

— Я продолжаю пребывать в убеждении, что эти лошади как раз такие, какие нам требуются. Если бы они были слишком уж хороши, как те, что у Эдди, люди наверняка стали бы задаваться вопросом, откуда у двух нищих фермеров такая великолепная упряжка. Что же касается фургона, то он ничем не отличается от десятков ему подобных и является стандартным средством передвижения для фермеров. Вот если бы фермеры подъехали к банку верхами, то это наверняка привлекло бы к ним внимание.

Что бы там Нед ни говорил по поводу лошадей, он тоже считал, что тот способ передвижения, который они с Эммой избрали, имеет известные преимущества. Кивнув в знак того, что полностью разделяет ее мнение, он вытянул своих одров вожжами вдоль спин — больше для порядка, нежели для какой другой надобности, поскольку лошади после этого ничуть не прибавили прыти.

— Ты в любое время можешь от этого отказаться, — сказал Нед своей спутнице. Он говорил ей об этом с тех самых пор, как они договорились ограбить банк в Джаспере. — Мы можем в любой момент все переиграть — пока не поднимемся по лестнице к двери банка. Обещаю, что в случае, если ты откажешься, зла на тебя я держать не буду.

Нед полагал, что Эмма откажется от задуманного ими предприятия еще до того, как они выедут со двора «Чили-Квин». Но она сказала:

— Не сомневайся, в моем лице ты будешь иметь надежного напарника, который не сбежит в последнюю минуту.

Признаться, Нед очень удивился, что она вообще согласилась принять участие в реализации его плана. Возможно, он продолжал бы этому удивляться и дальше, если бы не пришел к выводу, что Эмма совсем не тот человек, каким казалась на первый взгляд.

Нед обдумывал ограбление банка в Джаспере уже несколько недель и завел с Эммой разговор на эту тему только для того, чтобы более наглядно представить себе все достоинства и недостатки выработанного им плана. Обычно о таких вещах он рассказывал Эдди, но с тех пор, как она вернулась из Канзас-Сити, ему редко удавалось побыть с ней наедине. Нед был поражен, когда, поведав Эмме о своих планах, услышал от нее в ответ вполне здравое суждение о том, что это дело для двоих и что мужчину и женщину никто в недобрых намерениях не заподозрит.

— Полагаю, я и так попаду в ад за попытку обдурить и ограбить родного брата, и черт не станет возражать, если я решусь на подобное деяние вторично, — объяснила она. — Короче говоря, я готова на время с тобой объединиться и ступить на избранную тобой преступную стезю.

Неда проблемы ада и рая волновали мало, зато о тюрьме он думал довольно часто, и в этом смысле перспектива иметь в качестве партнера женщину казалась ему не слишком привлекательной. Поначалу он в довольно резкой форме отверг предложение Эммы. К тому же ему еще не приходилось слышать, чтобы в ограблении банка участвовали женщины. Но когда по прошествии времени Нед снова вернулся к своему замыслу об ограблении, предложение Эммы стало казаться ему все более заманчивым.

— Что, к примеру, ты станешь делать, если в тебя начнут стрелять? — словно между прочим спросил он как-то раз у Эммы.

— Тоже буду стрелять. Я, знаешь ли, умею обращаться с оружием и совсем не так беспомощна, как ты, быть может, думаешь, — сказала Эмма, а потом рассмеялась и прибавила: — На самом деле я жуткая авантюристка. Если бы не эта черта в моем характере, разве я бросила бы родной Канзас и поехала в Нью-Мексико к черту на кулички? При всем том ум у меня холодный и расчетливый, так что я тебя не подведу; более того, действуя с тобой заодно, я могу принести тебе немалую пользу.