прибрана, одеяло закрывало постель и подушку, а одежда висела на вколоченных в стену гвоздях. Помимо кровати, в комнатке находились только стул с прямой спинкой и принадлежавший Неду сундучок. Эдди некоторое время смотрела на сундук, потом, сделав пару шагов, подошла к нему и потрогала крышку. Сундук оказался незапертым; Эдди открыла его, нагнулась и заглянула внутрь. Вещи заполняли сундук ровно наполовину. Прежде всего там находилась одежда Неда — чистые штаны и рубашки, а также тяжелое, на вате, пальто, которое он носил зимой. Под одеждой лежали школьный учебник и три газеты с сообщениями об ограблении банков на первой странице. Эдди точно знала, что Нед совершил два ограбления; относительно третьего уверенности у нее не было, хотя такая вероятность существовала. Под газетами Эдди наткнулась на кусок твердого коричневого картона и поначалу решила, что это элемент конструкции сундука. Однако, когда она вынула картонку из сундука и перевернула, ее удивленному взгляду предстала фотография многочисленной процветающей фермерской семьи. Чтобы лучше видеть, Эдди поднесла снимок поближе к свету. В центре снимка были запечатлены сурового вида мужчина и женщина. Женщина казалась изможденной, что было неудивительно, принимая во внимание число окружавших ее отпрысков. Самый высокий мальчик, державший в руках собаку, вполне мог оказаться Недом, но Эдди была не слишком в этом уверена — уж больно парнишка на фотографии был юн. На заднем плане находился двухэтажный каркасный дом с верандой, обвитой ползучими побегами какого-то растения, похожего на вьюнок. Судя по всему, Нед был родом из хорошей семьи, и это обрадовало Эдди, поскольку доказывало, что она в своем выборе не ошиблась.
— На ферме у Фоссов таких снимков не делали, — пробормотала себе под нос Эдди. Если бы она жила в таком доме, у нее наверняка была бы своя комната, где она могла бы запираться на ключ. Тогда, возможно, ей бы и убегать не пришлось. Эдди еще раз посмотрела на изображенного на фотографии мальчика. Хотела выяснить, оттопыриваются ли у него, как у Неда, уши. Но сказать что-либо определенное по снимку было трудно. Потом она перевела взгляд на двух девочек постарше; в руках у одной из них было лоскутное одеяло. Сейчас они уже взрослые женщины. «Что бы они, интересно знать, подумали, если бы узнали, что их брат — грабитель?» — задалась вопросом Эдди и решила, что они, скорее всего, об этом знают. «А что бы они подумали, — снова задала себе вопрос Эдди, — если бы узнали, что он живет с проституткой? Вернее, с „мадам“, — напомнила себе Эдди, — а в прошлом одной из самых популярных „чили-квин“ в Сан-Антонио». Если разобраться, Нед мог связаться с куда более негодной и низкой женщиной. Тем не менее у Эдди было ощущение, что сестрам Неда больше пришлось бы по сердцу, если бы он женился на такой женщине, как Эмма.
Эдди узнала о том, что у нее по щеке скатилась слеза, лишь когда она капнула на снимок. Она стерла прозрачную капельку рукавом и перевернула фотографию. С обратной стороны на коричневой картонной поверхности было написано: «Форт-Мэдисон. Ферма старого К.». «Что значит это К?» — подумала Эдди. Вполне могло быть, что на снимке запечатлено совсем другое семейство, а фотография досталась Неду случайно. В конце концов, ее могли забыть в сундуке, который он купил. Возможно также, что этот снимок попал к Неду вместе с ворованными вещами. Но коли так, непонятно, какой ему смысл возить с собой фотографию чужих людей. Эдди снова посмотрела на изображение мальчика с собакой. Ей показалось, что на снимке у мальчика точно так же, как у Неда, чуточку расплющен нос. Нед рассказывал, что папаша как-то раз сильно его толкнул, он врезался лицом в стену сарая и сломал себе переносицу. Тогда, быть может, фамилия Неда вовсе не Партнер, а другая — которая начинается с буквы К. Она ни разу не спрашивала его, действительно ли его фамилия Партнер, а сам Нед никогда об этом не говорил. Она тоже никогда ему не говорила, что на самом деле ее зовут Аделина Фосс.
Взглянув на фотографию в последний раз, Эдди вторично отерла влажное пятнышко рукавом, после чего положила ее в сундук изображением вниз — так, как она лежала прежде. Эдди досконально исследовала сундук — даже дно простукала, но денег в нем так и не нашла. Памятуя, с какой тщательностью Уэлкам укладывала вещи Эммы, Эдди старательно уложила в сундучок пожитки Неда и захлопнула крышку. Она уже собиралась продолжить осмотр, но заржала лошадь в стойле. Эдди торопливо вышла из комнатки Неда, заперла дверь и подсунула ключ под порог. Потом она подошла к лошади, погладила ее, чтобы успокоить, и вышла из сарая. Уэлкам сидела рядом со своей лачужкой-птичником и наблюдала за ней.
— Долгонько же ты там шныряла, — заметила она.
Эдди хотела было сказать Уэлкам, чтобы та не совала нос не в свое дело, но вовремя прикусила язычок. Уэлкам уже стала ей почти подругой. Вполне возможно, она вообще единственный близкий ей человек, подумала Эдди, ощутив вдруг острую жалость к себе. Кроме того, после обыска, который они вдвоем с негритянкой устроили в спальне Эммы, Эдди и сейчас особой вины за собой не чувствовала. К тому же Уэлкам не могла знать, чем она занималась в сарае. Эдди решила, что в данном случае ей разумнее всего промолчать.
— Похоже, ты забыла погасить лампу, — сказала Уэлкам.
Эдди оглянулась и увидела свет, пробивавшийся сквозь щели в дощатых стенах кладовки. Она вернулась назад, взяла ключ, открыла дверь комнатушки Неда и задула лампу. Вернувшись к Уэлкам, она на всякий случай сказала:
— Это мое дело, чем я занимаюсь в своем сарае.
— Твое, твое. Кто ж спорит? — ответила Уэлкам. — Ну а теперь скажи, что приготовить на ужин. Предлагаю чай с шалфеем и жареного цыпленка. — Негритянка добродушно улыбнулась.
— А что, если пожарить бифштексы? Ты бифштексы любишь?
Уэлкам снова расплылась в улыбке.
— Еще бы! До бифштексов я очень даже охоча. Это самая полезная для моего нутра пища. А еще я, так и быть, испеку торт. Если придешь на кухню, дам тебе вылизать миску от крема. Любила небось в детстве миски-то вылизывать?
— Никаких мисок я в детстве не вылизывала, — с достоинством произнесла Эдди.
Уэлкам издала похожий на лай короткий басовитый смешок.
— Я тоже, детка, чтоб меня черти взяли. Я тоже…
Эдди не видела Неда еще дня два. Эмму она тоже не видела, хотя, выходя ночью на кухню, отмечала про себя, что дверь в спальню заперта, а стало быть, Эмма у себя в гнездышке. Только накануне воскресного дня, когда завершился тягучий субботний вечер, давший очень мало прибыли, причиной чего обитатели «Чили-Квин» считали присутствие в его стенах Эммы, Эдди, заперши дверь и отправив девушек спать, прошла на кухню и неожиданно застала там поджидавших ее Неда и Эмму.
— Я уже стала подумывать, не уехала ли ты, — сказала Эдди.
Посмотрев на нее, Эмма с ноткой раздражения в голосе произнесла:
— Я знаю, что мое присутствие для тебя обременительно, и уеду отсюда, как только брат пришлет мне деньги.
— Тут у нас возникла идея, — сказал Нед.
Эдди перевела на него взгляд и сказала:
— Давайте обсудим ее в гостиной. Не знаю, как вам, а мне сейчас просто необходимо выпить.
Втроем они направились в переднюю часть дома. Вслед за ними поплелась и Уэлкам.
— Только тебя еще здесь не хватало, — сказал Нед.
— У меня нет от нее секретов. Так что она останется, — сказала Эдди.
Нед хотел было запротестовать, но, посмотрев сначала на Эдди, потом на Уэлкам, а потом снова на Эдди, которая с вызывающим видом подбоченилась, сказал:
— В таком случае оставайся, солнышко.
Эдди опустилась на диванные подушки, чуть ли не полностью заняв своими телесами маленькую софу с красной, влажной от пота клиентов обивкой. Нед и Эмма устроились на стульях напротив, в то время как Уэлкам села в тени, которую отбрасывала плюшевая штора такой длины, что, когда ее задвигали, нижняя ее часть волочилась по полу, как шлейф вечернего платья. Эдди плеснула себе в стакан виски, после чего передала бутылку Неду, который, в свою очередь, налил виски себе. Эмма взяла с подноса бутылку и два стакана, наполнила один из них и протянула Уэлкам; потом налила виски во второй. Прежде чем Эдди успела поднести к губам свой стакан, Эмма одним глотком прикончила содержимое своего.
— Редко встретишь леди, которая так лакает виски, — заметила Эдди.
