Нед — тоже, поскольку Эдди в эту минуту предложила им отвернуться. С другой стороны, громогласно заявить о подмене на станции означало не только раскрыть придуманную Джоном и Эммой махинацию, но и с головой выдать себя. Поэтому Уэлкам промолчал. Он решил вернуться с Эдди в «Чили-Квин», проследить за тем, куда она спрячет деньги, а потом, забрав их из тайника, отвезти их Джону.

И Уэлкам снова зажил в «Чили-Квин» как ни в чем не бывало. Но даже если бы он нашел тайник — а он, как ни старался, так его и не нашел, — оставить Эдди он бы уже не смог. Она страдала от душевной боли, до полусмерти пила и находилась в таком ужасном состоянии, что бросить ее в то время было бы просто бесчеловечно. А потом пришло письмо от Эммы, где сообщалось о смерти Джона и о том, что они с Недом живут в Джорджтауне. Оправившись от этого известия и свыкнувшись с мыслью, что Джона не вернуть, Уэлкам стал постепенно проникаться нежными чувствами к Эдди.

Интересное дело: Эдди, казалось, нисколько не удивилась, когда Уэлкам сообщил ей, что он — мужчина. Она призналась ему, что с самого начала сомневалась в его принадлежности к женскому полу.

— Ла! — воскликнула она, поскольку всегда питала слабость к темнокожим мужчинам.

— Теперь, когда у тебя есть деньги, найдется немало белых мужчин, которые захотят о тебе заботиться, — сказал он.

— Теперь, когда у меня есть деньги, я сама выберу мужчину, который будет обо мне заботиться, — ответила Эдди и потянулась к Уэлкаму. — Вернее, я уже его выбрала, и мужчина этот — темнокожий.

От этих воспоминаний у Уэлкама потеплело на душе. Он отложил в сторону пустую миску и придвинулся к Эдди поближе — так, чтобы ощутить ее тело. Она провела пальцами по его теплой сильной руке, потом стиснула в пальцах его ладонь, и они поднялись с места. В мягком рассеянном свете мексиканских сумерек они не спеша зашагали по площади, где воздух был напоен густыми ароматами чили и вибрировал от мелодичных голосов «чили-квин», на все лады расхваливавших свой товар.