прошел на открытую площадку и огляделся.

И конечно же, сразу их увидел. На перроне остались только двое встречающих, поэтому ошибиться было невозможно. Когда он сошел на платформу, Эмма сделала шаг ему навстречу и взяла его за руки. Она придавала слишком большое значение правилам хорошего тона, чтобы позволить себе заключить его в объятия. Возможно, она не сделала бы этого никогда, ни при каких обстоятельствах, тем не менее по твердому пожатию ее рук и яркому блеску в глазах он понял, что она ему рада. Или просто счастлива по какой-то неведомой ему причине. Она, казалось, полностью восстановила свои душевные и физические силы, но он не знал, радоваться этому или печалиться.

— Здравствуй, друг мой, — сказала она, продолжая сжимать его руки.

— Как ты, Эмми?

— Хорошо. — Ее голубые глаза на мгновение затуманились, а улыбка притухла. — Я хочу сказать, у меня все более-менее. — Она опустила глаза на его руки, снова с чувством их сжала, потом отпустила — без особого желания, так ему показалось, хотя утверждать что-либо относительно Эммы ему бы и в голову не пришло. Как ни крути, актерство у нее было в крови — как, впрочем, и у него тоже. «Вполне возможно, она и сейчас играет», — подумал он.

— Неда ты, разумеется, знаешь, — сказала Эмма.

Негр согласно кивнул.

— Ну а ты, Нед, без сомнения, знаком с Джубалом Уэлкамом.

Стоявший за спиной у Эммы Нед уставился на него пристальным суровым взглядом.

— Только не как с мужчиной, чтоб меня черти взяли, — произнес он с чувством, переводя взгляд с желтых перчаток Уэлкама на его лицо и темные, с поволокой, выпуклые глаза.

Никто не засмеялся. Вместо этого мужчины принялись настороженно прощупывать друг друга взглядами. «Как-то неудачно все получилось», — подумал Уэлкам. В результате все оказались в затруднительном положении. Особенно Эмма. Но и он, Уэлкам, тоже. Когда эта махинация только еще начинала раскручиваться и обретать форму, Эмма, чтобы ненароком себя не выдать, приучала себя обращаться к нему исключительно в женском роде и, по мнению Уэлкама, благодаря самовнушению так в этом преуспела, что продолжала называть его «она» даже в своих внутренних монологах, а уж это никак не могло ему польстить. Он любил Эмму, правда, по-своему. К Неду он тоже неплохо относился — куда лучше, чем это от него требовалось по роли. Правда, так было только до последнего времени. Промелькнувшие у него в голове воспоминания о событиях, которые произошли после того, как Эмма с Недом встретились, на мгновение заставили его воспылать к Неду злобой. Нед, скорее всего, тоже не питал к Уэлкаму особенно теплых чувств: как-никак он был участником целого заговора, направленного на то, чтобы мошенническим путем выманить у него деньги. Как бы то ни было, Уэлкам не собирался первым делать шаг к примирению. Но Нед, возможно, тоже не слишком стремился к тому, чтобы сделать этот шаг.

Неду следовало отдать должное: он не был злопамятным. Протянув Уэлкаму руку, он широко улыбнулся и сказал:

— Надеюсь, без обид?

Уэлкам пожал протянутую ему руку, но со словами Неда так быстро согласиться не мог. У него имелись серьезные претензии и к Неду, и к Эмме. Да и как могло быть иначе? Джон Роби был его лучшим другом, который вырвал его из рук бесчинствующих молодчиков и всегда относился к нему по-человечески. Если бы потребовалось, Уэлкам отдал бы за него жизнь, но судьба ему такой возможности не предоставила. Интересно, задался он вопросом, могла бы Эмма спасти Джона — пусть даже ценой собственной жизни? Впрочем, он тут же отмел этот вопрос как несправедливый. Эмма, хотя и не выказывала особой страсти по отношению к Джону, была предана ему не меньше, чем он. Но теперь Джон отошел в лучший мир, и Уэлкам сомневался, что Эмма так же будет предана его памяти, как была предана ему самому. Он подумал, что и ему, Уэлкаму, вряд ли удастся сохранить к Эмме прежние чувства, хотя в свое время он боготворил ее и восхищался ею. Она тоже относилась к нему хорошо, во всяком случае, по справедливости, но при всем том они всегда держались друг от друга на определенной дистанции. Между ними в Налгитасе даже произошел довольно резкий обмен мнениями, когда Уэлкаму впервые пришло на ум, что Эмма прониклась к Неду нежными чувствами. Признаться, Уэлкама не так волновал успех предприятия, как то обстоятельство, что Эмма может сделать какую-нибудь глупость, которая причинит Джону боль.

Подняв глаза, он заметил, что Эмма и Нед выжидающе на него посматривают, и быстро сказал:

— Ладно, без обид.

— Ты получил через Чарли мое послание? — спросила Эмма.

— Угу.

— В таком случае ты понимаешь, надеюсь, что мы ничего не могли сделать? Это Джон бросил камень, после чего и началась драка. Ну а как только она началась, остановить Джона уже не было никакой возможности. Ты ведь знаешь, каким он бывал в ярости.

Уэлкам и вправду хорошо это знал и наклонил голову в знак того, что принимает ее объяснения к сведению.

— Впрочем, теперь все это уже не имеет никакого значения, не так ли? Потом мы с Недом обыскали весь каньон в поисках его тела и нашли его на скальном выступе. Мы попытались его оттуда достать, но никак не могли до него добраться. Тело Джона зависло ровно посреди гладкого, как стол, каменного склона. — Эмма на мгновение прикрыла глаза. — Мы бы его никогда оттуда не сняли. Как бы ни старались.

— Понятненько, — протянул Уэлкам. Он и в самом деле хорошо понимал, каких неимоверных усилий стоили эти поиски Эмме, которая ужасно боялась высоты. Впрочем, где находилось тело и как с ним поступили, ему было безразлично. Для него имел значение только сам факт смерти Джона. — А как с деньгами? — спросил он.

Эмма огляделась. Они стояли на перроне одни, но она решила, что осторожность не помешает.

— Давай немного прогуляемся. Я сняла для тебя комнату у «француза». Думаю, тебе там будет удобнее.

Это ей будет удобнее, если он переночует у «француза», подумал Уэлкам. Впрочем, он и сам не испытывал большого желания останавливаться в принадлежавшем Эмме маленьком домике. Во всяком случае, пока там обитал Нед, занявший место Джона. «Интересно, — подумал он, — как Эмма объяснила все это соседям?» Впрочем, решил он по некотором размышлении, соседи постоянно приезжают и уезжают; поэтому, возможно, они этого даже не заметили. И это была горькая мысль.

Все трое в полном молчании вышли из здания вокзала и двинулись по улице в сторону городского центра, минуя белые домики, обсаженные аккуратно подстриженными розовыми кустами и окруженные проволочными изгородями, живо напомнившими Уэлкаму шпильки Эммы, выстроившиеся в ряд на бюро ее комнаты в «Чили-Квин». Когда Уэлкам вспомнил, как они с Джоном бродили по этим улочкам, обсуждая планы очередной проделки и то и дело прыская при этом от смеха, им овладела печаль. Поначалу в играх Эммы и Джона Уэлкаму отводились эпизодические роли носильщика или ломового извозчика. В скором времени, однако, он стал в этом маленьком сообществе совершенно незаменимым человеком, поскольку актерствовал так умело и талантливо, что никому не удавалось вывести его на чистую воду. Успех окрылил Уэлкама, и новое занятие пришлось ему по душе. Даже его жертвы вынуждены были признать, что у паршивого негра хватило мозгов, чтобы обвести их вокруг пальца. Поэтому, когда кузнец Чарли Пи телеграфировал Эмме, что от Эдди ушла очередная домоправительница, Уэлкам отправился в Налгитас и под видом кухарки постучал в заднюю дверь «Чили-Квин», предложив Эдди свои услуги. Эдди, которая в поисках хорошей служанки сбилась с ног, поторопилась принять его на службу и с тех пор считала, что с Уэлкам ей исключительно повезло. Это был первый акт махинации, продуманной мошенниками во всех подробностях. Уэлкам предстояло прощупать почву в «Чили-Квин» перед появлением там Эммы. Если бы выяснилось, что ситуация в заведении сильно отличается от той, которую описал в своем письме Чарли Пи, Уэлкам бы просто-напросто оттуда съехал, а всей затее был бы положен конец. И Джон остался бы в живых, неожиданно пришло Уэлкаму в голову. Однако все сложилось по-другому, а что случилось, то случилось, так что нечего об этом и горевать, поскольку все равно ничего не изменишь, сказал он себе, когда они с Эммой и Недом подошли к маленькому, с зелеными ставнями домику на Роуз-стрит.

— Я купила у «Кнейзеля и Андерсона» лимоны и приготовила для вас лимонад, — сказала Эмма, развязывая ленты своей шляпки и вешая ее на крюк у двери.