– В общем, ты меня понял, – резюмировал он после паузы.
Глеб пожал плечами, швырнул окурок сигареты в урну и отвернулся.
– Что скажешь Митьке? – спросил Толя.
– Скажу, что у мамы секретное задание и она срочно улетела в командировку.
– Поверит?
– Поверит. Так уже бывало.
– Хочешь, пусть он пока поживет у меня, – предложил Толя. – С моими двумя охламонами Митьке будет не скучно.
– Спрошу у него, – сказал Глеб. – Если захочет, я возражать не стану.
– Конечно, не станешь, – тихо и как бы буднично проговорил Стас. – Он же тебе не сын.
Повисла тяжелая пауза. Первым ее прервал Глеб, сухо сказав:
– Ты сегодня не в меру говорлив. Смотри, не наговори лишнего, а то потом придется пожалеть! Если понадоблюсь – вы знаете, где меня искать.
Журналист отвернулся от полицейских и зашагал к машине. Волохов повернулся к Стасу и сказал:
– Какая муха тебя укусила?
– Рассуди сам, – холодно произнес Данилов. – Этот хлыщ притащил Машу на дурацкую презентацию и бросил ее здесь одну, с незнакомыми людьми. А сам в это время пил шампанское с поклонниками и звездами! По-твоему, это нормально?
– Глеб – хороший парень, – неуверенно проговорил Толя.
Данилов нетерпеливо дернул щекой:
– Пустозвон он хороший! И бабник. И еще картежник. Господи, угораздило же Машу связаться с таким гусем!
Толя покачал головой и не то спросил, не то просто констатировал:
– Ревнуешь…
Стас вытаращил на него глаза:
– Чего?!
– Дело твое, – примирительно проговорил Волохов. – Только завязывал бы ты с этим. Маша и Глеб почти женаты. Говорю тебе, он нормальный парень.
Некоторое время Стас пристально смотрел на Толю, усмехнулся и сказал:
– С каких это пор ты стал таким проницательным?
– Он нормальный, – повторил Волохов.
– Ага. Только игрок и бабник!
– А ты?
Стас не нашелся что ответить. После развода с женой, который дался Данилову очень нелегко, он менял женщин как перчатки. В отделе все были уверены, что таким образом капитан Данилов мстит всему женскому полу за измену жены.
– Ладно, – выдохнул Стас. – Хватит о Корсаке. Давай о деле. Маруся – не какая-нибудь безмозглая блондинка. Если у нее есть хоть один шанс спастись или связаться с нами – она его использует.
– Само собой, – согласился Толя и спросил, чуть понизив голос: – Как ты думаешь, похищение связано с делом Черновца?
– Уверен – да, – хмуро ответил Данилов. – Мультяшный подонок угрожал нам. Сказал, что, если мы продолжим копать, нам не поздоровится. Теперь он привел угрозу в исполнение. – Стас потер пальцами лоб и добавил: – Меня другое тревожит.
– Что конкретно?
– Свидетели видели высокого стройного мужчину славянской наружности. Медбрат Лукьянов был приземистый, коренастый, заплывший жирком. А в переулке возле больницы мы видели азиата.
– Думаешь, мы имеем дело с организованной группой? – уточнил Толя.
– Возможно. Но в любом случае мы не распутаем это дело, пока не узнаем причину, из-за которой убили Черновца. Пока что у нас нет мотива. И нет подозреваемого. – Стас помолчал и добавил в сердцах: – У нас вообще ни черта нет!
4
Глеб Корсак сидел в кресле, закинув ноги на банкетку, и пил водку с тоником из широкого стакана. Взгляд у него был остановившийся, остекленевший. Верхняя пуговица на белой рубашке оторвалась, дорогой галстук съехал на сторону. Темные пряди волос упали на лоб, под глазами пролегли глубокие тени.
То и дело рука со стаканом поднималась к губам и опускалась на подлокотник кресла. При этом лицо Глеба оставалось практически неподвижным.
Корсак долгое время проработал в криминальной журналистике, помнил десятки, если не сотни, уголовных дел, присутствовал на массе судебных процессов и допросов. Он был неплохо знаком с психологией преступников.
Мотивы преступников не отличались большим разнообразием. Чаще всего людей толкали на преступления врожденная жестокость, зависть, алчность и страх. Образ мыслей преступников и линии их поведения тоже были довольно-таки однообразными.
Но этот случай был вопиюще необычным. В больнице Лицедей не скрылся с места преступления сразу. Он спокойно дождался приезда оперативников, чтобы понаблюдать за их действиями и поглумиться над ними.
Подонку не хватает острых ощущений?.. Возможно. Каждый борется со скукой по-своему, как сказал Ник Николс.
Лицедей открыто бросил вызов полиции, наперед зная, что подписывает себе смертный приговор. Сделал это умело – с куражом, но не переигрывая. Либо он совсем не боится смерти, либо…
Глеб отпил глоток водки с тоником.
Отпечатков и следов убийца не оставляет, как и положено призраку. Он чрезвычайно ловок и силен. Кроме того, эта сволочь – великолепный актер. Машу Любимову провести сложно, но он сумел это сделать.
Преступник умеет играть и любит повышать ставки. Кроме того, он обожает рисковать. Если исходить из всего вышесказанного, Машу он не убьет. Не должен убить. По крайней мере, не сразу. Возможно, потом – когда выполнит свой план и решит замести все следы…
Глеб поднял стакан к губам, но вдруг замер.
«Да с чего ты решил, что у него есть план?» – спросил себя Глеб.
Что же тогда получается? Лицедей сглупил и приоткрыл свои карты? Или ему неинтересно играть без зрителей?
Глеб отлично знал такой тип игроков. Игра для них – не способ испытать себя или судьбу, но показать другим, на что он способен. Покрасоваться перед людьми, Богом и Фортуной, подразнить их. Часто такими людьми движет особого рода мазохизм, основанный на веселом отчаянии.
Глеб отпил еще глоток. Крепкий коктейль горячей волной пробежал по пищеводу.
Глеб поморщился. Пожалуй, в этом напитке слишком много водки. И, пожалуй, теория о веселом жестоком игроке слишком сложна, чтобы быть правдивой. Тут все намного проще. Либо у преступника зашкаливает самомнение, либо он невероятно умен, либо – невероятно глуп. Либо и то, и другое, и третье вместе. Как бы то ни было, но, осуществив свой план, в живых он Машу не оставит.
Чего добивается Лицедей?
Маша обследовала сейф в квартире Черновца и пришла к выводу, что его вскрывали. Драгоценности и деньги бизнесмена (кажется, сто пятьдесят тысяч долларов?) остались нетронутыми. Следовательно, в сейфе лежало что-то несоизмеримо более ценное. Какая-то вещь – осязаемая, реальная.
Преступник забрал эту вещь, но свою «работу» еще не закончил. Что из этого следует? А то, что эта