фигуры на пергаменте. Она молча покачала головой. Никто из нас не знал, что это значит.
Вложив тонкий листок обратно между страниц, я долистал дневник до конца и остановился на последней странице. Там была еще одна бессмысленная, по крайней мере, для меня, запись.
Etinimpeho, Nox.
Инстинктивно я вырвал страницу и сунул её в карман. Моя мать умерла из-за письма, и, возможно, из-за того, что было написано на этих страницах. Теперь они принадлежали мне.
- Итан, ты в порядке? — в голосе тети Дель сквозило беспокойство.
До «порядка» мне было так далеко, что я даже не мог вспомнить толком, каково это. Мне нужно было выйти из этой комнаты, подальше от прошлого моей мамы, и справиться с хаосом в мыслях.
- Сейчас вернусь, — я скатился вниз по лестнице в комнату для гостей и прямо в грязной одежде завалился на кровать. Я смотрел в потолок, покрашенный небесно-голубой краской, в точности как в моей комнате. Глупые пчелы. Их дурачат, а они и не понимают. А может быть дурачат меня.
На меня напал ступор от переизбытка мыслей и эмоций. Я чувствовал себя тетей Дель, впервые вошедшей в этот старый дом.
Абрахам Равенвуд не остался в прошлом. Он был жив, скрываясь в тени вместе с Сарафиной. Моя мать узнала это, и Сарафина убила ее.
Перед глазами все плыло. Я протер их, думая, что вытираю слезы, но легче не стало. Я зажмурился, но когда вновь открыл глаза, я не видел ничего кроме вспыхивающих огней и цветов, проносившихся мимо, как будто я бежал. Я видел какие-то отрывки и частицы: стена, помятые жестяные урны, окурки. Что бы там ни случилось в моей ванной, это происходило вновь. Я попытался встать, но слишком кружилась голова. Картинки продолжали пролетать мимо, наконец, замедлившись настолько, что я смог разглядеть происходящее.
Я был в комнате, возможно, в спальне. С моего места было трудно определить однозначно. Серый бетонный пол, белые стены, покрытые такими же черными узорами, которые я видел на руках Лены. Когда я смотрел на них, казалось, что они двигаются.
Я внимательно осмотрел комнату. Она должна быть где-то здесь.
- Я чувствую, что отличаюсь от всех остальных, даже от других Магов, — это был голос Лены. Я поднял голову вверх.
Они были прямо надо мной, лежа на расписанном черным потолке, — Лена и Джон, голова к голове, болтают, даже не глядя друг на друга. Они смотрели на пол так же, как я по ночам разглядывал свой потолок, когда не мог заснуть. Волосы Лены лежали на ее плечах, прямо вдоль потолка, как если бы она лежала на полу.
Это могло бы показаться невозможным, если бы я такого еще не видел. Только на этот раз она на потолке была не одна. И там не было меня, чтобы вернуть ее вниз.
- Никто не может объяснить мне природу моих сил, даже моя семья. Потому что они не знают, — отрешенно сказала она. — И каждый день я просыпаюсь, и могу сделать что-то, чего не могла еще за день до этого.
- Со мной так же. Однажды я проснулся с мыслью, куда бы я хотел пойти, и через секунду оказался там, — Джон подбрасывал что-то в воздух и ловил, снова и снова. За исключением того, что он подбрасывал это что-то не к потолку, а к полу.
- Ты не знал, что умеешь Путешествовать?
- До того момента, когда первый раз сделал это, нет, — он закрыл глаза, но подбрасывать мяч не перестал.
- А как же твои родители? Они знали?
- Я никогда не знал своих родителей. Они исчезли, когда я был маленьким. Даже маги сбегут от фрика, стоит им увидеть одного.
Я не мог сказать, лгал ли он. В его голосе были горечь и боль, звучавшие искренне.
Лена перевернулась на бок и приподнялась на локте, чтобы лучше его видеть.
- Мне очень жаль. Это, должно быть, ужасно. По крайней мере, у меня была бабушка, чтобы заботиться обо мне, — она посмотрела на мяч, и он застыл в воздухе. — Теперь у меня никого нет. Мяч упал на пол. Он подпрыгнул несколько раз и закатился под кровать. Джон повернулся, чтобы посмотреть на нее.
— У тебя есть Ридли. И я.
— Поверь мне, как только ты узнаешь меня, быстро удрать уже не успеешь.
Между ними сейчас было всего несколько дюймов.
- Ты не права. Я знаю, каково чувствовать себя одиноким, даже если вокруг полно людей.
Она ничего не сказала. Неужели именно так она себя и чувствовала, когда была рядом со мной? Она чувствовала себя одинокой, даже когда мы были вместе? Когда она была в моих объятиях?
- Ли? — мне стало плохо, когда он назвал ее так. — Когда мы доберемся до Великого Рубежа, все будет по-другому, обещаю.
- Большинство людей говорят, что его не существует.
- Это потому, что они не знают, как его найти. Ты можешь попасть туда только через Туннели, я отведу тебя туда, — он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я знаю, ты боишься. Но я буду с тобой, если ты этого хочешь.
Лена отвернулась, вытирая один глаз тыльной стороной ладони. Я увидел черные завитушки, которые стали мрачнее, они меньше были похожи на рисунки, сделанные шарпи, больше на татуировки Ридли и Джона. Она смотрела прямо на меня, но она не могла меня видеть.
- Я должна убедиться, что я никому больше не наврежу. Не важно, чего хочу я сама.
- Это важно для меня, — Джон большим пальцем аккуратно стер Ленины слезинки, наклоняясь к ней ближе. — Ты можешь мне доверять. Я не причиню тебе боли, — он прижал ее к груди, положив ее голову себе на плечо.
Я больше ничего не слышал, и видеть ее стало труднее, как будто изображение стало уменьшаться. Я заморгал, пытаясь сфокусироваться, но когда я снова открыл глаза, передо мной вновь был кружащийся голубой потолок. Я повернулся на бок, лицом к стене.
Я снова был в комнате тети Кэролайн, а они исчезли. Вместе, где бы они сейчас ни были.
Лена забывала меня, она откровенничала с Джоном, и ему удавалось вернуть прежнюю Лену, которой, я думал, больше нет. Может быть, я никогда и не смог бы удержать
Вы читаете Прекрасная тьма
