— Мы все иногда делаем глупости, Барбара. В чем дело?

— Я хочу поверить тебе то, что тяготит меня уже много лет…

— Уже много лет?

— Ты, конечно, помнишь ту ночь, много лет тому назад, когда Ричард встретил в лесу на тропинке того…

— О какой ночи ты говоришь, Барбара? Он приходил сюда не раз.

— Я говорю о той ночи… о той ночи, когда леди Изабелла покинула Ист-Линн, — ответила она, не находя другого средства пробудить воспоминание мужа. Затем, с нежностью вложив свою руку в руку Карлайля, она прибавила: — Помнишь ли ты, как Ричард вернулся еще раз, после того как простился с нами, и сказал, что встретил в переулке настоящего Торна? Он упомянул о том, что этот человек имеет обыкновение откидывать со лба волосы, говорил о необыкновенной белизне его руки и о бриллиантовом перстне, блестевшем при лунном свете. Помнишь ли ты это?

— Очень хорошо помню.

— С той самой ночи я нисколько не сомневалась в справедливости его слов. Я была убеждена, что Торн и капитан Левисон — одно и то же лицо.

— Почему же ты не сказала мне об этом, Барбара?

— Как же я могла сказать тебе об этом, в особенности тогда? Позднее, когда Ричард был здесь, в тот снежный, морозный вечер, он уверял меня, что знает сэра Фрэнсиса Левисона, что он видел его вместе с Торном, — эти слова сбили меня с толку. Но сегодня, проезжая в коляске мимо гостиницы «Ворон», я видела, как он произносил речь, и узнала тот самый жест… Я убеждена, что Торн и Левисон — одно и то же лицо, и если Ричард уверял, что знает и того и другого, то он жестоко ошибался. Прости меня, Арчибальд, мне не хотелось напоминать тебе об этих вещах, но я убеждена, что Левисон выдавал себя за Торна.

— Я также убежден в этом, Барбара.

Молодая женщина, смутившись, отступила назад и взглянула на мужа:

— Как! Неужели ты знал это и тогда, Арчибальд?

— Я узнал только сейчас. Дилл, Эбенезер и Бетель, с которыми я только что виделся, стояли перед гостиницей «Ворон», слушая речь моего противника. Бетель узнал его, но был чрезвычайно удивлен, когда ему сказали, что это Левисон. Говорят, что, увидев его, Левисон сконфузился, а Бетель, не отвечая на расспросы товарищей, удалился. Эбенезер объяснил Диллу, что выдающий себя за Левисона — не кто иной, как прежний Торн, тот самый, что ухаживал за Эфи Галлиджон.

— Арчибальд, — продолжала молодая женщина, — я послала за Ричардом.

— В самом деле?

— Я попросила его приехать сюда в субботу вечером. Письмо уже отправлено. Милый, возлюбленный мой Арчибальд, что можно сделать, чтобы оправдать моего брата?

— Виновный — Левисон, следовательно, я не могу действовать.

— Как! Даже ради Ричарда? Арчибальд!..

Карлайль взглянул на жену своими честными глазами:

— Дорогая моя, как же я могу действовать?

По щеке Барбары скатилась слеза, выдававшая ее гнев и горечь.

— Подумай хорошенько, Барбара! Я готов действовать против всякого другого, только не против Левисона; если я выступлю против него в качестве обвинителя, то могут подумать, что я хочу отомстить ему!

— Прости меня, ты совершенно прав. Но что же мне делать?

— Это довольно запутанная задача… Дождемся приезда Ричарда.

Это было в один апрельский вечер. Уже стемнело, надвигалась ночь. Уильям Карлайль и леди Изабелла сидели в полуосвещенной детской. Догоравшие в камине угли уже не вспыхивали ярким пламенем, но миссис Вин не заботилась об этом. Уильям тихо лежал на диване; она сидела возле него, сняв очки, потому как знала, что дети не могут узнать ее. Уильям лежал с полузакрытыми глазами, и она думала, что он заснул. Вдруг мальчик тихо спросил:

— Когда же я умру, миссис Вин?

Эти неожиданные слова горько отозвались в сердце бедной женщины.

— Что это ты говоришь, дружок? Кто сказал тебе, что ты умрешь?

— О, я это очень хорошо знаю. Вокруг меня все хлопочут. Вы слышали то, что сказала недавно Энн?

— Что такое?

— Помните, когда она принесла чай? В то время я лежал на ковре, но не спал. Вы еще сказали ей: «Энн, пожалуйста, будьте осторожнее: может быть, ребенок не спит».

— Я что-то этого не помню, — тихо заметила Изабелла.

— Она сказала, что я на краю могилы.

— Не обращай внимания на то, что она сказала, мой милый. Скоро наступит хорошая погода, и ты непременно выздоровеешь.

— Миссис Вин!

— Что, дружок?

— Зачем меня обманывают? Я уже не такой маленький мальчик, как Арчибальд. Скажите мне, что со мной?

— Ничего. Ты немного слаб. Как только к тебе вернутся силы, все пойдет очень хорошо.

Уильям с недоверчивым видом покачал головой. Это был вдумчивый и не по годам развитый мальчик. Он и без неосторожных слов Энн мог бы догадаться, что он опасно болен; он понимал, что его почему-то жалеют и берегут больше других. Ребенок ясно понял, что смерть приближается быстрыми шагами, и не ошибся в этом.

— Но если я не очень болен, то почему же доктор Мартен не захотел сегодня разговаривать с вами при мне? Почему он отослал меня в другую комнату и тогда только рассказал вам о моей болезни?.. Умереть легко, когда нас любит Бог. Это мне сказал лорд Вэн, у него умер маленький брат.

— Это был болезненный ребенок, который не мог выжить; он с самого детства был очень хилым.

— Ах! Так вы его знали?

— Да, я слышала о нем, — ответила Изабелла, стараясь скрыть собственный промах.

— А вы, миссис Вин, почему вы так опечалились после того, как поговорили с доктором Мартеном? И с чего вам жалеть меня? Ведь я не ваш ребенок.

Эти слова, вся эта сцена наполнили сердце матери несказанной горечью. Она опустилась на колени возле дивана и дала волю слезам.

— Ну, вот видите! — воскликнул Уильям.

— О, Уильям, у меня также был когда-то маленький сын, и когда я смотрю на тебя, то думаю о нем… Вот почему я плачу!

— Я знаю, вы уже говорили об этом… Его звали, кажется, Вильямом, не правда ли?

Она наклонилась над ним:

— Знаешь, милый Уильям, кого Бог очень любит, того Он скорее других призывает к себе. Когда ты умрешь, то полетишь на небо. Я знаю многих, кто счел бы себя счастливым, оказавшись на твоем месте.

— Вероятно, вы сами сочли бы себя счастливой.

— Да, — прошептала она сдавленным голосом. — На мою долю также выпало много горя. Иногда мне кажется, что я не в силах больше переносить его.

— Разве ваше горе еще не прошло?

— Оно не оставит меня до моего последнего вздоха. Ах, если бы я умерла ребенком, я избавилась бы