вывалилась в Питере. Чемодан больше таскать я не могла. Я остановила такси и сказала правду. Что у меня есть 95 копеек и я прошу его довести меня как можно ближе к метро на эти деньги, потому что чемодан неподъемный. Таксист, не говоря ни слова, довез меня до дома и поднял чемодан на мой этаж. Дверь была закрыта. Но это уже было неважно. Соседей тоже не было. Я свернулась клубком на чемодане и решила соснуть часок-другой. Рано или поздно меня найдут. Через пять минут к моей двери подошла молодая красивая блондинка, вынула ключ и стала открывать дверь. Я поняла, что расплата есть. Вот она шизофрения. Кто это? Где родители? И куда мне теперь идти? И вдруг, обернувшись, с милым акцентом она говорит: «Вы, наверное, Алиса, заходите, пожалуйста». Оказалось, что это очередная подружка Вероники из Польши, что папа и бабушка на даче, а Верка куда-то усвистала праздновать свой день рождения. Ведь в последний раз я звонила ей из Польши и сообщила, что еду в Ригу. А потом я исчезла. Ну, она решила начать волноваться после праздника. И, в общем, правильно сделала. Я была дома в 9 утра 14 августа. Как и хотела.

Какое счастье меня охватило в квартире! Конечно, через несколько часов все семейство собралось дома. Веронюша была в восторге от тряпок, которые я ей привезла, потом она носила их почти десять лет, настолько они оказались удачными. Я в Польше получила первые в жизни французские духи фирмы Коти. Это были МОИ духи. Закончились они два года назад. Я пользовалась ими только в самых редких случаях, потом я нашла такие же в России, но пахли они уже совсем не так. Чуда не произошло.

И вот мы собрались поехать на отвальную. Отвальную решили сделать у нас на даче. Дача была дивная. На перроне значилось название: «67 клм». Нет, не км, а именно клм. Так и написано. Этот 67 клм был на финляндской дороге на Сосново. До 39-го года эта часть принадлежала Финляндии. У нас была времянка. Сделана она была на славу и, несмотря на устрашающий вид снаружи, внутри очень уютная: две сносные комнаты и буржуйка. Забора у нас не существовало в принципе, потому что папа отказывался его ставить, чтобы не мешать людям, поэтому чего-чего, а проходящих через наш участок людей было в отличие от клубники хоть жопом ешь. Но зато вокруг — болото, бешеное количество клюквы и грибов, головастики, жуки плавунцы, водомерки. Я с детства знала все о лягушках и их превращениях из головастиков, видела, как из прозрачной оболочки, прилепленной под водой на стебле камыша, вылезает стрекоза, оставляя в воде свой прозрачный отпечаток, который потом держится еще неделю. Под перевернутой ванной росли подосиновики, а по дороге на углу около забора чьей-то дачи — россыпь лисичек. А самое главное — два озера. Если пробежать через участок дяди Вани, который разводил кроликов, то Малое Барковое озеро было в трех минутах, а с другой стороны Большое Барковое. Малое Барковое — озеро с торфяным дном, легко переплываемое, а Большое потому и называлось Большим, что в длину его переплыть самостоятельно было практически невозможно, а в ширину — только до острова. Справа перед спуском к озеру — земляничная поляна, окруженная кустами дикой малины, кислица везде и несметные россыпи голубики, черники и морошки. Под времянкой на поляне среди зарослей вереска — брусника, с разноцветными глянцевыми листиками от нежно-салатных до густо-зеленых, почти черных. Спуск был очень крутым, буквально на край озера, и только там росли кувшинки, а после купания волосы пахли какими-то удивительными духами. И еще этот конец озера отличался тем, что обойти его было почти невозможно из-за бесчисленных родников, которые именно в этом месте через каждые несколько шагов впадали в него.

Мы решили отвальную делать именно там. С собой у нас был хлеб и вино из изюма, сухой закон как раз был в разгаре. Нас было пятеро. Света, похожая на хрупкого эльфа с огромными синими глазами и пшеничными волосами, Полина, с копной каштановых волос, Ира, на одной фотографии мы очень похожи, а так совсем нет, статная блондинка Даша, Лена, с колдовскими зелеными глазами, и я, брюнетка, длинноволосая и черноглазая. И было нам от 17 до 19 лет.

Додачи надо было идти пару-тройку километров. Когда мы вышли, начался дождь. Я такого никогда не видела — ни до, ни после. Он не шел. Это не был обычный питерский дождь. Ниоткуда на нас вдруг упала стена дождя. Вымокли мы за три минуты. До трусов. Включительно. Мы пришли в нашу времянку, будучи иллюстрациями из «Принцессы на горошине». Вода лилась с нас ручьями. Сухой одежды на даче не было. Мы затопили буржуйку, слепили размокший хлеб и принялись запекать его по-новой, развесили сушить всю одежду. Девочки завернулись в одеяла, у меня же был черный халат типа кимоно, в золотых звездах и каких-то странных колдовских символах. И вдруг время остановилось. Кроме маленькой комнаты, освещенной только огнем в буржуйке, и нас не существовало ничего. Если бы мы открыли дверь, за ней бы ничего не было. Просто ничего. Ни времени, ни пространства. Это почувствовали все в той комнате. Может, все дело в таких специальных волшебных дождях. Во второй раз — и в моей жизни последний раз, — когда это случилось, тоже шел дождь и горел живой огонь. Мы пили вино, ели хлеб и разговаривали. Я помню лишь, что это был настоящий разговор. Может быть, самый важный из всех. Но как любое волшебство — уже не вспомнить о чем. И мы все понимали это и не могли поверить, что так бывает. Потом дождь начал стихать, и мы решили пойти на озеро. Просто нельзя слишком использовать волшебство. Натягивать на себя мокрые тряпки было невозможно. Белые ночи уже прошли, но настоящая темнота еще не наступила, по ночам стояли сумерки. И мы решили бежать без одежды. В первый раз в жизни каждая из нас решилась на это. И мы побежали. Бежали мы в абсолютной тишине, не говоря ни слова, августовский поселок затих за заборами, на дороге не было даже кошек. Все разные, все юные и все абсолютно обнаженные. Только я не сняла халат, но из солидарности не застегнула его, и он черной мантией летел за мной. Я бежала впереди, показывая дорогу. В мертвой тишине мы выбежали из маленьких улочек и стали перебегать основную большую дорогу поселка. Уголком глаза я увидела, что по ней идут двое мужчин в ватниках и резиновых сапогах. Они как вкопанные замерли посреди дороги. Это заметили все, но, не сбиваясь с ритма, в полнейшей тишине продолжали бежать, пока не скрылись в лесу. Мы кубарем слетели с обрыва к озеру и нырнули в теплую, как парное молоко, воду. И долго, безумно, безудержно хохотали…

Потом дачу продали. Уехала и я. Не знаю, может быть, по поселку еще долго ходили слухи о ведьмах или русалках. Я о них не узнала.

Свету я больше не видела. Она живет в Нью-Йорке. Перед самым отъездом она надела мне на запястье свою фенечку. Из желтого бисера с красным глазом. Как она налезла мне на руку — непонятно. Света очень хрупкая и невесомая — я не видела тоньше рук, чем у нее. И фенечка жила на мне три года. А потом, когда моя жизнь изменилась, она вдруг в одну ночь исчезла. Дома. Бесследно. Лена умерла за месяц до свадьбы, сгорела от рака. Упала, когда играла на гастролях в Японии, и через месяц ее не стало. Я до сих пор не могу в это поверить. Я — в Иерусалиме.

Кто сейчас плавает в том озере… Для кого квакают лягушки, и кто собрал землянику… Не знаю.

Прошло полтора года, как я узнала, что больна раком. Полтора года отчаяния и мучений. Считается, что сейчас я здорова, хоть и неизвестно, сколько времени это продлится.

Я читала, что люди после рака становятся совсем другими. Я другой не стала абсолютно. Я даже не пыталась торговаться… «Я стану лучше» и т. д. Я не уверена, что подхожу под определение «человек, переживший рак». Если болезнь не вернется, мы с Тушкой правы, что боролись. Если не дай бог —… тогда правы те, кто отказывается от борьбы, и тогда прав Озон с его фильмом.

Герой Озона, красивый и модный фотограф, отказывается бороться, постепенно прощается с жизнью и умирает на пляже. Смерть на пляже красива, вызывает зависть (я без иронии). Непонятно только, как это получилось у героя без особых мук и болей.

Но суть в том, что химиотерапия ничем не отличается от болезни. Это жуткая рутина с отвратительными деталями. После химии меня неделю выкручивало, как в стиральной машине. Не можешь спать, смотреть телевизор, читать. Выкручивает до корней руки, ноги, все тело, голову, мозги. Мечтаешь о