А вот Гнатикова следовало нейтрализовать. Если понадобится, то и убить.

Путь в конец зала был проделан без приключений. Никто не обратил на них внимания. Доктор Геббельс распахнул дверь туалета. Там никого не было и Марат, без всякого стеснения, втолкнул Гнатикова внутрь ударом колена под зад.

В сверкающем белом кафелем помещении было пять кабинок, столько же писсуаров и рукомойников. Имелось здесь и то, на что Вербицкий очень рассчитывал. Узкая дверь с наружной защелкой явно вела в подсобку. Гнатиков оглянулся. Марат с удовлетворением отметил, что губы его трясутся, а стекла очков запотели. Волнуется, урод.

– Вы… Не можете меня застрелить, товарищ…

– Тамбовский волк тебе товарищ, – Вербицкий подтолкнул Гнатикова к подсобке. – Пшел. Открывай.

Внутри было темно. Марат различил металлическую стойку с набором инвентаря для уборки, несколько пластиковых ведер. Оценил толщину двери. Если Дмитрий Иванович начнет в нее лупить, дверь долго не продержится, но, чтобы уйти понадобится пару минут.

– Входи. Очень хочется поболтать с тобой на темы стабильности в обществе, но времени нет. Если услышу, что трепыхаешься – выстрелю через дверь.

Сникший Гнатиков покорно вошел в подсобку. Трепыхаться он явно не собирался. Марат захлопнул дверь, повернул защелку. Все. Теперь к Вере.

Проходя мимо одной из кабинок, он услышал что-то похожее на хрюканье. Черт, совсем забыл о Бойцове! Пьян, то он пьян, но вполне способен выпустить дружка. Вербицкий рванул дверь кабинки на себя. Валерий Васильевич был на месте. Стоя на коленях, обеими руками опирался на обод унитаза, пытаясь извергнуть из себя излишек спиртного. Занятие это было таким увлекательным, что он даже не заметил незваного гостя. А Марат и не нуждался во внимании депутата. Вцепился ему в волосы, приподнял голову и резко опустил. Удар лбом об унитаз вырубил Бойцова. Хрюкнув в последний раз, парламентарий затих. Спи спокойно, дорогой товарищ. Вербицкий прикрыл дверь кабинки и вышел из туалета.

В ресторанном зале ничего не изменилось. За исключение того, что на сцене теперь прыгали пышногрудные девахи в обтягивающих майках без рукавов с надписями «Мы – белорусы!» и узких кожаных трусах.

Тьфу, кобылы. Марат с трудом удержался от того, чтобы плюнуть и направился к выходу. Вера поджидала его у такси.

– Ну, как? Поболтал со старыми знакомыми?

– Поболтал. От души. Поехали.

Они забрались на заднее сиденье. Девушка назвала адрес. Таксист завел двигатель, вырулил на шоссе. Он оказался не таким молчаливым, как его собрат по профессии.

– Гм… Странный у вас маршрут, товарищи руководители. Странный, если не сказать больше. Из центра в такую глухомань, да еще на ночь глядя. По-до-зри-тель-но.

– А тебе какое дело? – поинтересовалась Вера.

– Собственно говоря – никакого. Просто сегодня клиентов совсем не было, а семью кормить надо.

– А как же Декрет Верховного Председателя «О дальнейших мерах по искоренению взяточничества»?

– А нам это… Что дальнейшие, что предыдущие – все по барабану, – хмыкнул таксист. – Говорю вам: семью кормить надо, а биотопливо нынче еще раз подорожало. Растут цены. Им декреты не указ, извиняюсь за каламбур.

Вера рассмеялась. Протянула ушлому таксисту кредитку.

– Сними себе сто талеров и закрой рот.

– Вот это по-нашему! – таксист быстрыми движениями фокусника проделал все манипуляции с карточкой. – О! Ошибочка вышла. Сто десять. Вы не против?

– Сказано же тебе: заткнись!

– Никакие вы не руководители, – продолжал таксист. – Я дестабилов за версту чую. Наверняка в Нулевой пожаловали, чтобы какую-то акцию учинить. Честно говоря, давно пора. С их указами, да декретами скоро совсем жрать нечего станет. Эх, жаль поболтать, как следует, не удалось. Приехали!

Машина остановилась у обшарпанной серой девятиэтажки. Вера дождалась пока сочувствующий дестабилам таксист уедет и лишь после этого пошла к подъезду. Вербицкий заметил, что спальный микрорайон Минска сильно отличается от центра. Покосившиеся, ржавые ограды, груды мусора, растрескавшийся асфальт. Полное запустение. Стальная дверь, через которую они вошли в подъезд, тоже дышала на ладан. От домофона осталось лишь углубление с торчащими проводами, а листовая сталь насквозь проржавела. В подъезде было не лучше. Марат судил об этом по запаху. Рассмотреть, что-либо было трудновато – лампочки на лестничных площадках Белоруссии будущего стали непозволительной, буржуйской роскошью.

По выщербленным ступеням они поднялись на третий этаж. Вера остановилась. Дождалась, пока глаза привыкнут к темноте. Подошла к одной из трех дверей и постучала в нее условным стуком. Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял Талаш. Черный костюм диверсанта он сменил на свой фирменный наряд – гимнастерку, галифе и, конечно же, знаменитую кубанку.

– Проходите, – прошептал он. – Я уж, грешным делом подумал, не случилось ли чего. Вера, не молчи. Как там с Константиновым?

– Порядок, – девушка достала из кармана конверт. – Здесь карта и электронный ключ.

Все окна двухкомнатной квартиры были плотно зашторены. Освещалась она огоньками множества свечей. Больше всего Вербицкого поразили иконы. Картонные и деревянные они висели на стенах, стояли на подоконниках, ютились на книжных полках. Куда бы ни смотрел Марат, повсюду он натыкался на строгие взгляды святых.

– Что Вербицкий, интересно? – улыбнулся Талаш. – Хозяйка этой квартиры верит в Бога. А это у нас категорически запрещено. Религия – опиум для народа. Белорусам предписано уповать не на Всевышнего, а на Верховного и не забивать себе голову разной ерундой. Правда, Светлана?

– Каждому воздастся по делам его, – отвечала худенькая женщина лет пятидесяти, в косынке и сером платье, которую Вербицкий не сразу заметил в полумраке. – Конец Света близок и тем, кто разрушал храмы Божьи, придется отвечать перед высшим судом. Проходите в зал.

Вся компания была в сборе. Багор и Антидот тоже переоделись и теперь, усевшись на продавленный диван, занимались чисткой оружия. На большом столе лежало десятка два гранат, два «дробыша», фляжка, пять фонариков с резинками для крепления на голове и пожитки Вербицкого. Красная майка с изображением комманданте Че, джинсы, кроссовки, проспект и сотовый телефон.

Талаш открыл конверт, придвинул одну из свеч.

– Федя, полюбуйся на карту.

Антидот тоже решил взглянуть на подарок Константинова, но Багор оттолкнул его локтем.

– Отвали. Не твоего ума дело. Лучше вон гранаты в вещмешок складывай.

– И что за отношение? – вздохнул Бельский. – А Вербицкий? Может, ты скажешь? Как воевать, так вместе, а как доверять – так выборочно. А что у нас во фляжечке?

Не дожидаясь разрешения, Гриша отвинтил пробку и понюхал содержимое.

– Мать честная, самогон! Можно мне глоточек?

Багор вырвал фляжку, завинтил пробку и прицепил к поясному ремню.

– Сказано тебе – за победу пить будем!

Скрипнула дверь ванной. Вышла Вера сменившая костюм руководителя на черный наряд ниндзя. Талаш оторвался от карты. Сунул руку в карман и протянул девушке изящный пистолет небольших размеров.

– Зорге просил передать. На удачу. Браунинг. Решил, что даме не стоит таскаться с автоматом. Сказал, что работает, как часы, хоть и старинный. В магазине – семь патронов. Берешь?

– Раз на удачу – возьму.

Настал очередь Вербицкого менять наряд. Он сгреб в охапку свои вещи, прошел в ванную. Комнатушка только носила громкое название ванной комнаты. Самой ванны здесь не было и в помине. Остались лишь крепления в полу, да кран, свисавший над дырой, заменявшей слив. Марат быстро переоделся. Засовывая в карман телефон, он нащупал там что-то мягкое. Ромашка. Подарок Веры. Совсем засохла.