не в состоянии были в течение считанных часов сосредоточиться для совместного удара по врагу. Удар под непосредственным руководством начальника Генерального штаба Красной Армии Жукова получился не кулаком, а растопыренными пальцами.

С учетом изложенного в большой спешке Кирпонос вынужден был немедленно нанести по немцам два удара, с севера и юга. Каждый удар силами трех механизированных корпусов (всего около 3700 танков), по флангам наступающей группы немецких армий «Юг» фельдмаршала Рундштедта. Кстати, в распоряжении Рундштедта была только одна, 1–я, танковая группа, насчитывающая всего 799 танков разных типов.

Поэтому всякие утверждения борцов с «культом личности», что Сталин якобы не подготовил страну к войне, поэтому у наших генералов было «мало» танков, не соответствуют действительности.

Ввиду неготовности наших войск к одновременному удару по противнику, выполнение Директивы № 3 вынуждены были разделить по времени на отдельные этапы. Для осуществления первого этапа контрнаступления Жуков и Кирпонос имели три механизированных корпуса южной ударной группировки: 4–й механизированный копус генерал – майора А. А. Власова (того самого: будущего защитника Киева, одного из героев победы над немцами под Москвой, заместителя командующего Волховским фронтом, командующего 2–й ударной армией и, в коечном счете – предателя), 8–й механизированный корпус генерал – лейтенанта Д. И. Рябышева и 15–й механизированный корпус генерал – майора И. И. Карпезо. Из них только 15–й механизированный корпус смог вовремя сосредоточиться для наступления, остальные два – в исходный район атаки необходимо было еще перебросить.

Северную ударную группу наших войск в составе трех механизированных корпусов: 22–го – генерал – майора В. С. Тамручи, 9–го – генерал – майора К. К. Рокоссовского и 19–го – генерал – майора Н. В. Фекленко, – планировалось ввести в сражение позже, после сосредоточения указанных корпусов в районе Владимира – Волынского.

Тем не менее Жуковым и Кирпоносом к концу первого дня войны был издан приказ: уже в 9–00, 23 июня «во взаимодействии с 4–м механизированным корпусом и 3–й кавалерийской дивизией 6–й армии нанести удар в направлении Радзехов – Сокаль и уничтожить танковую группу противника, действующую в направлении Сокаль – Радзехов».

Однако, как говорил наш русский военный гений А. В. Суворов, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Такими оврагами тогда оказалась все та же военная связь, которой высшие руководители Красной Армии и лично Жуков в предвоенное время явно не уделяли должного внимания.

С потерей связи, отдельные командующие армиями, не получая распоряжений свыше, начали действовать по своему разумению. В результате силы механизированных корпусов ими были разделены на части для решения абсолютно разных задач.

В течение дня 23 июня связь штаба Юго – Западного фронта с подчиненными армиями практически отсутствовала. В этот день успела выдвинуться и приступить к выполнению Директивы № 3 только лишь некоторые части 15–го и 22–го мехкорпусов. Этих сил было явно недостаточно, чтобы остановить 1–ю танковую группу немцев. К исходу 23 июня немецкие танки, одной из ее дивизий, достигли Брестечко.

За это время основные части наших 4–го и 8–го мехкорпусов согласно предписаниям, указанным в так называемых «красных пакетах», двигались в противоположную сторону от намеченного Жуковым и Кирпоносом района сосредоточения. Вечером начальник штаба Юго – Западного фронта Пуркаев доложил вышестоящим начальникам: «С утра 24–го числа участвовать в контрударе смогут только 22–й и 15–й мехкорпуса, да и то не всеми силами (в 22–м корпусе будет задействована лишь одна дивизия). Четвертый корпус задействован на Львовском направлении, 9–й и 19–й подойдут только через двое суток, а стрелковые части – через несколько дней».

Таким образом, по вине высшего командования Красной Армии первые дни войны прошли в изнуряющих маршах мехкорпусов с целью занять исходное положение для удара по противнику сначала в одном направлении, затем – в другом.

Удар по немцам, хотя и не всеми имеющимися в распоряжении силами, все же был предпринят с 25 по 29 июня. Этот удар превратился в крупнейшее танковое сражение начального периода Великой Отечественной войны.

Наступление 1–й танковой группы немцев было задержано до конца июня, однако – слишком высокой ценой. По некоторым источникам, потери наших мехкорпусов за это время составили 2648 танков. Это – результат поспешности, отсутствия единого руководства и слабости противовоздушной обороны.

Из всех корпусов наиболее успешно действовал 9–й мехкорпус К. К. Рокоссовского, но и в нем численность танков к 7 июля сократилась более чем наполовину.

Большое количество танков вышло из строя по техническим причинам и из-за отсутствия горюче – смазочных материалов. Мехкорпуса вступали в сражение после 200–400 километров марша, в ходе которого они несли значительные потери от ударов вражеской авиации, господствовавшей в воздухе.

Отсутствие бесперебойной связи приводило к потере твердого и непрерывного управления войсками, все это приводило к неизбежному запаздыванию приказов и распоряжений, а нередко – к их взаимоисключению. В условиях быстроменяющейся обстановки потеря управления войсками приводила к самым пагубным последствиям для нас, и очень выгодным – для немцев.

Таким образом, не выполнив требования собственной Директивы № 3 и одновременно загубив почти все танковые дивизии Юго – Западного в первые дни войны, «Георгий – Победоносец» Жуков поздно вечером 26 июня благополучно вернулся в Москву к выполнению своих служебных обязанностей начальника Генерального штаба, хотя и с сильно подмоченной репутацией.

Однако И. В. Сталину к тому времени было не выяснения причин срыва задачи по овладению Люблиным, и даже не до разбора «полетов» на Юго – Западном фронте, в том числе не до определения виновников гибели его мехкорпусов.

В это время, как вспоминает Жуков: «В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал – лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии».

Дело в том, что эти «стратеги», а также направленные Сталиным в помощь командующему Западного фронта генералу Павлову маршалы Шапошников и Кулик не только загубили войска трех советских армий: 3–й, 10–й и 4–й, но и допустили немцев к ближним подступам Минска. Причем без всяких надежд спасения столицы Белоруссии.

На фоне этих неудач, в глазах И. В. Сталина, Жуков казался практически единственным военачальником, на которого еще можно было положиться. И Жуков берет всю полноту власти в Ставке Главного Командования и уже в 10 часов 05 минут, 27 июня лично передает по «Бордо» приказ командованию Западного фронта. Из текста «Воспоминаний и размышлений» Жукова:

«Жуков. Слушайте приказ Ставки Главного Командования.

Ваша задача:

Первое. Срочно разыскать все части, связаться с командирами и объяснить обстановку, положение противника и положение своих частей, особенно детально обрисовать места, куда проскочили передовые мехчасти врага. Указать, где остались наши базы горючего, боеприпасов, продфуража, чтобы с этих баз части снабдили себя всем необходимым для боя.

Второе. Выяснить, каким частям нужно подать горючее и боеприпасы самолетами, чтобы не бросать дорогостоящую технику, особенно тяжелые танки и тяжелую артиллерию.

Третье. Оставшиеся войска выводить в трех направлениях…

Четвертое. Иметь в виду, что первый механизированный эшелон противника очень далеко оторвался от своей пехоты, в этом сейчас слабость противника, как оторвавшегося эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части, особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся, организуйте сначала мощный удар по тылу первого эшелона противника, двигающегося на Минск и Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться против пехоты.

Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа. Особенно большой успех получиться, если сумеете организовать ночное нападение на мехчасти…».

Как видно из вышеизложенного, Жуков в этот драматический момент думал не о спасении нашей армии и страны, а – о славе. Казалось, он только на днях опростоволосился со своей Директивой № 3 и должен быть более осторожен с концепцией немедленного «контрблицкрига». Однако, даже накануне падения Минска, в условиях полной потери управления войсками, когда нашему командованию неизвестно было положение не то что войск противника, но и собственных войск, в том числе местонахождение Маршала Советского Союза Кулика, прибывшего коренным образом изменить положение и спасти Минск, Жуков настаивает не на обороне, а на организации «мощного удара по тылу первого эшелона противника». По его, Жукова, приказу оставшиеся еще целыми танки шли на запад без разведки, без должного количества боеприпасов и топлива на скорую свою погибель.

Таким образом, нам становится понятным, куда делись 14 200 танков, находившихся в нашей действующей армии в самом начале войны. Почему мы в 1941 г. отступали до Москвы, угробив почти всю кадровую армию.

Обладавшая кратным превосходством над противником в танках и авиации, и простым превосходством в артиллерии, громадная сухопутная группировка советских войск в западных приграничных округах была разгромлена немцами по всем