аромат становятся более выразительными и насыщенными.

– А если это вино многолетней выдержки?

– Такое вино практически сразу отдает свой ароматный букет. Поэтому лучше откупоривать бутылку непосредственно перед тем, как разлить ее содержимое по бокалам. К тому же, – нарочито подчеркнул я, – если такое вино подают в ресторане, то бутылку обязаны принести в специальной корзине.

– Знаю, – поспешно вставила Лариса. – Она должна лежать этикеткой кверху.

–  Причем пыль с такой бутылки не стирается.

– По-моему, за исключением горлышка?

–  Скорее всего…

Я меланхолически пожал плечами, но не удержался от того, чтобы не съязвить:

– Во всяком случае, такую бутылку не станут трясти, как осеннюю грушу, а вообще постараются как можно меньше двигать.

Я понял, что попал в точку, и решил блефовать.

– Если бы ты действительно принесла элитное французское вино…

Лариса не позволила мне договорить.

– Чтобы тебе было проще понять, позволь кое-что объяснить, – словно извиняясь, сказала она. – Имей в виду, что я всего лишь констатирую факты…

– Да, пожалуйста, если не трудно, – съехидничал я. – Мне очень интересно послушать.

– Эта бутылка вина была продана на аукционе в Беверли-Хиллз более чем за двадцать тысяч…

– Не слишком внушительная сумма для самого дорогого вина, – заносчиво произнес я.

– Более двадцати тысяч евро, – не без гордости произнесла Лариса, посмотрев на меня уничижительным взглядом. Чтобы окончательно сбить мою спесь, Ларочка как бы между прочим подметила: – Папеньке она досталась совершенно случайно. Он терпеть не может винные напитки и признает только качественную водку. Поэтому, без лишних раздумий, подарил мне эту бутылку, но с тем условием, чтобы я сохранила ее до самого торжественного случая.

– Но тогда не понятно, почему ты не выставила ее на праздничный стол в день нашего венчания? – поинтересовался я.

В моем голосе появились вкрадчивые нотки.

– Да я про нее совсем забыла, – ничуть не смутившись, ответила Ларочка. – Может, для тебя раритет, а для меня это вино не представляет никакой особой ценности.

Она произнесла эти слова с таким неподкупным пафосом, что я отбросил в сторону все нелепые подозрения, обвиняющие ее во лжи.

– Разумеется, сногсшибательная стоимость этой бутылки для тебя не представляет никакого значения. Ведь ты не вложила в ее приобретение ни одного медного пятака. Чужие деньги ничего не стоят!

– Почему чужие? Это были деньги моего отца.

– Не хочу спорить. Но все ж таки давай лучше не будем открывать эту бутылку, – резко возразил я, не решаясь прикоснуться к столь уникальному и дорогостоящему вину. – Лучше отнеси ее, пока не разбила!

– Твое дело… – обидевшись, промурлыкала Лариса. – Я хотела устроить скромный семейный праздник.

– Но не с бутылкой выдержанного французского вина за двадцать тысяч евро, – возбужденно выкрикнул я. – У меня в голове не укладывается такая астрономическая сумма. Для любого нормального человека это же целое состояние.

– Лично тебе какое до этого дело?

– В принципе, никакого дела нет.

– В таком случае расслабься, – посоветовала она. – Живи проще…

– Но я еще не отработал у Грохотова ни единой минуты.

– Что из того?

– Не знаю, что меня ожидает в ближайшем будущем.

–  Счастливая беззаботная жизнь!

– Может, и так, но нельзя исключать некоторые невыясненные нюансы.

– Какие именно?

– А что если мне эта работа не понравится?

– Зато тебе понравятся деньги, которые ты будешь получать!

Я машинально посмотрел в сторону окна. Там при открытой фрамуге мягко колыхались шторы. Сшитые из итальянской ткани, они чудесно гармонировали с основным дизайном гостиной комнаты.

– Да мало ли какие проблемы или же непредвиденные обстоятельства могут возникнуть? – вернувшись к неоконченному разговору, продолжил я. – Возможно, вообще придется отказаться от полученного предложения!

– Мой папа слов на ветер не бросает. Если он решил взять тебя в свою компанию, то останешься доволен.

– В компанию? – раздраженно пробурчал я. – Интересно было бы узнать, в какую именно компанию?

– Вероятно, в компанию по продаже импортных иномарок, – неуверенно пояснила Лариса.

– А я почему-то подумал, что в компанию бандитов и уголовников!

Ларочка недовольно покачала головой. Я понял, что ненароком перегнул палку. Мне ничего не оставалось, как ретироваться в срочном порядке.

– Прости милая, – поспешно произнес я. – Признаю, что с моей стороны это была нелепая неуместная шутка.

У Ларисы на лице появилась довольная улыбка.

– Конечно, я тебя прощаю, мой шалунишка, – с хитринкой в голосе сказала она, но тут же серьезно предупредила: – В следующий раз лучше сначала как следует подумай, прежде чем произнести вслух подобную глупость! Как любит говорить мой отец: «За гнилой базар можно и ответить!»

Для того чтобы полностью реабилитировать себя в ее глазах, мне пришлось крепко обнять Ларочку и в течение получаса добросовестно исполнять свой супружеский долг. Не скажу, что это было мне неприятно или хотя бы обременительно, но особого удовольствия при этом я не испытывал. Лариса перестала быть для меня желанной загадочной женщиной и не возбуждала с прежней дикой страстью. Более того, я не только охладел по отношению к ней, но и вдоволь насытился повседневной семейной жизнью. Я истосковался по свободе. Мне хотелось все бросить, встать и уйти, но мысли о Василии Николаевиче Грохотове не давали покоя. Я ни на секунду не сомневался, что этот криминальный авторитет только и ждет, когда я допущу какую-нибудь малейшую оплошность. Скорее всего, желание всеми правдами и неправдами избавиться от меня было у него гораздо сильнее, чем мое желание порвать всякие отношения с его дочерью и вернуться к разгульной холостяцкой жизни.

– Я в который раз замечаю, что ты постоянно куда-то удаляешься, – прикрывая наготу махровым халатом, укоризненно сказала Лариса. – Ты вроде бы рядом со мной и в то же самое время где-то далеко за линией горизонта.

– Всякий здравомыслящий человек способен отложить в сторону любые, даже самые важные дела, но он не может не думать. Хочу сделать для тебя что-то хорошее, возвышенное, но ничто стоящее не приходит на ум, – солгал я, преднамеренно скрывая от нее истинную причину моей задумчивости.

– Ты делаешь настоящие чудеса в постели. Можешь не сомневаться, это дорогого стоит, – поцеловав меня в кончик носа, прощебетала Лариса.

– Не трудно быть хорошим любовником, особенно если находишься в постели с такой пламенной женщиной, как ты, моя любимая кисонька, – мгновенно отпарировал я.

– Это все хорошо, – пристально посмотрев на меня, сказала Ларочка и тут же спросила: – Но что будем делать с бутылкой французского вина?

– Убери в бар. У нас еще будет более достойный повод, для того чтобы откупорить «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года, – благоразумно посоветовал я. – Сейчас обойдемся бокалом домашнего вина или фужером самого простого шампанского по двести рублей за бутылку.

– Ради тебя мне ничего не жаль, но если ты принял решение, то пусть будет по-твоему, – торжественно провозгласила она. – Какое шампанское лучше, сладкое или полусладкое?

– Без разницы! – натянуто улыбнувшись, ответил я. – Даже самое лучшее шампанское ничто по сравнению с нектаром твоих мягких пухленьких губ.

Ларочка вновь поцеловала меня в кончик носа.

– А все ж таки это здорово, что у нас наконец-то будут свои, кровно заработанные деньги, – возбужденно сказала она.

На ее лице внезапно отразилось плохо скрытое самодовольство.

– Кто бы спорил? Нет ничего лучшего, как получать кровно заработанные деньги, – согласился я, стараясь приглушить крик моей любвеобильной души, исстрадавшейся по прежней свободе, в которой преобладали молоденькие ни на что не претендующие девушки.

– Пока приготовлю колотый лед и шампанское, погладь, пожалуйста, мою любимицу, – попросила Лариса.

– С превеликим удовольствием! Ведь я тоже успел полюбить это дивное создание…

– Приятно слышать. Мне почему-то казалось, что ты не слишком хорошо к ней относишься.

– Глупости, – поспешно возразил я. – Когда приходится выбирать между двумя кисками, конечно, отдаю особое предпочтение только тебе.

С этими словами я откинулся на спинку кресла и обаятельно улыбнулся.

– Как только вернусь, постараюсь во всех красках расписать тебе прелести самостоятельной независимой жизни, – сказала Лариса.

Она окинула меня лукавым взглядом и, слегка приподняв халатик, преднамеренно оголив стройные соблазнительные ножки, почти полушепотом произнесла:

– Если ты, мой шалунишка, будешь хорошим мальчиком, то сегодня я подарю тебе бурную незабываемую ночь.

Прежде чем выйти из гостиной, Лариса с особой осторожностью подала мне мэнскую кошечку, даже не подозревая с каким наслаждением я бы свернул шею этому бесхвостому клубку мурлыкающей шерсти.

После того как мы с Ларочкой распили шампанское, она действительно подарила мне бурную незабываемую ночь, которую не смог бы забыть при всем желании! Что-то подобное этой ночи могло присниться лишь в самом кошмарном сне. Мало того, что Ларочка бесконечно трещала о прелестях самостоятельной независимой жизни, так еще умудрялась, чуть ли не ежеминутно напоминать о своем отце, разрисовывая в самых радужных красках и вознося его до