приданого я получу деревянный крест на собственную могилку.

– Ну что ж, спасибо за откровенность, – собравшись с духом, произнес я. – Но только не нужно петь лирические дифирамбы и разглагольствовать о любви к единственной дочери.

– Ты забыл, с кем разговариваешь? Да за такие слова я тебя в порошок сотру!

– Не стоит утверждать, что заботишься о ее благополучии, если о таковом совершенно не думаешь, – отпарировал я, рискуя схлопотать увесистую оплеуху.

У моего тестя округлились глаза.

– Бунт в моей камере? – спросил он, скрежеща зубами. – Забыл, что твое место возле параши?

– Нет никакого бунта, – хладнокровно ответил я, не имея желания капитулировать перед его негодующим взглядом.

– Тогда что же это такое? К чему весь этот гнилой базар?

От вспыхнувшей ярости Грохотов даже забрызгал слюной. Его лицо мгновенно покраснело как перезревший помидор, а на сморщенном лбу выступили капельки холодного пота.

– Постарайся меня правильно понять, – поспешно сказал я, не желая довести мирно начавшуюся беседу до грандиозного скандала. – Кем бы ты ни был в настоящее время, рано или поздно твоя вспыхнувшая звезда угаснет на голубом небосводе. И как ты считаешь, что будет с Ларисой? Потеряв твое покровительство, она останется на обеспечении мужа. Что, в свою очередь, я смогу ей дать? Мы оба либо сгнием в нищете, либо…

Я вовремя остановился. Как бы там ни было, но на правах законного зятя осмелившись разговаривать с криминальным авторитетом на «ты», я все же не мог не то что сказать, а даже просто намекнуть на то, что его любимая дочурка, если не захочет работать за ничтожную зарплату, будет вынуждена пойти на панель. Впрочем, с каким бы отвращением я ни относился к Грохотову, я никогда не считал его полным кретином и отъявленным негодяем.

– Может, ты в чем-то прав, – сменив гнев на милость, согласился Василий Николаевич. – Раз уж я сделал глупость, позволив моей девочке выйти за тебя замуж, то мне следует решить вопрос и о вашем дальнейшем благополучии!

Он немного подумал и добавил:

– Хорошо! Раз у тебя появилось желание устроиться на работу, значит, пусть будет по-твоему! Для начала я предоставлю тебе не плохую, но и не слишком высокооплачиваемую должность. Первое время будешь смотрящим…

Догадавшись, что я не совсем понимаю, о чем идет речь, он благодушно пояснил:

– В некотором роде ты должен пройти испытательный срок. Я позволю тебе контролировать мелкий бизнес, а уж там, как карта ляжет. Но смотри, зятек, – Грохотов вновь окинул меня взглядом хищного зверя. – Я тебя выдвину, но я же могу и задвинуть! Надеюсь, мы договорились?

Я не очень-то обрадовался, когда понял, что мне придется общаться с отпетыми уголовниками, но безоговорочно принял его предложение, и мы крепко пожали друг другу руки.

Когда Лариса узнала о моем твердом решении заняться бизнесом, причем под непосредственным руководством ее отца, она искренне обрадовалась и даже по этому поводу устроила небольшой семейный фуршет при зажженных свечах и задернутых шторах.

– Теперь наконец-то у нас появятся собственные деньги! Нам больше не придется просить их у папы, – возбужденно сказала она, демонстративно выставляя на сервировочный столик коллекционную бутылку выдержанного французского вина, и тут же добавила: – Мы навсегда перестанем зависеть от его настроения.

– Ну, это вряд ли, – резонно не согласился я. – Так или иначе, но предоставив мне ту или иную должность, Василий Николаевич наверняка станет контролировать все мои действия. Он не только будет знать, где и какую работу я выполняю, но и будет в курсе моих доходов.

– Это уже сущие пустяки, – повеселевшим голосом сказала Лариса. – В любом случае у нас вполне подходящий повод для того, чтобы откупорить бутылочку самого дорогого вина в мире!

– Так уж и самого дорогого? – недоверчиво хмыкнул я. – Ты имеешь хоть малейшее представление о том, сколько стоит настоящее французское вино?

– Ну ты-то, замороженный на Кольском полуострове, откуда можешь знать, сколько оно стоит? – вспылила Ларочка.

Мне захотелось ее словестно умыть.

– Во всяком случае, как я тебе уже неоднократно говорил, смотрю телевизионные новости и регулярно читаю свежую прессу, – ответил я.

У Ларочки от негодования загорелись щеки. Видимо, она поняла, что я пытаюсь ее опустить.

– Последнее время вижу у тебя в руках лишь порнографические журналы, – не без ехидства подколола она.

Я услышал издевательский смех и решил достойно ответить на ее грубость.

– Разве моя вина в том, что ты больше ничего не выписываешь? Если не ошибаюсь, то это не меня, а тебя интересуют всякие «Плейбои» и тому подобные журналы. Впрочем, как и вся «желтая» пресса, – с не меньшей подковыркой произнес я. – В твоей квартире невозможно найти ни одной серьезной книги, ни одну мало-мальски порядочную газету.

– В нашей квартире.

– Хорошо. Пусть будет в нашей, – согласился я.

Мне хотелось щегольнуть перед Ларисой некоторыми познаниями в области виноделия, поэтому я тут же продолжил неоконченную речь:

– Относительно спиртных напитков, моя кисонька, смею заметить, что самая дорогая бутылка французского вина, обнаруженная в замурованном Парижском подвале, была продана за сто пять тысяч фунтов стерлингов!

Ларочка снисходительно посмотрела на меня, но все ж таки решила взять верх.

– Это вино приобрел сын американского миллиардера Малькольма Фарбса в декабре 1985 года, – на одном выдохе уточнила она.

Некрасиво так говорить про женщину, но Ларочка именно скорчила презрительную гримасу. Она окинула меня таким негодующим взглядом, что, честно говоря, мне стало не смешно. Я понял, что перещеголять ее в этом вопросе мне вряд ли удастся.

– Можешь мне не верить. Твои проблемы, – обиженно произнесла она. – Но я предлагаю тебе самый что ни на есть настоящий «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года! А относительно того вина, который был продан в 1985 году, еще спорный вопрос.

– Это почему же?

– Много различных слухов. Есть некоторая неясность…

– По-моему, все предельно ясно, – воспротивился я.

– Дело в том, мой милый котик, что упомянутую тобой бутылку Фарбса необдуманно выставили на всеобщее обозрение. Ее хранили не в винном погребе с определенной температурой, а под стеклом, освещая галогенными лампами.

– Ты хочешь сказать, что его не смогли сохранить и оно испортилось? – догадался я.

– Буквально через одиннадцать месяцев, из-за нарушения теплового режима пробка высохла до такой степени, что провалилась в бутылку.

– Другими словами, ты пытаешься убедить меня в том, что это вино вообще не было настоящим?

– Я не могу заявить со стопроцентной уверенностью, но действительно ходят различные слухи…

– Возможно, ты права, – сказал я, усомнившись в собственной правоте. – В каждом столетии были, есть и будут свои прославленные аферисты.

– Насчет аферистов тебе виднее! Это ведь ты у нас специалист в данной отрасли познаний.

– Намекаешь на пачку пятитысячных купюр, которую мне подбросили…

– Не только намекаю, а кричу во весь голос, – твердо заявила Ларочка. – А вот насчет вина, о котором ты упомянул…

– Я уже понял, что ты о нем наслышана. Уверен, несмотря ни на что, все равно будешь отстаивать свою точку зрения.

– А как же иначе? Ведь было оно действительно настоящим или поддельным, теперь, при всем желании никто и никогда не узнает!

– По-моему, ты явно недооцениваешь современные технологии. Насколько мне известно, даже проводятся международные специализированные конференции с участием признанных экспертов мирового виноделия.

Этим высказыванием я невольно посеял зерно сомнений в ее голове.

– Во всяком случае, можно сказать наверняка, что содержимое этой уникальной бутылки стало самым дорогим уксусом в мире, – уклончиво ответила Лариса.

Я многозначительно пожал плечами. Разумеется, в этом я не мог с ней не согласиться.

– Кисонька моя! Насколько успел узнать характер и привычки твоего любимого папулечки, могу допустить, что ты выставила на сервировочный столик самое что ни на есть настоящее выдержанное французское вино, – простодушно подметил я. – Только его название мне ни о чем не говорит. Я не коллекционирую дорогие вина, и к тому же из меня не получится хороший дегустатор. Извини, но это от природы, либо дано, либо нет! Единственное, в чем я неплохо разбираюсь, так это в откупоривании винных бутылок.

Лариса наигранно отшатнулась. Собравшись с мыслями, взъерошила мои волосы.

– Ты у нас прирожденный алкоголик? – хмыкнула она. – Наверное, до знакомства со мной всю бурную молодость откупоривал в Мурманске дешевый портвейн? За тобой нужен глаз да глаз, а иначе у меня в перспективе маячит незавидное будущее. Того и гляди родной муж начнет прятать спиртное в бачке унитаза.

– К чему такие крайности? Просто знаю, что для откупоривания различного вида бутылок, а также в зависимости от марки вина существуют особые индивидуальные правила, – с твердой уверенностью заявил я.

– Например, какие?

– Молодое красное вино лучше открывать за несколько часов до его употребления.

Я заметил в Ларочкиных глазах промелькнувшую искру интереса. Видимо, она убедилась, что я имею понятие не только о дешевом портвейне.

– Таких тонкостей действительно не знала. Как-то не задумывалась над подобным вопросом. При необходимости винные бутылки для меня всегда откупоривают мужчины. А собственно, в чем фишка? – спросила она.

– При взаимодействии с воздухом его вкус и