Сферии, результатом которой было обнаружение Ариса и Этры, мирно завтракавших возле алтаря возницы Пелопа. Не забыл он упомянуть и о своем хитроумном приглашении Ариса во дворец Питфея.

— Все ты сделал абсолютно правильно, — констатировал Тиест, — но можешь ли ты сказать мне, с кем общается он, как провел вчерашний день вплоть до прибытия в Трезен?

— Могу, принц. Он бродил по порту, разговаривал с моряками, посетил верфь, где завершается сооружение «Гормоны», который будет самым быстроходным и самым большим кораблем в икумене.

— Именно об этом я хотел и узнать. Ты, конечно, уловил мою мысль?

— Да, принц.

— Вот и хорошо. Я надеюсь, что мы и в дальнейшем так же прекрасно будем понимать друг друга. И не думай со мной хитрить, Диодор.

При этих словах у лименарха холодок пробежал по спине. Тиест отошел от него и Диодор, оглянувшись по сторонам, подумал: «Хорошо, что на этот раз Питфей не стал свидетелем нашего разговора!»

14. БОГ ДИОНИС В ТРЕЗЕНЕ

Жители Трезена готовились к празднику в честь бога вина и веселья Диониса. И по мере приближения этого дня в городе росло возбуждение. Оно ощущалось во всем — в каком-то особом блеске глаз мужчин и женщин, молодых людей и стариков, свободных граждан и рабов, в интонации их голоса, в жестах, в беспричинном, нервическом смехе. Атмосфера накалялась как бы в ожидании очистительной грозы и разрядки.

Питфей с беспокойством прислушивался к тому, что могло быть отзвуками глубинных тектонических сдвигов, угрожавших благотворному равновесию сил в жизни города и государства. Пожалуй, он был здесь единственным человеком, которого в эти дни не покидало чувство тревоги. Нет, нет, он, конечно, все понимал. Разрядка необходима людям. И, разумеется, Питфей сознавал, насколько опасно вступать в спор с могущественным богом, ураганом прошедшим по земле ахейцев, разрушая привычный размеренный уклад жизни и низвергая царские династии.

Питфей ставил себя в положение Ликурга и Пенфея и не мог с уверенностью сказать, как он поступил бы сам, будь на их месте.

Ликург, царь эдонийцев, живущих у реки Стримона, мягко сказать, неприветливо встретил Диониса, вернувшегося из триумфального похода в Индию. Местные жители в недоумении глядели на пьяную свиту Диониса, бесстыдных менад и сатиров. А потом началось такое, что трудно было себе представить в самом страшном сне. В одночасье рухнули все нравственные устои в государстве. Суровые, консервативные эдонийцы забыли о семье и работе и предались необузданному разгулу. Великий Дионис, бог-Освободитель, принесший на берега Стримона виноградную лозу и научивший людей изготовлять вино, освободил их от всех запретов и табу. И тогда Ликург решился на дерзновеннейший шаг. Он приказал захватить и связать необузданных спутников Диониса, а самого бога преследовал до побережья моря и тот едва успел спастись на своем корабле. Царь распорядился вырубить все виноградники на подвластных ему землях. И что же? Разгневанный Дионис помутил рассудок Ликургу, и тот зарубил топором своего сына и мать, приняв их за виноградные ветви. А затем по наущению бога эдонийцы растерзали самого несчастного Ликурга.

Столь же страшную смерть принял и двоюродный брат самого Диониса фиванский царь Пенфей, попытавшийся воспрепятствовать массовым вакхическим оргиям, в которых принимали участие члены его семьи. Обезумевшие вакханки — среди них была и мать царя — разорвали на части тело Пенфея.

Сурово наказал Дионис и девственных дочерей царя Тиринфа Прита, отказавшихся принять участие в соблазнительных оргиях во время празднества в честь бога вина и веселья.

Вот о чем думал Питфей по мере приближения праздника, установленного в воспоминание великого события в земной жизни сына Зевса и потому отмечавшегося в Трезене с особой торжественностью и пышностью. А событие это было действительно необыкновенным. Вскоре после возвращения из Индии Дионис прибыл в Погон на корабле, мачты которого были обвиты ветвями плюща и виноградными лозами. Верхом на осле, в сопровождении своей свиты, танцующих менад и сатиров, львов и пантер, он проследовал дорогой от порта до Трезена. Благочестивые жители города устроили ему прием, достойный сына царя богов. В его честь были устроены спортивные игры и соревнования аэдов, состязавшихся в пении дифирамбов Дионису. Довольный приемом, тот собственноручно возложил венки из лавра на головы победителей, а затем неожиданно, покинув город, отправился со своей свитой в горы Адеры, к мрачному ущелью, где, по преданию, находился вход в подземное царство Аида. Дионис спустился в него и долго склоны Адер оглашались стонами нимф и рыданиями осиротевших спутников бога. Казалось, вся природа скорбела и оплакивала Диониса, добровольно сошедшего в мертвое царство теней. Но через день, ровно в полночь, громко зазвучали тимпаны и флейты, и жители города с факелами устремились в горы, туда, где раздавались восторженные крики менад и сатиров: «С нами бог!» Дионис вернулся на землю из владений Аида, вызволив оттуда свою мать Семелу, похищенную ангелом смерти.

В память об этом событии в Трезене ежегодно проводились празднества, которые начинались с перенесения статуи Диониса из Погона в Город, что символизировало прибытие сына Зевса в