- Ох, замутил ты мне голову сегодня, Афанасий! - слабым голосом проговорил Никита Иванович, прикрыв глаза. - Прошу, уймись. Угостись чаем, а о делах завтра говорить будем. Сегодня я хотел с тобою письмо Фердинанду составить по турецкому вопросу. А ты - вона как...
- Прости государь, токмо от сердца речи веду, - поклонился боярин. - Не гневайся. А письмо мы составим, нешто первый раз?
Романов, наконец, позволил себе улыбнуться. Он снова потянулся за чашкой - Никита не любил стылого чая.
Крепкий и холодный ветер дул с востока, с мелкой лужи, по ошибке именуемой морем. Турки называют его Белым, а русские, недавно обосновавшиеся на его берегах, говорят, что море это Азовское, по имени бывшей турецкой крепости, которую они захватили. Унылые берега этого водоёма - несусветная глупость называть его морем, навевали смертную скуку, которую не перебить тем огромным жалованьем, что предложил русский царь при личной встрече в своей новой столице, отвоёванной у поляков. А вот в Крыму стало веселее - три корабля русского флота, вооружённые поистине отличнейшими пушками уничтожили буквально всё, что могло плавать - турки лишились нескольких галеасов, десятка полтора галер, а мелких судов никто не считал. И не жалко было тратить на них ядра? Но русский капитан Алексей Головин, который после окончания контракта Корнелиуса Мартинсона Тромпа, готовился стать адмиралом, рад был каждой тренировке своих бомбардиров в утоплении любой лохани. А потом был Очаков! Славное дельце!
'Забросила судьба...' - в свободные минуты Корнелиус не переставал думать о бытии, осмысливать перипетии своей насыщенной на события жизни. Совсем недавно один из самых успешных голландских флотоводцев, контр-адмирал, участвовавший во многих сражениях, в том числе и в избиении английского флота в совместных с датчанами операциях, теперь был выставлен со службы... Подумать только, в Гааге прознали про то, что он использовал корабли своей эскадры для торговли! Кто этим не занимался?! Ждать окончания наложенного на него наказания, состоя на русской службе оставалось ещё целых два года, лишь потом предстояло возвращение в Соединённые провинции и восстановление на флоте.
'Что же, пусть это время пройдёт не впустую!' - думал Корнелиус, то и дело подавая команды Головину через переводчика, а уж потом тот повторял их своим людям. Тромп, конечно же, ожидал большего от этой работы - командовать лишь тремя парусными кораблями и оравой галер ему было непривычно. Узнай о том де Рёйтер - и Корнелиусу не избежать насмешек, появись он в любой из провинций, даже в новоприобретённой при дележе испанских земель Фландрии. Правда, Головин обещал ещё два корабля в следующем году - но разве этого будет достаточно? Русским повезло, что венецианцы недавно уничтожили большую часть турецкого флота в битве при Дарданеллах, не то этим новоиспечённым морякам османы быстренько бы указали на их место. Хотя...
- Эти пушки великолепны... - пробормотал Тромп, заставив переводчика переспросить, что имел в виду господин контр-адмирал, на что голландец лишь махнул рукою и поморщился.
Сейчас же русские строили главную свою базу флота на берегах мыса Таган-Рог. На зиму именно там укрылась большая часть галер. Тромпу бухта Таганрога показалась весьма удобной для укрытия тут кораблей и устройства верфей. И вообще, русские являли голландцу пример деятельности и настойчивости в достижении поставленных перед собой целей. А их царь оказался очень обходительным и располагающим к себе - напрасно поляки распространяют о нём да о Руси нелестные слухи, Корнелиус теперь знал, что это наговоры. Просто русские здорово надавали заносчивым католикам тумаков, отняли много земель на востоке, вот те и исходят злобой да шлют жалобные письма в Рим, а царь между тем заключает союз с Веной и встречается с послами Венецианской республики. Неудивительно, что в Воронеже адмирал и его свита встретили венецианских мастеров - скоро у русского флота будут и галеасы.
Турки появились неожиданно - Тромп, хоть и предупреждал Головина о такой возможности, сам всё же не верил, что в самый разгар Кандийской войны с Венецией османы отрядят на север какие-либо достойные внимания силы. Корчев и окрестности были достаточно прочно заняты русским гарнизоном, а окрестная местность вычищена от последствий мора, прокатившегося по этой земле два года назад. Поначалу сложно было заставить людей сходить на обезлюдевший берег, первыми были ватаги казаков, грабивших город и прилегающие к нему земли. А после рассказы удачливых товарищей звучали и на Дону, и в Сечи, вызывая у остальных нестерпимое желание повторить успешные налёты на ханство. Прознали о том и в Вильне. И вскоре азовский воевода князь Григорий Ромодановский по приказу государя и по уговору с атаманом донцов, лично напутствовал казаков в лихие рейды, снабжая их порохом, лёгкими пушками и стругами, но четвёртую часть добычи казаки обязывались сдавать в казну. Это устроило всех, после чего началось сущее казачье нашествие на северо-восточные берега Крыма. Ватажники вдоволь потерзали ослабевшие районы полуострова, получив богатую добычу и уведя с собою на Дон и Днепр множество пленников. Казалось, судьба сыграла с крымцами злую шутку - прежние рабовладельцы теперь становились рабами у тех, чьих соплеменников они же сами и похищали. Ныне и они могли испить до дна горькую чашу невольника. Тот же Ян Вольский, нынешней весной увольнявшийся с царской службы на посту начальника Перекопского артполка и отбывавший на Сунгари с новой женой, считал такое положение вполне справедливым.
Несмотря на то, что татары находили в себе силы уничтожать некоторые зарвавшиеся в грабеже ватажки, особенно запорожцев, не всегда согласовывавших свои налёты с воеводами, Корчев был прочно занят русскими, которые устроили в городе перевалочный пункт. Спустя некоторое время Никита Иванович основал Таврическое воеводство и послал туда воеводой Андрея Дашкова, прежде служившего в Астрахани. Дашков взялся за дело рьяно и основательно - первым делом осмотрев невеликие свои владения, он, имея на руках государев приказ, вскоре основал артиллерийские позиции на мысу, названным им же Батарейным. Пушки должны были перекрыть пролив для прохода турецких кораблей к Азову и Таганрогу. К тому времени прибыл на полуостров и адмирал Тромп, а вскоре на этих негостеприимных берегах появилась и группа французских специалистов-фортификаторов во главе с инженером Гийомом де Бопланом, ранее трудившиеся на благо Варшавы, а теперь сменившие работодателя. Французы должны были в самые кратчайшие сроки разработать проект оборонительных сооружений Корчева, прикрывавших бы город от возможных атак с запада. С тех пор прошёл неполный год, татары и турки за это время дважды пытались подступиться к Корчеву, но укрепившийся на недостроенных фортах и в каменоломнях небольшой русский гарнизон и казаки отбили оба штурма, сметая врага залпами картечи из снятых с галер пушек.
- Стало быть, теперь османы решили попытать счастья, напав с моря? - проговорил Тромп, услыхав от Головина, что казаки, которые плавали на стругах вдоль южных берегов Крыма, заметили появление у Сурожа турецких галер и нескольких парусных кораблей.
Ночевавшего в одном из лучших домов Корчева адмирала Тромпа разбудили под самое утро, едва рассвело. Его помощник, морской офицер из фландрского Дюнкирхена, возбуждённым голосом сообщил, что русские заметили приближение турецкой эскадры к восточной оконечности полуострова.
- Господин адмирал, османы и татары снова обложили город! - добавил он и подал Тромпу шпагу.
Быстро собравшись, Корнелиус отправился к причалам - тем временем в тревожно гудевшем городе уже готовились к отражению врага. Трещали барабаны, протяжно пели трубы. Воины, покидая перестроенные под казармы дома, строились на площадях, чтобы строем отправится на позиции. Помимо Рязанского и Армавирского солдатских полков, расквартированных на крайнем востоке Тавриды, тут же находились двадцать четыре орудийные батареи, сапёрные команды и около четырёх сотен донских и запорожских казаков. Кроме того, около полутора тысяч нанятых на строительные работы мужиков подряжались в помощь пушкарям и солдатам.
Три корабля и полтора десятка галер, составлявшие эскадру Тромпа, спустя несколько часов были выведены в море, чтобы там встретить турок. Голландец не скрывал своего пренебрежения к русскому адмиралу, выказывая всем своим видом несерьёзность происходящих тут, на окраине Европы, морских сражений. Он бы никогда не появился тут, если бы не обида, нанесённая ему адмиралтейством - отстранение его от командования сильно ударило по самолюбию Корнелиуса. Так что щедрое предложение русского царя - в восемь тысяч талеров содержания и тысячу талеров морского довольствия, пришлось в самый раз, пусть в Гааге знают, что Корнелиус Мартинсон Тромп не будет сидеть без дела и смиренно
