…Намеченный смелоНад зыбью полейСветящимся меломПо аспидной мгле…Вычерчивал мастерВо весь небосклонЕго, как на частиРазбившийся сон.Чертил он и правилСнега, как рассказ,И гору поставил,И вывел на нас.И падал кусками,И сыпался мел,Но гору на памятьОн кончить сумел!
«Женщина в дверях стояла…»
Женщина в дверях стояла,В закате с головы до ног,И пряжу черную моталаНа черный свой челнок.Рука блеснет и снова ляжет,Темнея у виска,Мотала жизнь мою, как пряжуГорянки той рука.И бык, с травой во рту шагая,Шел снизу в этот дом,Увидел красные рога яПод черным челноком.Заката уголь предпоследний,Весь раскален, дрожал,Между рогов аул соседнийВесь целиком лежал.И сизый пар, всползая кручей,Домов лизал бока,И не было оправы лучшеКосых рогов быка.Но дунет ветер, леденея,И кончится челнок,Мелькнет последний взмах, чернея,Последний шерсти клок.Вот торжество неодолимыхПростых высот,А песни — что? Их тонким дымомВ ущелье унесет.
ГУНИБ
Здесь ночи зыбкие печальны,Совсем другой луны овал,Орлы, как пьяницы, кричали,Под ними падая в провал. И взмах времен глухих и дерзких Был к нашим окнам донесен, Перед лицом высот Кегерских Гулял аварский патефон.